Глава 2. Разные неловкости во время празднования Нового года

Первый Новый год Ван Цзин после перемещения выдался на редкость тоскливым и неприятным. Она с нетерпением ждала идеального праздника воссоединения: вместе с новой семьей наклеить парные надписи на воротах, не спать всю новогоднюю ночь, смотреть, как брат запускает фейерверки, получить подарок на счастье, поздравить всех с Новым годом. Хотелось прочувствовать праздничную атмосферу, которой так не хватало в ее прошлой жизни.

Но в итоге, накануне праздника, она узнала, что парных надписей в этом времени еще не существует. За день до Нового года Цай Бинь руководил развешиванием на всех дверях табличек с именами духов. Развешивая, он объяснял растерянной Ван Цзин: — А Мэй, это называется таблички с именами духов… Вот этот — Шэньту, а тот — Юйлу, запомнила?

Ван Цзин хотелось плакать: что это за времена такие, даже новогодних парных надписей нет!

В новогоднюю ночь Ван Цзин с широко раскрытыми глазами сидела на руках у Ван Ши, слушая, как Цай Бинь, Чжан Ши, ее брат и сестра собрались у постели бабушки и разговаривали. Сначала они обсуждали очередную шалость Цай Пина, чью-то свадьбу, а потом разговор перешел к тому, как праздновали Новый год раньше. Вспоминая молодость, Цзян Ши начала сентиментально и бессвязно рассказывать о детстве Цай Биня. Ее речь была путаной, слова невнятными, но вся семья внимательно слушала, и никто не смел перебивать, терпеливо выслушивая «сладкие» и «горькие» воспоминания бабушки.

Ван Цзин немного послушала о «тяжелых временах», а потом решила, что бабушка в силу возраста стала забывчивой и ее рассказы лишены всякой логики, поэтому вряд ли она услышит что-то полезное. Она закрыла глаза, притворяясь спящей, и неожиданно для себя действительно уснула. Так она и проспала всю свою первую новогоднюю ночь.

На следующее утро Ван Цзин вытащили из постели. Зевая и протирая слезы, она наблюдала, как Ван Ши надевает на нее красную хлопковую куртку, красные штанишки, красный ханьфу, красную шапочку… Превратившись в праздничный красный шарик, Ван Цзин подумала: «Мама, как же ты любишь красный цвет!»

Ван Ши привела ее в главный зал, где уже ждал, одетый в новую одежду, Цай Бинь. Цай Пин и А Цзин, увидев, как младшая сестренка, покачиваясь, идет к ним, решили, что это катится большой красный шар. Цай Пин, указывая на Ван Цзин, рассмеялся, и Цай Бинь, не сдержавшись, сказал: — А Мэй сегодня очень нарядно выглядит.

Ван Цзин сморщила нос и посмотрела на отца с братом, но те только сильнее рассмеялись.

— Мама, — сквозь смех спросил Цай Пин, — когда мы будем поздравлять дедушку с Новым годом, А Мэй сможет поклониться?

Ван Цзин задумалась: «Чтобы поздравить с Новым годом, нужно кланяться?»

Когда пришло время поздравлений, к счастью, появилась Ли Ма. Она должна была держать Ван Цзин на руках и кланяться вместо нее. Но Цай Бинь махнул рукой: — Никто не будет кланяться за нее, пусть А Мэй сделает это сама. — Затем он ласково, как волк из сказки про Красную Шапочку, сказал Ван Цзин: — А Мэй, иди, сама поклонись дедушке. У дедушки есть для тебя красный конверт.

Ван Цзин хотелось его поцарапать!

Посмотрев на брата и сестру, которые уже выполнили свой ритуал, а затем на свои маленькие ручки и ножки, Ван Цзин, стиснув зубы, закрыла глаза: «Ради новогоднего подарка, которого я больше никогда не получу, я готова!» Однако «чудачка» неверно оценила длину своих конечностей и толщину одежды. Едва встав на колени на подушку, она, как шарик, покатилась набок, ударившись лбом об пол и содрав кожу.

Ван Ши тут же подхватила ее на руки и, успокаивая, с упреком посмотрела на мужа. «Вот тебе и праздник, — подумала она, — дочка поранилась из-за какого-то глупого поклона».

Цай Бинь, увидев, как Ван Цзин прижимает руку ко лбу, а в ее больших глазах собираются слезы, тоже почувствовал себя виноватым. Потерев нос, он сунул красный конверт в одежду дочери и, взяв ее на руки, ласково сказал: — А Мэй, хорошая, не плачь, не плачь. Если плакать в Новый год, то весь год будешь некрасивой.

Ван Цзин еще больше захотелось его поцарапать: «Разве так говорят отцы? Это не я хотела плакать, слезы сами текут!»

Затем Цай Бинь с женой и детьми отправился поздравлять Цзян Ши. На этот раз родители учли урок, и Ли Ма, держа Ван Цзин на руках, поклонилась за нее, избавив малышку от очередного конфуза. Когда все ритуалы были завершены, семья села за стол. Ван Цзин оглядела блюда: «Ничего себе, пельменей нет, зато есть рисовые лепешки!»

Ван Цзин была поражена. Согласно распространенной версии, пельмени изобрел Чжан Чжунцзин в конце династии Восточная Хань, и изначально они назывались «суп Цюйхань цзяоэр». Если сейчас их еще нет, то в какую эпоху Хань она попала? Неужели в то смутное время, когда Ван Ман узурпировал власть?

Это открытие привело к тому, что Ван Цзин потеряла всякий интерес к происходящему. Ван Ши, видя, что младшая дочь грустная и рассеянная, не придала этому значения, решив, что она просто сонная после раннего подъема и удара. Подумав, что на дальнейшие поздравления и церемонии малышку брать не нужно, она покормила ее и велела Ли Ма унести ее спать.

Поздно вечером Ван Цзин лежала в колыбели с закрытыми глазами, слушая взрывы хлопушек, и вспоминая все неприятности, случившиеся за день, чувствовала щемящую тоску по дому, по своей прошлой жизни. Там, конечно, говорили, что новогодняя атмосфера уже не та, но там были парные надписи, пельмени, настоящие фейерверки, а не эти бамбуковые хлопушки. Чтобы получить новогодний подарок, не нужно было кланяться, не нужно было давиться рисовыми лепешками… И самое главное, там были ее родители, ее родные, ее друзья, все, что было ей дорого на протяжении двадцати лет.

Интересно, как они там? Вспомнили ли они о ней в этот праздник? Поставили ли фонари на дорожке от папиной работы до дома? Начал ли говорить племянник двоюродной сестры?..

От этих мыслей у Ван Цзин защипало в глазах. Она натянула одеяло на голову и вытерла слезы уголком подушки. Потом тихонько сказала себе: «Поплачь, только сегодня, больше никогда. Даже если я действительно попала во времена узурпатора Ван Мана, я сделаю все возможное, чтобы хорошо жить… Мама, папа из прошлой жизни, видите, у вашей дочери здесь все хорошо… Один папа, две мамы, еще есть родной брат и сестра… Пусть брат немного глуповат, а папа чудаковат. Но… но они… все очень хорошие люди… Правда, очень хорошие, не волнуйтесь за свою дочь…» От этих мыслей Ван Цзин расплакалась еще сильнее, и в конце концов начала тихо всхлипывать.

Ван Ши, услышав ее плач, взяла дочь на руки и, укачивая, тихо сказала Цай Биню: — Кажется, А Мэй чем-то напугана. У нее истерика. — Она приложила руку ко лбу дочери, чтобы проверить температуру, и, убедившись, что все в порядке, облегченно вздохнула: — Хорошо, что не горячая.

Цай Бинь тоже нахмурился и потрогал лоб Ван Цзин: — Положи А Мэй на кровать. Ты будешь ее обнимать, так мы быстрее узнаем, если что-то случится.

Ван Цзин, слушая разговор родителей, уткнулась лицом в грудь Ван Ши. По ее щекам снова потекли слезы.

«Простите, мама и папа из этой жизни, только сегодня! Только один раз позвольте мне выплакаться. А завтра, когда я проснусь, я буду… буду вашей хорошей дочерью, всегда!»