Глава 1. Пробуждение в другой эпохе

Если бы раньше Ван Цзин спросили, что она ненавидит больше всего на свете, она, возможно, и не знала бы ответа. Но теперь она без тени сомнения заявила бы: «Больше всего я ненавижу путешествия во времени!»

Само понятие путешествия во времени известно давно. Ван Цзин еще со средней школы зачитывалась «В поисках Цинь» и «Любовью сквозь время», а позже — бесчисленным множеством других книг и сериалов на эту тему. Когда-то она с упоением представляла себя на месте героев.

Но одно дело — читать книги, и совсем другое — столкнуться с этим в реальности. Если бы кто-то вдруг предложил ей отправиться в прошлое, она бы закатила глаза и спокойно ответила: «Иди своей дорогой, я занята строительством социализма».

Однако, как назло, с образцовой социалистической девушкой и псевдолюбительницей литературы Ван Цзин случилось нечто невероятное.

Она очнулась в комнате, обставленной в старинном стиле. Низко свисали голубые балдахины, занавеси были подхвачены медными крючками. Резные деревянные окна затянуты тонкой тканью, сквозь которую проникал мягкий свет, располагающий ко сну. Посреди комнаты на толстых пеньковых веревках висела большая… ванна? Или, учитывая способ крепления к потолочным балкам, ее следовало называть подвесной колыбелью?

Именно в этой «ванне» и лежала Ван Цзин, теребя маленькое одеяльце и неотрывно глядя в потолок. В расцвете сил, не успев ни создать семью, ни позаботиться о родителях, она проснулась в неизвестной эпохе. Как тут не печалиться?

Поначалу Ван Цзин утешала себя мыслью, что это всего лишь сон. Но молоко кормилицы Ли Ма и собственные пеленки убедительно доказывали обратное. Ван Цзин действительно перенеслась в прошлое, в какую эпоху — неизвестно.

Рядом с «ванной» стояла няня в грубой одежде. Она напевала незнакомую колыбельную, лениво обмахивая Ван Цзин веером. Девушке ужасно хотелось крикнуть: «Перестань петь! Мне не до сна, мне нужно думать!» Но все ее попытки протестовать выливались лишь в невнятное «агу» или «уа-уа». Что думали окружающие, она не знала, но сама себя она порядком пугала.

Она никак не могла понять: столько людей мечтают о путешествии во времени, а перенеслась именно она, та, которая не страдала от тягот жизни и не попадала в аварии.

Пока Ван Цзин размышляла, занавеска отодвинулась, и в комнату вошли две женщины. Первая, высокая и стройная, лет двадцати пяти-двадцати шести, с аккуратно уложенными волосами, была матерью Ван Цзин — Ван Ши. Глядя на дочь, уставившуюся в потолок, она нежно улыбнулась. Следом за ней шла женщина с овальным лицом, тонкими бровями и узкими глазами. Она почтительно следовала за Ван Ши, опустив голову. Ван Цзин предположила, что это служанка.

— Ли Ма, девочка сегодня не плакала, как раньше, когда просыпалась?

— Нет, госпожа, — ответила няня, которую, как поняла Ван Цзин, звали Ли Ма. — Вторая дочка только открыла глазки, а вы уже здесь. Мать и дитя связаны невидимой нитью. Наверное, она почувствовала ваше приближение, вот и не плачет.

Ван Цзин, лежа в своей колыбели, готова была аплодировать Ли Ма. Какая умелая лесть! Неважно, спит ребенок или нет, главное — порадовать госпожу. Ван Цзин решила, что в будущем обязательно посоветует матери наградить Ли Ма за красноречие.

Однако Ван Ши лишь улыбнулась и махнула рукой: — Не преувеличивай. — Затем она наклонилась и взяла Ван Цзин на руки. — Иди к маме.

Ван Цзин замахала ручками, пытаясь найти опору. За месяц, проведенный в этом теле, она так и не привыкла к внезапным перемещениям в пространстве. Тем не менее, к своей новой матери она испытывала нежные чувства. Возможно, это были зов крови или забота, которую Ван Ши окружала ее с первых дней, но Ван Цзин невольно думала: «Мать и дитя действительно связаны невидимой нитью».

Ухватившись за прядь волос матери, Ван Цзин радостно засмеялась. За этот месяц она усвоила одну важную вещь: пытаться вернуться — бессмысленно. Кто знает, получится ли, а вдруг она просто умрет?

Раз уж возвращения нет, а возможно, она и вовсе умерла в своем времени, просто забыв выпить отвар забвения, то остается только одно — жить. Приспособиться к этой эпохе, к этой жизни. Хотя пока она так и не поняла, в каком времени оказалась. Что? Определить эпоху по одежде? Да с ее скудными знаниями истории она могла отличить только одежду времен династии Цин от всех остальных. А развевающиеся широкие рукава, насколько она помнила, были в моде во времена Цинь, Хань, Вэй и Цзинь. Кроме того, молоко и пеленки постепенно стирали из ее памяти взрослую жизнь, и она не была уверена, что, повзрослев, сможет вспомнить все, что происходило с ней предыдущие двадцать с лишним лет. Это еще больше укрепило ее в решении жить настоящим.

Единственное, что сейчас раздражало Ван Цзин, — это погремушка, которую Ван Ши держала перед ней, приговаривая: — Вторая дочка, скажи «мама»…

Ван Цзин покрылась мурашками.

Неужели в древности даже девочкам давали имена так поздно? Ее телу было уже почти полгода, а к ней все еще обращались «девочка», «дочка». Ладно, это еще можно стерпеть, но почему «Вторая»? Вторая?! Черт возьми!