— Какая наглость!
Из Зала Мингуан (прим.пер.: Яркий Свет) донёсся гневный рёв императора, напугав розовый комочек, который, любопытно выглядывая из-за двери, тут же спрятал голову.
Раздался грохот… а затем звонкий треск бьющегося фарфора.
— Так ты подданный принца Нина или мой?
Низкий, громоподобный рык был полон ярости и свирепости.
Плохо, папочка рассердился. Брат Система сказал, что у папочки проблемы с головой, он легко вспыхивает и злится, как сумасшедший.
Маленькая булочка, подхватив руками подол платья, бросилась в Зал Мингуан. Девочка бежала, подпрыгивая, как упругий шарик, а серебряные колокольчики, что были завязаны в её маленьких пучках волос, издавали мелодичный звон.
Близко, она вот-вот ворвётся внутрь.
— Ой, моя маленькая госпожа, что вам нужно в такой момент? — Наньчжи легко остановили перед дверями зала. Главный евнух Ли понизил голос, и если прислушаться, в нём всё ещё слышалась дрожь.
От гнева императора у всех кровь стыла в жилах.
— Папочка рассердился, мне нужно к нему, — поспешно сказала Наньчжи (прим.пер.: Южная Ветвь). Она запрокинула голову; её нежное личико, словно вырезанное из розового нефрита, и чистые, как чёрный виноград, глаза были полны невинной детской наивности и тревоги.
Главный евнух Ли:
– …
Когда император Хуэй злился, он не признает никого, даже родных, — кто осмелится к нему приблизиться?
Главный евнух Ли твёрдо произнёс:
— Маленькая принцесса, скорее уходите! Император не вызывал вас. Эй, кто-нибудь, отановите её!
Сердце главного евнуха Ли едва не выпрыгнуло из груди. Он не ожидал, что маленькая принцесса окажется такой смелой: она просто нырнула под его руку и проскользнула мимо.
Порог главного зала был слишком высок для трёхлетнего ребёнка. Маленький розовый комочек, перекинув одну ножку через дверной косяк, кряхтя, заползла на порог, затем перетащила вторую ножку и перевалилась в Зал Мингуан.
Вошла? Или нет?
Главный евнух Ли стоял снаружи, охваченный ужасом.
Зал Мингуан был в полном беспорядке: императорский стол опрокинут на пол, доклады и кисти разбросаны по полу, тушечница разбита вдребезги, чернила разлетелись брызгами, пятная ковёр. Ни одна из стоявших в зале ваз не уцелела.
Император Хуэй (прим.пер.: не секрет, что всем императорам в Древнем Китае при коронации давались новые имена со смыслом, этого, грубо говоря, зовут Выгода) стоял на двухступенчатом возвышении, облачённый в чёрные одежды, цвет которых напоминал застывшую кровь. Его окружала аура хаоса и жестокости, белки глаз были налиты кровью, зрачки черны, словно у дикого зверя, готового потерять рассудок. Он пристально смотрел на коленопреклонённого министра.
— Папочка, папочка… — Цзи Наньчжи (прим.пер.: Цзи в полном имени обозначает четвертого или просто самого младшего ребенка) перебирала своими короткими ножками, подбегая к императору Хуэю.
Её детский голосок заставил напряжённую до предела атмосферу застыть на мгновение. Все на секунду засомневались, не слишком ли они напряжены, и не померещился ли им этот звук.
— Папочка, я так по тебе скучала, — Наньчжи обняла отца за ногу, запрокинула голову и посмотрела на императора Хуэя своими чистыми, искрящимися глазами.
Наньчжи говорила правду: её сердце переполняли сильные, сложные эмоции. Она не могла их проанализировать, но все они слились в одно — тоску и обиду.
Словно она встретила своего собственного папу.
— Ли Чжунцюань, войди сюда! Откуда взялась эта зверушка? Выведите её! — взревел император Хуэй, его глаза были налиты кровью.
От этого рыка главный евнух Ли задрожал всем телом.
Наньчжи:
– …
Он настолько зол, что даже свою дочь не узнаёт? Гадкий папочка!
Наньчжи крепко обхватила его ногу, вцепившись, как коала, и ни за что не хотела отпускать.
— Папочка, это же я, это я! Я твоя доченька! — громко кричала она, пытаясь вернуть императору Хуэю хоть каплю рассудка.
Император Хуэй попытался стряхнуть «зверушку» со своей ноги, но ничего не получалось. Стиснув зубы, он терпел пронзающую до костей боль, словно его мозг рубили топором. Сделав усилие, он отшвырнул ребёнка.
— А-а! — Булочка плюхнулась на попу. Её круглое личико сморщилось в настоящую булочку, всё в складках.
Как же больно попе!
Министр Чжан, до этого коленопреклонённый, вдруг выпрямился, взглянул на сидящую на полу маленькую принцессу, затем на императора, который задыхался, словно дикий зверь, и на его губах появилась лёгкая улыбка.
Если умрёт только он один, это не так страшно. Но если добавится принцесса, это покажет человека, который настолько безумен, что убивает собственное потомство, — жестокий тиран, безусловно, зверь.
Министр Чжан выпрямил спину, словно верный и несгибаемый сановник.
— Ваше Величество, в народе говорят, что из-за того, что вы — кровожадный тиран-демон, Небеса прокляли и покарали вас, лишив потомства. Вся Империя Чжоу будет погублена в ваших руках. Умоляю, Ваше Величество, отпустите тех невинных, кого заключили под стражу! Ваше Величество, вы уже убили так много людей, достаточно, остановитесь!
— Хе-хе… — Император Хуэй издал жуткий смех. Его багровые глаза уставились на министра Чжана. — Я убил так много людей, одним тобой больше, одним меньше. Хочешь умереть? Я исполню твоё желание.
Император Хуэй выхватил меч, висевший на стене. Лезвие слегка дрожало, ослепительно сверкая.
А?!
Наньчжи опешила: он собирается убить министра? Нельзя убивать, нельзя!
Наньчжи быстро поднялась, подбежала и снова обняла императора Хуэя за ногу.
— Папочка, очнись!
С огромным «аксессуаром», висящим на ноге, императору Хуэю приходилось волочить одну ногу. Выражение его лица было диким и ужасающим.
— Отпусти! Я убью тебя!
— Уа-уа-уа, папочка, папочка… — Пронзительный плач ударил прямо в барабанные перепонки императора Хуэя.
Эти всхлипывания, это лепечущее «папочка» — хоть у него и болела голова, но эти слова вонзились, словно гвозди, в его и без того раскалывающийся мозг.
— Ваше Величество! — Министр Чжан повысил голос, полный скорби и негодования. — Великая Империя Чжоу будет погублена в ваших руках! Вы — монарх-разрушитель, пёс, загубивший страну!
— Чшшш… — Острие меча скрежетнуло по полу.
Император Хуэй, сжимая меч и волоча за собой «зверушку», полный жажды крови, направился к министру Чжану, который, казалось, искал смерти.
— Папочка!! — Наньчжи тоже повысила голос, атакуя его неистовым плачем. — Папочка, уа-уа-уа…
Император Хуэй, казалось, разрывался между двумя силами. Он был так раздражён, что уже не хотел никого убивать, а лишь желал избавиться от этого надоедливого детского плача. В ярости он взревел:
— Ли Чжунцюань, вышвырни её вон!
Главный евнух Ли поспешно приказал стражникам вывести министра Чжана, а затем заткнул ему рот платком, преградив путь бурлящим и готовым вырваться наружу верным увещеваниям.
Министр Чжан, полный скорби и негодования, боролся, пока его утаскивали.
Наньчжи, перекатывая своими блестящими глазками, «гремела громом, но не лила дождя» — ни единой слезинки. Она облегчённо вздохнула: «Ох, как же страшно!»
Подняв голову, она встретилась взглядом с его налитыми кровью глазами. Выражение лица императора Хуэя было немного нервным, а взгляд, которым он смотрел на Наньчжи, — подозрительным и чужим.
Его лоб, из-за постоянного хмурого выражения, был испещрён глубокими морщинами, а частые потирания бровей оставили тёмные отпечатки пальцев, придавая ему мрачный и пугающий вид.
Наньчжи отпустила ногу императора Хуэя и своими маленькими ладошками подобострастно похлопала его по ноге, детским голоском произнося:
— Папочка, не сердись.
Голос Императора Хуэя был хриплым и низким:
— Это дочь наложницы Сянь (прим.пер.: это не имя, а титул, можно перевести как добродетельная наложница)?
Наньчжи часто-часто закивала:
— А, да-да-да! Её!
Наконец-то к нему вернулся хоть какой-то рассудок.
Император Хуэй:
— И ты убирайся.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|