Глава 7.5: На дне

Иезекиилю потребовалось много времени, чтобы перестать плакать. Слезы текли по лицу, когда он пытался осмыслить события последнего часа. Ему потребовалось несколько минут, чтобы плач, наконец, полностью утих. Он перевернулся на спину и уставился в небо. Долгое время он ничего не делал, только направлял магию крови по телу.

После того, как все раны закрылись, он поднял левую руку и посмотрел на порезанную ладонь. Раны затянулись, но кровь осталась. Теперь Иезекииль успокоился, и у него закружилась голова. Он быстро похлопал себя по щекам и сел. Это было неподходящее место, чтобы потерять сознание. Гораздо медленнее, чем шел в лес, он возвращался в город.

Два часа спустя Иезекииль вышел из здания гильдии искателей приключений. Он посмотрел на монеты в руке. Семь медных монет - это все, что он заработал сегодня. По три за каждое ухо и одна за ржавый нож. Иезекииль был почти уверен, мужчина дал ему седьмую монету из жалости. Краем глаза он видел, как мужчина выбросил нож в мусорное ведро. Но мальчик решил, что пожалеть его было вполне естественно.

В пропитанной кровью одежде и с нелепой добычей в виде двух ушей гоблина, он, должно быть, выглядел поразительно жалко. Никто даже не попросил рассказать, как прошла его первая охота.

Когда он направился к кузнице Армина, вспомнил кое-что неприятное. Он потерял топор, который украл. Все пошло не по плану. Он украл, а не попросил топор, потому что знал, что Маркус с дядей не пустят его на охоту. Маркус сделал бы все, чтобы не пустить его... И он был бы прав, поступив так!

Теперь, постфактум, Иезекииль осознал, насколько он был неподготовлен к работе искателя приключений. Неудивительно, что студентов из Элементиума обычно распределяли в уже существующие группы. У него просто не было опыта, необходимого для охоты на монстров. Когда кузница показалась в поле зрения, Иезекииль все думал о том, как объяснит пропажу топора.

Его охватил стыд. Он хотел доказать, что он не обуза. Он хотел доказать, что тоже чего-то стоит. Однако все обернулось не так. Он не только не заработал много денег. Нескольких медных монет, которые он заработал, едва хватило бы на покупку топора.

Вместо того, чтобы улучшить и без того тяжелую ситуацию, он только сделал хуже Маркусу и его дяде. Уголки его глаз начали краснеть. Он стоял как вкопанный за домом. Его взгляд был прикован к двери. Он протянул дрожащую руку. За миг до того, как коснуться дверной ручки, он остановился, медленно убрал руку. Со вздохом он вытащил сумку, в которой были все его деньги, десять медных монет.

Он осторожно поставил сумку на землю перед дверью. Иезекииль постоял еще мгновение. Хотел ли он продолжать жить так? Маркус и его дядя могли бы сдавать комнату, если бы он больше там не жил. Им не пришлось бы покупать ему еду. И он больше не чувствовал бы, что злоупотребляет их добротой.

Больше он так жить не мог. Особенно после воровства топора. Приняв окончательное решение, он постучал в дверь. Затем Иезекииль развернулся и убежал в темноту. Остался лишь мешок с монетами на земле. Иезекииль надеялся, что этих денег хватит хотя бы на оплату топора, в любом случае, больше у него не было.

Слезы навернулись на глаза. Он бежал по улицам города, не заботясь, куда. Это был долгий день, и теперь ему некуда было пойти. Иезекииль оглядел улицу. Кажется, он был недалеко от знаменитого рынка. Ему нужно было найти место для ночлега.

Иезекииль направился к главной улице. Он собирался пойти к рынку, и вдруг увидел кое-что. Его глаза широко раскрылись. Почему сейчас? Почему здесь? Он заметил Лилли, идущую ему навстречу. Не кого-то похожего на нее, не мираж, а действительно ее. Он замер, не зная, что делать. Она тоже заметила его, и на мгновение их взгляды встретились. Все тело Иезекииля покалывало, будто нервы, которые бездействовали неделями, возвращались к жизни.

Затем Лилли отвела взгляд и пошла дальше. Боль пронзила грудь Иезекииля. Он должен был что-то сделать. Он должен был узнать, что случилось. Он собрал все свое мужество и побежал за ней.

"Лилли, подожди!" - воскликнул он.

Она остановилась, напряженно повернувшись, чтобы посмотреть на него. В ее взгляде не было теплоты, только печаль.

"Иезекииль", - сказала она ровным голосом.

Иезекииль колебался. Раньше Лилли называла его иначе, "Зик".

"Лилли, что происходит?" - наконец сказал он. "Почему ты меня игнорируешь? Почему не хочешь со мной разговаривать?"

Она скрестила руки на груди, словно защищаясь, но ничего не сказала.

Иезекииль неуверенно улыбнулся ей. "Я скучал по тебе".

Лилли отвела взгляд. "Прости, Иезекииль", - сказала она дрожащим голосом. "Я не могу больше показываться с тобой". Лилли резко сказала: "Я не хочу быть изгоем. Ты знаешь, что я имею в виду. Другие ученики не оставят без внимания то, что видели нас вместе. Я бы не вынесла этого - изоляции, издевательств".

Ее глаза наполнились слезами. "Я не могу. Я не буду". Она вызывающе покачала головой и бросила на него испытующий взгляд. "Я делаю все, что в моих силах, чтобы устроить свою жизнь в Элементиуме, но нам, простолюдинам, это тяжело дается. Я не могу позволить себе быть ещё и связанной с тобой!"

Обида, должно быть, отразилась на его лице, потому что тон Лилли становился мягче с каждой минутой.

"Пожалуйста, пойми, Зик", - умоляла она срывающимся голосом. "Я не хочу причинять тебе боль, но я должна подумать о себе и своем будущем в академии".

Она бросила на него последний взгляд, а затем повернулась и ушла.

Сердце Иезекииля словно вырвали из груди. Неужели годы их дружбы значили так мало?

Слезы появились в уголках его глаз, и он стоял там, как вкопанный, не в силах пошевелиться. Жизнь в академии и без того была тяжелой, но он думал, что его лучшие друзья будут рядом и помогут пройти через это. Даже когда Лилли держалась на расстоянии, он лелеял надежду, что это было всего лишь недоразумение, лишь временная неудача. Он не ожидал, что потеряет одного из лучших друзей, поступив в академию. Шли минуты, и гнев и обида Иезекииля начали закипать внутри.

Как могла Лилли вот так отказаться от их дружбы? Как она могла даже не попытаться бороться за него?

Ему хотелось закричать, наброситься и дать волю жгучему гневу, но он знал, что это ничего не решит. Вместо этого он вытер слезы и расправил плечи. Он сделал глубокий, прерывистый вдох и попытался взять себя в руки. Несмотря на все его усилия, жжение в сердце, казалось, только усиливалось. Это было знакомое чувство, оно было с ним примерно с тех пор, как он приехал в Элементиум.

Другие студенты высмеивали и принижали его с того момента, как он переступил порог академии. Но он знал, что Лилли всегда будет рядом с ним, будет его постоянным источником поддержки и ободрения. Или, по крайней мере, он ожидал, что будет так.

Знал ли он ее когда-нибудь по-настоящему?

Боль стала слишком острой, чтобы ее можно было вынести, и он обнаружил, что сгибается пополам и задыхается. Он заставил себя глубоко вдохнуть и задержать воздух, сосредоточившись на жжении внутри и на боли, которая, казалось, исходила от этого жжения. И затем, когда он больше не мог задерживать дыхание, он выпустил весь воздух долгим, глубоким вздохом, изгоняя вместе с ним всю боль и разочарование.

Он опустился на землю, задыхаясь. Боль притупилась, превратившись в ноющую пустоту, но разум продолжал дрожать от того, что произошло.

Это всего лишь еще одна трудность, сказал он себе. Я справлюсь и с этим.

Он не мог позволить боли и разочарованию поглотить его, если хотел выжить в Элементиуме. Когда он, наконец, встал, выражение его глаз снова изменилось. Крошечная частичка нежной души, которой он когда-то обладал, рассыпалась, и никто не узнал о ее кончине.

Иезекииль добрался до ближайшего переулка и привалился к стене. Мальчик сидел на земле, прислонившись спиной к стене. Он опустил взгляд на свою окровавленную одежду. Следующие дни будут нелегкими, но он никому не позволит сломить себя - ни врагам, ни друзьям. Он сильнее, чем они могли себе представить.

После охоты на гоблинов Иезекииль обнаружил, что избегает даже Маркуса. Он не мог вынести новой встречи с другом, пока не исправит ошибку. Когда Маркус и Лилли ушли из его жизни, у Иезекииля никого не осталось. Вместо того, чтобы поужинать с Маркусом и Армином, он отсиживался в тесной, грязной комнате, которую снимал. Ему удалось найти место в доме для нищих, где он мог остановиться за три медяка в неделю.

У него пропал аппетит, и он с трудом мог заснуть. Его разум постоянно метался между надеждами, которые он возлагал на себя, будучи студентом Элементиума, и унылой реальностью жизни подмастерья. Он похудел, щеки ввалились, а кожа приобрела нездоровую бледность. Долгие дни в академии, за которыми следовала работа в районе ремесленников, наносили все больший урон его телу и разуму.

Иезекииль продолжал заставлять себя двигаться. Он не пропустил ни одного урока в академии и не пропустил ни одного рабочего дня, но его тело и разум страдали. Он знал, нужно что-то сделать, чтобы вырваться из этой спирали саморазрушения, но не знал, что именно.

Хуже того, со временем одноклассники Иезекииля становились все смелее. Они начали добавлять физические атаки к словесным нападкам. Подаренная кровной магией способность быстро залечивать раны позволяла одноклассникам обижать его, когда никто не видел. Его травмы обычно исчезали в течение нескольких минут, и никогда не оставалось никаких доказательств.

Даже если бы у него были синяки, это принесло бы ему мало пользы. Другие студенты знали, что отсутствие склонности к одной из стихий и принадлежности к дворянству означало, что у него не было защиты. Они использовали любую возможность, чтобы указать ему на это.

Это был непрерывный цикл нападений и исцелений. Иезекииль обнаружил, что чувствует себя более одиноким, чем когда-либо. Он изо всех сил старался оставаться сильным, не позволять ежедневному насилию сломать его, но сохранять надежду становилось все труднее. Несмотря на усилия, он не мог убедить себя, что когда-нибудь сможет стать своим в Элементиуме. Что его когда-нибудь примут другие студенты и хотя бы позволят спокойно существовать.

Он просто хотел найти способ вписаться, чтобы его воспринимали не как обузу.

Семестр тянулся, один несчастный день следовал за другим. Он не мог побороть мучительное подозрение, что борьба в конечном счете окажется тщетной.