Глава 9 (Часть 1)

Глава 9

— Старший брат Сяо, ты обычно… во сколько ложишься спать? — спросила Линь Дайюй.

— В час Хай (21:00-23:00), — ответил Сяо Ян.

— Хорошо, тогда я буду приходить к тебе каждый день в это время, — сказала Линь Дайюй.

— Тогда… спасибо тебе за беспокойство, — ответил Сяо Ян.

Хотя это был обычный разговор, Линь Дайюй почувствовала смущение и невольно понизила голос. Сяо Ян, не понимая причины, тоже ответил тихо.

В результате это стало похоже на тайное свидание.

Что за глупости лезут мне в голову? — раздраженно подумала Линь Дайюй. — Наверное, это все из-за Цзя Баоюя, который постоянно уговаривал меня читать «Западный флигель». Его влияние незаметно сказалось на мне, и теперь я придумываю всякие романтические сценарии.

Всему виной этот негодник!

Где-то неподалеку Цзя Баоюй снова чихнул и с притворной обидой пробормотал:

— Эх, я знаю, что многим нравлюсь, но не нужно думать обо мне каждую минуту!

Линь Дайюй покачала головой, пытаясь отогнать эти вздорные мысли.

Ладно, немного смущения — это нормально, главное — держать это при себе, — решила она.

В конце концов, Сяо Ян пострадал из-за нее. Если бы он тогда не бросился на помощь, сейчас бы на его месте была она.

Если бы это случилось…

При этой мысли Линь Дайюй почувствовала прилив страха.

Даже если Сяо Ян преувеличивал, говоря о своей «толстой коже», он все равно гораздо крепче ее, в этом нет никаких сомнений.

Если бы они поменялись местами, и горячая каша попала бы на Линь Дайюй, с ее нежной кожей, ожоги были бы гораздо страшнее, и наверняка остались бы шрамы.

Более того, кто бы тогда менял ей повязки? Как бы она скрыла, что она девушка? Ее бы сразу выгнали из Синчжитана.

Какая досада!

Но даже если бы все повторилось, даже если бы Сяо Ян не смог ее защитить, Линь Дайюй все равно бы обняла того маленького мальчика, Бан-эра.

Если бы горячая каша попала ему на лицо, последствия были бы ужасными.

Все логично. Сейчас ей всего лишь нужно несколько дней менять повязки Сяо Яну — это уже самое благоприятное стечение обстоятельств.

Только вот старшему брату Сяо не повезло. Он принял на себя чужую беду, и теперь ожоги, словно цветы, расцвели на его спине. Он даже лечь не может, наверное, много дней не сможет нормально спать.

Так и оказалось.

Вечером Линь Дайюй подошла к комнате Сяо Яна и постучала.

— Это Дайюй? Входи, дверь не заперта, — отозвался Сяо Ян.

Линь Дайюй открыла дверь и увидела Сяо Яна в нижней рубашке, сидящего за столом с книгой в руках. Он выглядел расслабленным и беззаботным — такое зрелище ей редко доводилось видеть.

Мерцающий свет лампы падал на его лицо, подчеркивая глубокие глаза и изящные черты. На губах играла улыбка. Линь Дайюй встретилась с ним взглядом, но тут же отвела глаза.

Его взгляд был слишком нежным, она не осмелилась смотреть дольше.

— Старший брат Сяо, как ты себя чувствуешь? — спросила Линь Дайюй.

— Раз уж ты пришла менять мне повязки, то чувствую себя прекрасно, — с улыбкой ответил Сяо Ян.

Ну вот, опять шутит! Стоило нам немного сблизиться, как он начал поддразнивать меня.

Впрочем, это лучше, чем постоянные жалобы.

Линь Дайюй подошла ближе, Сяо Ян послушно встал и лег на кровать.

— Старший брат Сяо, тебе не кажется, что ты должен… — неуверенно начала Линь Дайюй.

Сяо Ян понял, что от него требуется:

— Ах, да, я должен снять рубашку! — Он снова сел, лицом к Линь Дайюй, и одним махом стянул рубашку через голову.

— Готово, давай, — сказал Сяо Ян.

Линь Дайюй, стиснув зубы, приступила к делу.

Она осторожно сняла бинты, очистила раны, затем согрела мазь в руках и бережно нанесла ее на спину Сяо Яна.

Его торс был как на ладони. Плечи и спина Сяо Яна имели плавные, рельефные, словно выточенные мышцы.

Его телосложение находилось где-то посередине между юношеской стройностью и мужской мощью, без единого грамма лишнего жира. Оно было идеально.

Прикосновения Линь Дайюй были невероятно легкими.

Сяо Ян, должно быть, терпел боль — она видела это по его глазам, чувствовала своими руками. Однако он не произнес ни слова жалобы, даже не застонал.

Когда Линь Дайюй закончила накладывать новые бинты, Сяо Ян сел, надел рубашку и шутливо заметил:

— У нашей Дайюй отличные навыки ухода! — Он взял ее руку, словно рассматривая диковинную игрушку. — Дайюй, как у тебя такие руки выросли? Такие изящные, даже красивее, чем у девушек. Когда другие ребята меня мазали, они давили так, будто хотели сломать мне кости. Каждая перевязка была настоящей пыткой. Хотя, если честно, я бы и сам не лучше сделал. Мы же все занимаемся боевыми искусствами, почему на твоих руках нет ни царапины?

Сяо Ян снова посмотрел на Линь Дайюй и пробормотал:

— И еще странно… Руки нежные, как лепестки… На ком-то другом это смотрелось бы неуместно, но тебе они так идут. Брат Линь, ты и правда необычный человек.

Линь Дайюй и так чувствовала себя неловко, когда Сяо Ян держал ее за руку, а после этих слов она покраснела, как помидор.

Она выдернула руку и сердито сказала:

— Что значит «необычный»? Меня такой мама с папой родили! Думаешь, я слишком легко прикасаюсь? В следующий раз буду давить сильнее!

Сяо Ян рассмеялся:

— Не надо! Я же тебя хвалю! Ты что, не понимаешь? А, понял! У нашей Дайюй кожа тоньше бумаги, вот ты и смущаешься.

Линь Дайюй замахнулась, чтобы ударить Сяо Яна, но он не уклонился, и ее кулак легонько опустился на его плечо. Линь Дайюй замерла, в ее глазах читались тревога и сожаление.

Видя это, Сяо Ян решил подыграть. Он нахмурился, схватился за голову, наклонился и сказал:

— Ой, как ты могла так жестоко поступить с раненым?

— Старший брат Сяо, прости! Я правда не… не хотела тебя бить… Это все я виновата! Ты… как ты? — Линь Дайюй была полна раскаяния, на ее милом личике вот-вот должны были появиться слезы.

Сяо Ян не знал, то ли он переиграл, то ли Линь Дайюй слишком остро отреагировала. В любом случае, виноват был он. Он обнял Линь Дайюй за плечи и искренне сказал:

— На самом деле, ты меня не ушибла…

Так вот, значит, он просто притворялся!

Линь Дайюй сердито посмотрела на него и попыталась высвободиться:

— Вечно ты надо мной смеешься! Все, завтра я не приду!

Сяо Ян был слишком силен, Линь Дайюй не смогла оттолкнуть его. Он обнял ее еще крепче:

— Нельзя!