Глава 11. Дедукция после засыпания

Это был мир ослепительной белизны.

Вернее, незнакомая белая гостиная.

По размеру она казалась больше, чем та, в которой жил Шерлок. По бокам находились две плотно закрытые двери. Мебели почти не было — лишь чайный столик, навесной шкаф да несколько стульев.

И всё.

И посреди этого белого пространства стоял Шерлок, словно чужак, вторгшийся в чужой мир.

Потому что только он был цветным.

И только он мог двигаться.

Всё остальное казалось намертво впаянным в это странное белое пространство. Даже тончайшую паутинку в углу нельзя было ни сдвинуть, ни, тем более, разрушить.

Шерлок не знал, что это за место, и уж тем более не знал, почему он здесь оказался. Просто с самого раннего детства каждый раз, засыпая, он просыпался в этой белой комнате. И так продолжалось уже почти тридцать лет.

Что ещё больше удручало, так это то, что он был заперт. Двери не открывались, он не мог выйти. Звук не проходил сквозь стены и окна. Вероятно, даже свет не мог покинуть эту комнату, потому что, когда он смотрел в окно, то не видел ничего, кроме собственного отражения в стекле.

Замкнутое, мёртвое, безысходное пространство.

К счастью, в этой белой комнате он не чувствовал ни голода, ни усталости. Более того, просыпаясь в реальном мире, он чувствовал себя на удивление отдохнувшим.

Перелопатив горы литературы, он так и не смог понять, что с ним происходит, поэтому, скрепя сердце, смирился, списав всё на странный, повторяющийся сон.

Но он был детективом, а у детективов есть чутьё. И оно подсказывало Шерлоку, что этот странный сон — нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

Что однажды он изменится.

Но как он изменится и когда этот день настанет — он не знал.

...

Зевнув, Шерлок, как и всегда, сел на стул и начал думать.

Первый вопрос… кровавое «YES».

Зачем писать это слово?

Самое простое объяснение — оно имело для убийцы какое-то особое значение.

Но в каком контексте «YES» может обрести столь зловещий смысл, чтобы его пришлось вырезать на трупе? И что убийца хотел этим сказать?

Святой Престол запрещал разглашать любую информацию о семьях своих служителей, поэтому Шерлок почти ничего не знал о прекрасной покойнице. Раскрыть убийство, имея на руках лишь труп, было, мягко говоря, затруднительно.

Но он не паниковал. Он просто сидел, лениво перебирая мысли.

...

Неизвестно, сколько времени прошло, когда тишину на Бейкер-стрит нарушил тихий звук.

В реальном мире Шерлок медленно открыл глаза.

Он скосил глаза на часы на стене. Три часа ночи.

Он проспал всего час.

Затем его взгляд переместился на входную дверь.

Тук… тук… тук…

Стук повторился.

Ночная тишина была такой густой, словно сама ночь давно умерла.

Тук-тук-тук… тук-тук-тук…

Кто бы это мог быть?

У такого человека, как Шерлок, друзей, разумеется, не было. А если бы и были, они бы не стали наведываться к нему в три часа ночи. А если бы и стали, то уж точно не стучали бы вежливо в дверь, а просто вышибли бы её ногой.

Подобное притягивает подобное, и друзья у него, скорее всего, были такими же невоспитанными, как и он сам.

В то же время, глупо ожидать, что трупоед вежливо постучит, прежде чем проломить тебе череп.

Значит… клиент, попавший в беду?

Вполне возможно. В наше время частные детективы брались за всё: от выслеживания убийц и помощи в кровной мести до поиска сбежавших кошек и собак. Лишь бы платили.

— Минуту, — Шерлок встал, одёрнул помятую одежду, убедился, что от неё не слишком сильно пахнет кровью, и открыл дверь.

Скри-и-ип…

Ночной ветер пронёсся по длинной лестнице и сквозь щель в двери ворвался в комнату, принеся с собой холод. Шерлок с удивлением уставился на огромный силуэт за дверью.

— Господин Бальдр? Что вы здесь делаете?

Всё то же бесстрастное, холодное лицо. Всё то же гнетущее молчание. Экзекутор Отдела Правосудия, стоящий на пороге детективного агентства в Нижнем городе, — картина донельзя странная.

Почему-то сейчас он казался ещё крупнее, чем несколько часов назад. Мощное тело под широкой рясой делало его фигуру невероятно массивной, он почти полностью перекрывал собой узкий коридор.

— Тебе… — Бальдр посмотрел прямо в глаза Шерлоку, — нужна помощь.

— Помощь? — удивился Шерлок.

Затем до него дошло, что держать служителя Церкви на пороге посреди ночи — невежливо и, более того, очень странно. Он отступил в сторону, жестом приглашая гостя войти.

Бальдр слегка наклонил голову, чтобы не удариться о дверной косяк, и вошёл в квартиру Шерлока.

Будучи экзекутором, он, разумеется, не испытывал никаких финансовых трудностей. Жильё, которое Святой Престол предоставлял своим служителям, ничем не уступало особнякам аристократов — комфорт, простор и солидность были обязательными условиями.

Поэтому эта дешёвая квартирка должна была показаться ему тесной и убогой.

К счастью, Бальдр не выказал ни малейшего дискомфорта. Словно машина, лишённая понятия об удобстве, он сел на другой старый диван, стоявший у книжной полки, напротив того, на котором обычно сидел Шерлок. Он выглядел точь-в-точь как те клиенты, что были сломлены тяготами жизни.

— Я любил Карин, — медленно произнёс он. — Я хочу, чтобы ты нашёл убийцу как можно скорее.

Шерлок взглянул на кроваво-красную епитрахиль на его груди. Он не выказал ни паники, ни благоговения, свойственного простолюдинам при виде служителя Церкви. Он не склонил смиренно голову. Он просто сел в своё любимое красное кожаное кресло и по привычке соединил кончики пальцев.

Возможно, это была профессиональная деформация всех детективов: как только клиент переступал порог его конторы, он переставал быть экзекутором, а становился просто клиентом. Несчастным человеком, попавшим в беду и нуждающимся в помощи.

— Вы должны понимать, что раскрыть это дело даже в отведённый срок будет крайне непросто, — сказал он.

— Именно поэтому я здесь. Тебе нужна помощь, — повторил Бальдр. — Информация о семьях служителей Церкви засекречена. Изначально это делалось для их защиты. Но сейчас, я думаю, обнародование информации о Карин поможет ускорить расследование.

Его голос оставался ровным, безэмоциональным, но Шерлоку казалось, что под этой маской скрывается глубоко запрятанная скорбь и бессильная ярость — чувства, которые кипели и рвались наружу.

Вот таким и должен быть человек, потерявший жену.