Глава 121. Похороны единорога и знакомый след

К тому времени как Хагрид вернулся с подснежниками, акромантулы уже успели проголодаться.

— Это наш инстинкт, — сказал девяносто седьмой внук, несколько пар его глаз сверкали, — но, как и Арагог, я могу контролировать свои инстинкты.

— Это исключительно из уважения к Хагриду, — Арагог обратился к Антони , а затем повернулся к приближающемуся леснику. — Если бы не Хагрид, который доверил тебя мне, я бы ни за что не стал останавливать своих детей.

Хагрид держал в руке большой букет белоснежных цветов, покачивающийся в такт его шагам. Неизвестно, где он их только что собрал.

— Вижу, — усмехнулся Антони . — Но в любом случае, спасибо. В следующий раз почаще бывай рядом с единорогами. Может, и дождёшься, когда этот мерзавец станет чьим-нибудь обедом.

— Чьим обедом? — Хагрид выглядел озадаченным. К его воротнику был приколот подснежник, который раскачивался из стороны в сторону. Когда он наклонял голову, он задевал его своей густой бородой. На фоне его комплекции цветок казался невероятно маленьким.

— Да так, просто шутка, — ответил Антони. Как человек, он не считал, что кто-то должен становиться послеобеденным десертом для акромантулов.

Хагрид не стал выяснять, о чём они говорили. Он выбрал три подснежника, протянул их Антони и попытался убедить Арагога «взять цветок», чтобы тот тоже мог возложить его на могилу единорога.

— Ты и в прошлый раз не возлагал цветы, — проворчал Хагрид.

Хагрид жил в Хогвартсе уже очень давно - он даже был свидетелем похорон прошлого единорога… По словам Арагога, это была прапрапрапрабабушка (пять или шесть раз «пра», Арагог уже сбился со счёта, а затем медленно признался, что память его подводит, да и математика у акромантулов всегда была не на высоте) убитой единорожихи. 

Единороги, как правило, жили очень долго.

Шею Клыка тоже украшал венок из подснежников, надетый поверх ошейника. Антони подошёл поближе и заметил, что цветы были нанизаны на ту же верёвку, на которой Хагрид обычно подвешивал окорок, — Антони даже показалось, что он чувствует слабый запах вяленого мяса. Впрочем, Клык, похоже, не обращал внимания на хрупкие белые цветы на своей шее — стоило Арагогу приблизиться, как он тут же прижался к ноге Хагрида, стряхнув несколько цветков.

 

Антони держал в руках поникшие цветы и недоумённо ждал. Единороги окружили тело плотным кольцом, скрывая от его глаз ужасающее зрелище. Антони успокоился.

Оглядываясь назад, он даже не мог понять, почему его охватило такое горе.

У него уже давно не было таких сильных эмоциональных всплесков. Кровавый Барон упоминал в своих записках, что сам когда-то сомневался, подходит ли ему изучение некромантии, потому что слишком бурно реагировал на всё происходящее. В разговоре с Антони он также упоминал, что некромантия усиливает его эмоции, что в конечном итоге и привело его к тому, что он потерял голову от гнева.

Антони надеялся, что его скорбь естественна, а не результат тайных происков некромантии, пытающейся заставить его что-то сделать. Однако, глядя на убитого горем Хагрида, Антони начал сомневаться. Не слишком ли он равнодушен? 

Антони был уверен: если бы Арагог сказал Хагриду, что убийца — человек, тот бы ворвался в замок, барабаня в дверь кабинета Дамблдора, и умолял бы всемогущего Директора найти убийцу и стереть его в порошок… В прямом смысле, а не с помощью заклинания.

 

Внезапно единороги словно что-то почувствовали и торжественно замерли.

Затем — акромантулы. Они зашелестели лапками, выстраиваясь в ряд. Антони слышал, как некоторые пауки жалуются: зачем Арагог привёл их на эту не имеющую к ним никакого отношения магическую церемонию (в отличие от единорогов или кентавров, в традициях акромантулов не было похорон), но стоило рогу единорога указать в их сторону, как все недовольные щелчки тут же стихли.

Хагрид стоял рядом с Антони , поправляя цветок на своей одежде, отчего тот поник ещё сильнее. Антони достал ещё один цветок и приколол его к коричневой куртке Хагрида. 

— Не трогай его больше.

Единороги, окружившие поляну, внезапно стали казаться ещё больше, сильнее и таинственнее. Двигаясь странной поступью, они начали обходить поляну по кругу.

— Ладно, ладно, — пробормотал Хагрид. — Началось, — он смотрел на процессию единорогов, часто моргая, а затем опустил голову и начал рыться в карманах. Наконец он вытащил носовой платок и вытер им уголки глаз.

Облака на небе рассеялись, и солнечный свет спокойно озарил поляну. Казалось, трава здесь стала зеленее, чем где бы то ни было. Серебристо-белые единороги, словно струящийся лунный свет, окружали залитый солнцем гроб. Двое жеребят встали, перепрыгнули через шею матери и присоединились к процессии взрослых единорогов.

Чтобы не отставать от взрослых единорогов, жеребята бежали лёгкой рысью, подпрыгивая и почти играя. Следовавший за ними большой единорог с печалью посмотрел на них, опустил голову и подтолкнул их носом обратно к матери.

Хагрид громко всхлипнул.

На их глазах солнечный свет становился всё ярче и теплее, а тело единорога на поляне — всё темнее. Завораживающая, чистая магия, исходившая от него, исчезла, и теперь на земле лежало лишь тело, пустая оболочка. Бессмысленные звуки, наполнявшие Запретный лес, внезапно вернулись. Антони услышал пение птиц вдалеке и тихое журчание воды.

Только сейчас жеребята, казалось, начали удивляться, куда подевалась их мать. Они кружили вокруг тела, легонько покусывая её гриву, толкая и пытаясь разбудить.

— Она вернулась к магии, — серьёзно сказал один из кентавров. Они подняли луки, и стрелы полетели в сторону поляны. Антони наблюдал, как град стрел пролетает над его головой и исчезает в пустоте.

Бэйн кивнул самому высокому единорогу. 

— Пойдёмте, — сказал он кентаврам.

Хагрид шмыгнул носом и, ведя за собой Антони и Клыка, подошёл к телу. Единороги, стоявшие в кругу, посмотрели на цветы в их руках и молча расступились, освобождая им путь. Хагрид наклонился и высыпал все подснежники на тело единорога. Белые цветы почти скрыли белое тело.

— Мне… Мне очень жаль… — Хагрид говорил с таким упрёком, словно винил в случившемся себя. — Я худший в мире лесничий! Если бы я лучше охранял Запретный лес, если бы я нашёл этого мерзавца…

Антони молча похлопал его по плечу.

Несмотря на то, что он старался сдерживать свою магию некроманта, он инстинктивно чувствовал, что раны на теле единорога кажутся ему смутно знакомыми. Если бы Антони не был уверен, что его питомцы здесь ни при чём, он бы даже заподозрил кошку-скелета или крысу-призрака — настолько знакомой была ему аура некромантии, исходящая от ран.

С другой стороны, убийца определённо был как-то связан с некромантией. Просто сейчас оба питомца Антони целыми днями где-то пропадали, а Хогвартс был полон магии, и Антони никак не мог вспомнить, где именно он мог почувствовать что-то подобное.

Но Антони не сомневался, что найдёт его. Он и Тайную комнату нашёл, так неужели не сможет найти убийцу единорога?