Лян Гэр (Часть 1)

Лян Гэр

Хань Лян действительно ненавидел Лян Хунъюй.

В тот год в Кайфэне Лян Хунъюй, не говоря ни слова, усадила его больную мать Бай ши в паланкин. Из-за тряски в дороге он лишился матери в пять лет.

А во время Наньду она вынесла тело Бай ши из паланкина и кое-как похоронила его прямо на обочине.

Теперь это место заняли чжурчжэни, и Хань Лян даже не мог навестить могилу матери и поставить ей благовония.

Но до этого Хань Лян всегда считал Лян Хунъюй просто несчастной.

*

С тех пор, как Хань Лян начал что-либо помнить, сяонянцзы Лян жила в их доме.

Она почти не выходила из своего двора, но Лю мама постоянно ругала ее, называя «цзяньжэнь» и «чанфу».

В юго-восточном дворе жила сумасшедшая старуха, которую привела сяонянцзы Лян. Лю мама иногда обзывала и ее «старой фэнпоцзы».

Каждый раз Бай ши, кашляя, просила ее не говорить таких вещей при ребенке, но ее тон не был строгим, скорее, она потакала ей. Так что Хань Лян с детства слышал эти слова.

Поэтому он знал, что Лян Хунъюй была из низов.

Повзрослев, Хань Лян начал понимать, почему его мать и Лю мама так не любили сяонянцзы Лян.

Мать была женой отца, а сяонянцзы Лян — его наложницей. Конечно, мать не могла любить ее.

Что касается Лю мамы, она просто поддакивала матери, говоря то, что та сама сказать не могла, чтобы хоть как-то унять свою обиду.

Как мальчик, Хань Лян сочувствовал Лян Хунъюй.

Ведь он, будучи мужчиной, когда вырастет, тоже будет иметь много жен и наложниц. И ему бы не хотелось, чтобы кто-то из них страдал.

Иногда он тайком бегал во двор сяонянцзы Лян, чтобы посмотреть, чем она занимается. Оказалось, что она либо сидела взаперти в своей комнате, либо стреляла из лука во дворе.

Он думал, что хорошо прячется, и его никто не замечает, но позже узнал, что сяонянцзы Лян давно знала о его присутствии, просто не обращала на него внимания.

*

Даже такая «тихая» сяонянцзы Лян иногда подвергалась наказаниям.

Хань Лян помнил два самых серьезных случая.

Однажды мать застала его за тем, как он наблюдал за стрельбой сяонянцзы Лян. Тогда мать и Лю мама пришли к ней во двор с людьми, сожгли ее лук и мишень, заставили ее встать на колени и просить прощения, поклявшись больше никогда не тренироваться.

В другой раз ее поймали, когда она, переодевшись в мужскую одежду, пыталась сбежать из поместья. И снова толпа людей ворвалась в ее двор и жестоко избила ее палками.

Хань Лян, как мальчик, был этим очень недоволен. Женщина, переодетая в мужчину, вряд ли собиралась делать что-то хорошее. Это подтверждало слова Лю мамы.

Так как приближался конец года, и отец должен был скоро вернуться, сяонянцзы Лян не убили, а оставили дожидаться его решения.

Но когда отец вернулся и услышал об этом, он лишь сказал:

— Если об этом никто не узнает за пределами поместья, пусть делает, что хочет.

Мать закашлялась еще сильнее, а Лю мама воскликнула:

— Господин! Шила в мешке не утаишь! Как она может быть такой тянь бу чжи…

Отец тут же отложил палочки:

— У меня много дел в армии. В этом году я буду праздновать с солдатами.

Он даже не досидел до конца трапезы и ушел.

*

Отец был занят военными делами и не хотел вмешиваться в эти семейные мелочи. Они его только раздражали.

Кроме того, у Хань Ляна было еще одно предположение: отец так быстро ушел, возможно, еще и потому, что, будучи человеком решительным и беспощадным, он мог в гневе казнить Лю маму за то, что она, простая служанка, посмела критиковать его жену.

Он ушел, не доев, чтобы в канун Нового года в поместье Хань не пролилась кровь.

Эта мысль пришла ему в голову после того, как в третий год эры Цзяньянь он побывал в военном лагере отца.

После этого дня Хань Лян понял, что все эти дрязги в поместье Хань — лишь малая часть мира, а настоящий мир полон опасностей и жестокости.

*

Третий год эры Цзяньянь (1129), Линьань.

Через несколько дней после отречения Гуаньцзя Чжао Гоу в поместье Хань все еще были настороже.

Как и говорила Лян Хунъюй, после того, как указ о всеобщей амнистии достигнет военачальников в разных частях страны, они поймут, что в столице произошли перемены, и поспешат на помощь императору.

Все в поместье Хань ждали этого дня. Но прежде чем это случилось, кто-то постучал в ворота и крикнул:

— Лян Хунъюй здесь?

В тот момент Лян Хунъюй на мгновение застыла. Наверное, потому, что ее давно никто так не называл.

А в душе Хань Ляна бушевали противоречивые чувства.

Он жалел ее за низкое происхождение, но и осуждал за неподобающее поведение. Он ненавидел ее за то, что она обрекла его мать на смерть, но понимал, что в той ситуации, возможно, не было другого выхода.

Она не пользовалась любовью мужа, у нее не было своих детей, только сумасшедшая мать, но она смогла вывезти всю семью Хань из Кайфэна в Янчжоу, а затем добраться до Линьаня вместе с императорским двором. Ее действительно можно было назвать необыкновенной женщиной.

Более того, Хань Лян до сих пор помнил, как два года назад Лян Хунъюй заставила всех бежать на юг.

Тогда она ворвалась в комнату Бай ши с ножом для рубки дров в руке, и никто не посмел ее остановить. Только Лю мама встала перед кроватью, закрывая хозяйку собой, и сказала, что пока она жива, не позволит этой чанфу обидеть госпожу.

Лян Хунъюй, не говоря ни слова, оттолкнула ее на пол:

— Простите, — сказала она и, подняв больную Бай ши с кровати, взвалила ее на плечо.

Пятилетний Хань Лян бросился к ней, пиная ее по ногам и крича:

— Отпусти мою маму!

Лю мама поднялась с пола и закричала:

— Чанфу! Да кто ты такая?! Даже если ты убьешь госпожу, тебе никогда не стать данянцзы в этом доме! Ты никогда не отнимешь у меня Лян Гэра!

Лян Хунъюй взмахнула ножом, направив его на Лю маму:

— То, что я, Лян Хунъюй, отдала, я никогда не заберу обратно. Сейчас чжурчжэни совсем близко. Если мы не уйдем, когда они ворвутся сюда, посмотрим, кто из нас будет чанфу!

Возможно, Лю мама испугалась, что Лян Хунъюй скажет что-то еще, или побоялась, что ее слова сбудутся. А может, ее напугал блеск лезвия. Как бы то ни было, она замолчала.