Глава 58. В каждой области есть свои гении

Все эти годы у молодого почтальона была лишь одна задача: доставлять газеты в этот городок, а точнее — лично господину Данте. Поэтому он имел доступ ко многим сведениям, что оставались тайной для простых смертных.

— Электричество? — услышав это слово, старик Данте на мгновение замер. Лишь несколько секунд спустя он, казалось, вспомнил об этой «энергии для аристократов», что некогда блеснула и исчезла, вытесненная на периферию в область мелкой механики.

Затем почти инстинктивно перед его мысленным взором пронеслись картины последних десятилетий: всё более громадные паровые танки, обвивающие противоположный берег пролива Дрейка паропроводы толщиной с поезд, бесчисленные солдаты союзных войск, заживо сваренные в своих раскалённых паровых доспехах.

— Хех, — усмехнулся он. — Слишком широкий шаг — не всегда плохо…

Молодой почтальон с трудом сохранял невозмутимость, внутренне лихорадочно гадая, что скрывается за словами старика.

К счастью, в тот самый миг, когда Данте покинул поле боя, он отрёкся от всех своих привилегий и дал клятву никогда не вмешиваться в дела правительства Империи или Святого Престола.

И долгие годы он держал слово. Вёл тихую и неприметную жизнь простого рыбака в этом захолустном городке, ни о чём не спрашивая и ни во что не вникая.

Если бы он нарушил молчание и высказал свою поддержку одной из сторон на Обряде Престолонаследия, этот кандидат практически в тот же миг взошёл бы на трон.

Таким сокрушительным влиянием не обладал даже сам Папа.

— Ладно… не стоит тебе засиживаться у меня, — ровным голосом проговорил старик. — Не заставляй подписчиков ждать свои газеты.

— Есть! — Почтальон инстинктивно вскинул правую руку для воинского приветствия, но тут же одёрнул себя.

Он лишь почтительно поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

Бросив последний взгляд, прежде чем закрыть дверь, он увидел, как господин Данте снял свою рыбацкую робу, собираясь переодеться в домашнюю рубаху.

Его спина была покрыта чудовищными шрамами, словно её окунули в кипящую смолу — зрелище, от которого стыла кровь в жилах. А на левой стороне груди виднелся крошечный, едва заметный тёмно-красный струп.

Поскольку господину Данте приходилось часто выходить в море, он порой невольно обнажал свои страшные раны. Некоторые рыбаки в городке видели их и спрашивали, откуда они. Ответ всегда был один: ожоги от пожара в молодости.

Только почтальон знал правду. Это изувеченное тело — память о схватке с Демоническим богом Бездны, когда Данте в одиночку ворвался в Ад.

За свою жизнь господин Данте дважды стоял на пороге смерти.

Первый раз — от руки того самого бога из Бездны.

А второй — от руки человека.

Когда молодой почтальон впервые услышал это, он счёл это шуткой. Разве мог простой смертный причинить вред божеству Империи?

Пока старик, сидевший напротив, не указал на тот самый неприметный струп на левой груди… и не поведал ему, как бы между делом, давнюю историю…

«Это след от пули. Она вошла спереди, между четвёртым и пятым ребром, а вышла под лопаткой. Пробила грудную клетку и лёгкое. Будь на моём месте обычный человек, она прошла бы и через сердце. К счастью, моё сердце смещено вправо. Шанс один на десять миллионов. Я выжил».

Старик говорил об этом донельзя просто, словно старый рыбак, вспоминающий одно из своих плаваний в юности.

Но у слушателя в голове гудело так, будто его заперли внутри Биг-Бена на берегу Темзы.

«Это была не простая пуля. И не простое ружьё. И тот, кто хотел меня убить, разумеется, был не простым человеком. На самом деле, в этом мире слишком много гениев, просто все они проявляют себя в разных областях. Например, император Августин, который умудряется поддерживать процветание Империи в столь тёмные времена. Или мисс Флоренс Найтингейл, что путешествует по стране, исцеляя больных и раненых. Или генерал Паттон, несокрушимый страж на берегах пролива Дрейка. Я не стану лицемерно утверждать, что я обычный человек. Я знаю, что силён. Но если говорить об искусстве убивать… тот стрелок, пожалуй, самое страшное существо в этом мире».

Такую оценку дал ему господин Данте.

А причиной, по которой он называл его «тот человек», было то, что его так и не поймали. Никто не знал, кто он.

Человек, осмелившийся поднять руку на божество Империи, сумел скрыться.

И это при том, что Данте, истекая кровью, в ярости настиг убийцу, превратив половину его лица и тела в кровавое месиво, оторвав руку и раздробив кости ног в крошево. Но даже после этого тот сумел уйти.

Тогда правительство и верхушка Святого Престола предложили обратиться за помощью к Храму Святого Света, чтобы найти нападавшего, но господин Данте отказался.

«Почему вы отказались? Ведь он совершил против вас непростительное преступление!» — спросил тогда молодой почтальон.

Но старик лишь улыбнулся и покачал головой:

«Он был тяжело ранен. Вряд ли он сможет снова поднять оружие. Даже если он жив, он, скорее всего, ничего не может делать и вынужден побираться, чтобы выжить… Если же в таком состоянии он сможет снова появиться и попытаться убить меня ещё раз… что ж, возможно, это будет означать, что моё время пришло».

Старик, дрейфовавший по реке жизни уже не один десяток лет, порой говорил вещи, непостижимые для молодых.

И тогда молодому почтальону даже показалось, что в этих словах прозвучали нотки какой-то странной, безысходной надежды…

«Хватит об этом, юноша. Я всего лишь старик. Я не хочу, чтобы на меня тратили слишком много внимания и сил. Внимания заслуживаете вы, молодые».

Сказав это, господин Данте похлопал его по плечу.

Даже сейчас почтальон отчётливо помнил это веское прикосновение. И ещё отчётливее — слова господина Данте.

«В каждой области есть свои гении».

Разумеется, себя он гением не считал. Да и в его «области» гениальности проявить было негде.

В конце концов, он был всего лишь рядовым, доставляющим газеты…

...

В маленьком прибрежном городке погода почти всегда стояла тёплая, а солнце светило не меньше шести часов в день. В то же время в Лондоне, в нескольких тысясях километров оттуда, небо было хмурым, как никогда. Холодный фронт, пришедший с севера, сдавил влагу в свинцовых тучах, и они набухли, словно грудь кормилицы, в нетерпении ожидая, когда их осушат.

Отель «Гровенор-Хаус», расположенный рядом с городскими садами Лондона, мог похвастаться превосходным местоположением: отсюда открывался вид на Темзу, но не доносился слишком громкий бой часов. Специально спроектированные окна позволяли любоваться каждым рассветом — редким мгновением, когда можно было ощутить прикосновение солнца.

Но сегодня весь верхний этаж отеля — сто десять номеров, трёхсотметровая открытая галерея, роскошные банкетные залы и все удобства — был полностью закрыт для посторонних.

Собственно говоря, сегодня весь отель был закрыт для всех, кто не являлся важной политической фигурой, высшим чином Святого Престола или другим именитым лицом.

И так должно было продолжаться ещё много дней.

Причина была проста: сегодня в Лондон прибыл Папский легат и избрал своей резиденцией именно этот отель.

Это была величайшая честь, и даже если бы владельцу пришлось пожертвовать двухмесячной выручкой, он был обязан обеспечить своему высокому гостю самую спокойную и уединённую обстановку.

Разумеется, легат Теодор Слоун не обратил на это благочестивое рвение ни малейшего внимания. Несколько дней назад он получил ценные сведения: Святой Наследник уже прибыл в Лондон. Поэтому он приехал в город на целый месяц раньше запланированного срока.

Сейчас он сидел на диване в длинной шёлковой сутане, а за его спиной стояла монахиня и массировала ему виски.

Годы, проведённые на полях сражений, наградили его жестокой мигренью, и с возрастом эта боль превратилась в невыносимую пытку.

В комнате царила тишина, лишь уличный ветер, налетая на окно, издавал едва слышный свист. Теодор почувствовал, что пульсирующая боль в голове немного утихла, и медленно выпрямился.

— Как, ты говоришь, его зовут?

— Шерлок Холмс. Детектив из Нижнего города, без каких-либо связей. Пересекался с госпожой Кэтрин во время расследования дела экзекутора Бальдра, — опустив глаза, почтительно ответила монахиня.

Легат Теодор небрежно кивнул.

— Тогда просто найдите кого-нибудь и убейте его. Не затягивайте. Этот его приближённый проделал долгий путь, чтобы передать мне имя. Нельзя же заставлять человека стараться зря…