Поэтому я придумал ложь:
— По счастливой случайности, ваш покорный слуга держал арбалет для самозащиты. Увидев, как убийцы выпустили дым, я невольно задумался: какими бы искусными они ни были, в такой ситуации им было не выбраться. Значит, дым был нужен, чтобы дать шанс кому-то ещё. Поэтому я решил, что среди окружения хоу должен быть ещё один убийца. В спешке я закричал, вспомнив, что позади вас никого не было. Если убийца хотел напасть, он должен был подойти оттуда. Так что я наугад выпустил болт. К счастью, добродетель хоу столь велика, что убийца был повержен.
Лу Синь с подозрением кивнул и отпустил меня.
Позже я узнал, что нападавшими на Лу Синя были убийцы из Даюна. Они подкупили того офицера, чтобы убить хоу Чжэньюаня, а затем, воспользовавшись неразберихой в Цзянся, атаковали. Но их безупречный план провалился, и войска отступили.
После этого Лу Синь, видя мой ум и сообразительность, предложил мне войти в его штаб. Но я подумал: его владения граничат с Даюном, а воюют здесь часто. Если вдруг случится поражение, что будет со мной? Да и если кто в Даюне узнает, что это я спас Лу Синя, не пошлют ли убийц за мной? Поэтому я отказался.
Конечно, я не мог назвать истинную причину. Я сказал, что мой покойный отец сокрушался об отсутствии у меня учёной степени, поэтому я решил сдать экзамены. Это был благородный предлог — кто посмеет препятствовать стремлению к успеху?
Так что Лу Синь не только помог мне получить право на экзамен в моём родном Цзясине, но и за два месяца до испытаний дал денег на дорогу в Цзянье. Для безопасности он велел мне ехать с офицерами, отвечавшими за снабжение.
Не имея выбора, я отправился с ними, но по дороге придумал способ освободиться: сказал, что простудился, а времени ещё достаточно, так что можно отдохнуть пару дней. Так я наконец обрёл свободу.
Я ведь не дурак. В девятом году эпохи правления Сяньдэ Южное Чу признало себя вассалом Даюна, отказавшись от императорского титула в пользу звания «правителя государства». Теперь же ходили слухи, что правитель хочет вернуть императорский титул, а это непременно разозлит Даюн, и в будущем неизбежны новые войны.
Я не хотел воевать, но в военной стратегии разбирался неплохо. Даюн силён армией, а что до Южного Чу… Правители и министры погрязли в разврате, командиры трусливы. Даже у прославленного полководца хоу Лу, как я слышал, полно трусов, которых он не раз хотел казнить, но из-за влияния их семей вынужден был терпеть.
Сдавать экзамены в такое время? Я не хотел становиться чиновником гибнущего государства.
Сидя на палубе торгово-пассажирского судна, подтянув колени, я наслаждался свежим ночным ветром. На таких средних судах трюмы заполнены товарами, а верхние палубы разделены на каюты для пассажиров — куда удобнее, чем на чисто пассажирских кораблях. Правда, и цена выше. Но сейчас у меня за поясом несколько сотен таэлей серебра — более чем достаточно. Так что я позволил себе эту роскошь.
Глядя на холодную луну и бескрайние звёзды, я почувствовал вдохновение и продекламировал:
— Тонкий берег. Травы. Лёгкий ветер.
Высокая мачта. Ночь. Челнок.
Над равниной без края — низкие звёзды.
Над рекою великой — луны взлёт.
Разве слава — в писаниях?
В отставке — старый и больной.
Что я? Летучая птица,
Что меж землёй и небом?*
П.п.: *Это стихотворение Ду Фу «Размышления в дорожную ночь» (旅夜书怀). В тексте использован перевод А. Гитовича.
Я уже собирался повторить стихи, как вдруг услышал за спиной аплодисменты. Обернувшись, увидел стоявшего там молодого человека.
Даже в тусклом свете луны моё зрение позволило разглядеть его ясно: статный мужественный юноша. Хотя он был в простой одежде, в нём чувствовалась необыкновенная харизма. Он казался даже более величественным, чем сам хоу Лу, и в нём была какая-то потрясающая притягательность, словно от него веяло весенним ветром.
Я невольно сравнил его с собой. Моё телосложение — самое обычное, разве что я не падал от ветра. Лицо хоть и можно назвать миловидным, но я всё равно выглядел хрупким учёным. В это смутное время девушек больше привлекали элегантные молодые люди, сочетающие гражданские и военные таланты. Даже простой воин, едва умеющий читать, но ведущий себя чуть более учтиво, мог затмить меня в их глазах. Откуда я это знал? Конечно же, потому что служанки в резиденции хоу Лу никогда не смотрели на меня.
Я встал и извиняющимся тоном проговорил:
— Прошу прощения, что потревожил ваше превосходительство.
Тот юноша покачал головой:
— Что вы! Если бы я спал, то пропустил бы такие прекрасные стихи. Скажите, это ваше сочинение?
В душе я обрадовался, но внешне сохранил скромность:
— Мои неумелые строки недостойны высокого внимания, ваше благородие слишком снисходительны.
Юноша внимательно оглядел меня с ног до головы и, наконец, произнёс:
— Вы так молоды, а уже обладаете столь выдающимся литературным талантом. Искренне восхищаюсь. Я — Ли Тяньсян, торговец из владений принца Шу*. Направляюсь в Цзянье по делам. Осмелюсь спросить, как ваше имя и какова цель вашей поездки?
П.п.: Шу 蜀 — царство на западе Китая, ныне — провинция Сычуань.
Про себя я засомневался: хотя у него и был характерный акцент, но звучал он как-то странно. Впрочем, чужие дела меня не касались, поэтому я вежливо ответил:
— Ваш покорный слуга — Цзян Чжэ, второе имя Суйюнь. Еду в Цзянье для сдачи экзаменов.
В глазах Ли Тяньсяна мелькнуло нечто странное:
— С вашим выдающимся талантом, господин, сорвать ветку с коричного дерева в Лунном дворце* должно быть для вас пустяком.
П.п.: *«сорвать ветку с коричного дерева в Лунном дворце» (蟾宫折桂) — идиоматическое выражение, означающее успешную сдачу государственных экзаменов и получение ученой степени.
Я неловко улыбнулся. Если бы не необходимость поддерживать ложь, я бы и не подумал участвовать в экзаменах. Впрочем, у меня был способ провалиться, не вызывая подозрений.
Ли Тяньсян, заметив моё смущение, сменил тему и вздохнул:
— Эх, когда я ехал из Шу, то видел, какая напряжённая обстановка на Центральных равнинах. В Цзянся чуть не начались военные действия. Сейчас вести дела становится всё труднее. Недавно правитель Южного Чу издал указ о повышении таможенных пошлин. Хорошо ещё, что принц Шу отправил послов на переговоры в Южное Чу, иначе наши торговые суда понесли бы убытки!
Я равнодушно заметил:
— Вообще-то правителю Шу не стоило беспокоиться. Южное Чу и Шу связаны, как губы и зубы. Стоило лишь разъяснить эту взаимозависимость, и правитель непременно снизил бы пошлины, а то и предоставил бы торговые льготы.
Ли Тяньсян улыбнулся:
— Как это понимать? Я что-то не улавливаю.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|