008 (Часть 2)

Он тоже был обручён с детства. По достижении нужного возраста он должен был жениться, но его отец внезапно заболел и умер. Он уже сдал экзамены на высший ранг Чжуанъюань и готовился поступить на службу, но из-за смерти отца пришлось отложить это. К тому же, обстановка при дворе тогда была неблагоприятной, поэтому он решил отправиться в странствия. Когда он вернулся через три года, срок странствий и траура истёк. Помолвку с семьёй Шэнь нужно было возобновлять, но Шэнь Сянцзюнь внезапно заболела какой-то странной болезнью и скончалась.

На самом деле, уезжая тогда, он говорил с Шэнь Сянцзюнь.

В то время Шэнь Сянцзюнь уже давно прошла обряд совершеннолетия цзицзи. Он боялся задержать её и предложил расторгнуть помолвку, но Шэнь Сянцзюнь не согласилась. Он не испытывал к ней сильных чувств, но чувствовал ответственность. Она безропотно ждала его три года. После её смерти он, естественно, не мог просто так взять и жениться на другой.

К тому же, как раз в то время на престол взошёл Цзун Юй, и он был очень занят. Так всё и откладывалось. Теперь, хотя мать иногда и заговаривает об этом, это просто разговоры.

В его-то возрасте было бы нелепо, если бы его заставляли жениться.

К тому же, если он чего-то не хочет делать, никто не сможет его заставить.

Чжао Чанцзин не стал говорить всего этого. Он поставил чашку и спросил Чжао Цзюсяо:

— А ты сам что думаешь?

Чжао Цзюсяо покачал головой:

— Не знаю, — боясь, что Четвёртый дядюшка подумает, будто он увиливает, он выпрямился и добавил: — Я правда не знаю, Четвёртый дядюшка. У меня в голове каша. Я знаю, что не должен срывать на ней злость, и знаю, что это нормально, когда она приходит ко мне. Но меня это просто раздражает. И я раздражаюсь не на неё… я сам не знаю, что меня раздражает. Просто раздражает, до смерти.

— Значит, ты не хочешь на ней жениться?

— Я…

Чжао Цзюсяо открыл рот. Он думал, что ответит легко и быстро, но, встретившись со спокойным взглядом глаз феникса Четвёртого дядюшки, он вдруг запнулся. Выражение его лица несколько раз сменилось, и в конце концов он подавленно опустил голову, сжав кулаки. Хриплым голосом он произнёс:

— Я тоже не знаю.

— Все знают, что мы помолвлены. Если я не женюсь на ней, её наверняка будут осуждать.

Он не хотел, чтобы её осуждали, и не хотел видеть её слёз.

Но и жениться вот так он тоже не хотел.

Он не хотел, чтобы его будущая жизнь была в чужих руках.

Голова готова была взорваться. Он раздражённо несколько раз провёл рукой по волосам и наконец с досадой сказал:

— Я просто не хочу, чтобы меня постоянно заставляли что-то делать.

— Тогда пойди и поговори с ними нормально. С твоей матерью, с той девочкой. Что у тебя на душе, то и скажи им прямо.

— Я говорил.

— Как говорил? — спросил Чжао Чанцзин.

Как говорил?

Чжао Цзюсяо замер. А как ещё говорить?

Губы шевельнулись, рот открылся — вот и сказал?

Он растерянно посмотрел на Чжао Чанцзина. Взглянув в знакомые глаза феникса, он, кажется, начал понимать, что имел в виду Четвёртый дядюшка. Как он говорил?

Каждый раз, сталкиваясь с матерью, он молчал и избегал разговора. Когда избежать не удавалось, он бунтовал, и всё заканчивалось так же, как сегодня вечером, — взаимным недовольством. А что касается Гу Цзяо, то с ней он и вовсе почти не говорил. Максимум — бросал фразы вроде «Не ходи за мной» или «Ты что, надоела?». Если подумать, все его «разговоры» были совершенно бесполезны. Ничего не решалось, в итоге другие расстраивались, а он сам оставался недоволен.

Чжао Цзюсяо, всегда такой энергичный и уверенный, сейчас выглядел совершенно подавленным, и голос его стал тише:

— Четвёртый дядюшка, я, наверное, совсем никчёмный?

Уже восемнадцать, а он даже не умеет общаться. Четвёртый дядюшка не такой. В его воспоминаниях Четвёртый дядюшка всегда всё делал с лёгкостью, словно играючи. Во время учёбы в Академии за ним бегали толпы поклонниц, на первых же государственных экзаменах он с блеском занял первое место. Хотя из-за деда ему пришлось отложить поступление на службу, позже он всё равно добился уважения и теперь, не достигнув и тридцати, взошёл на вершину.

Фамилия одна — Чжао, но по сравнению с Четвёртым дядюшкой он сильно уступал.

— Полезен ты или нет — это не определяется другими, — Чжао Чанцзин взялся доделывать то, что не закончил племянник, — убирать фигуры с доски, одну за другой, чёрные и белые. — Завтра поговори с матерью как следует. Расскажи ей всё, что хочешь сказать.

— А если она не станет слушать? — нахмурился Чжао Цзюсяо.

— Ты даже не попробовал, откуда ты знаешь, что она не захочет слушать? — Чжао Чанцзин поднял на него глаза.

Чжао Цзюсяо потерял дар речи от его слов. Их взгляды встретились, но он первым опустил глаза. Сжав пальцы, он долго молчал и наконец кивнул:

— Я понял. Завтра я поговорю с ней как следует, — ночь была глубокой, час Цзы уже миновал, наступил новый день. Чжао Цзюсяо боялся помешать отдыху Четвёртого дядюшки. Помог убрать фигуры и встал: — Четвёртый дядюшка, тогда отдыхайте. Я пойду.

— М-м.

Чжао Чанцзин не стал его удерживать. Проводив его взглядом, он словно что-то вспомнил и добавил:

— Сегодня та девочка из семьи Гу сказала мне одну вещь.

Чжао Цзюсяо обернулся:

— Что? — он снова нахмурился, и беспричинное раздражение опять поднялось в душе. Он подумал, что Гу Цзяо пожаловалась Четвёртому дядюшке.

— Она просила меня не говорить об этом твоей прабабушке и твоей матери, — глядя на растерянный взгляд юноши, Чжао Чанцзин сказал ровным тоном: — Твоя мать скрыла это от неё. Она боится, что твоя мать, узнав, попадёт в неловкое положение, и ещё больше боится, что тебя накажут.

— Всё, — он сказал всё, что хотел, и махнул рукой, показывая, чтобы тот уходил. — Иди и подумай хорошенько.

...

Цао Шу сидел снаружи и щёлкал семечки. Услышав шум за спиной, он повернул голову и увидел красивого юношу, который выглядел растерянным и шёл, опустив голову, погружённый в свои мысли. Цао Шу удивлённо поднял брови, стряхнул шелуху с рук и встал:

— Уходите?

Чжао Цзюсяо кивнул.

У него в голове царил хаос, и ему было не до ответов. Он молча пошёл к выходу.

Цао Шу проводил его взглядом и вошёл в комнату. Увидев, что его господин снова сидит за столом и читает бумаги, он нахмурился:

— Вы что, совсем себя не жалеете? Забыли, что в прошлый раз сказал доктор Ши?

— Ничего страшного.

Чжао Чанцзин, не поднимая головы, продолжал листать бумаги в руке, иногда беря киноварную кисть и делая пометки.

Цао Шу знал, что тот его не послушает, и мог лишь стоять рядом, дуясь про себя. Боясь, что он засидится допоздна и к старым ранам добавятся новые, он подошёл помочь разбирать бумаги, надеясь, что так они быстрее закончат и господин ляжет спать. Разбирая бумаги, он продолжал ворчать:

— Право, нужно, чтобы Старая госпожа нашла вам жену.

Чжао Чанцзин наконец поднял голову. Он равнодушно посмотрел на Цао Шу:

— Опять в конюшню захотел?

Цао Шу: «…»

Он сделал жест, показывая, что замолк.

Лишь когда Чжао Чанцзин снова опустил голову, он тихо пробормотал:

— Интересно, какого нрава должна быть госпожа, чтобы смогла с вами управиться.

Кончик кисти слегка замер.

Чжао Чанцзин вдруг вспомнил дневной разговор с матерью: «Найти такую же девочку, как Юэюэ, было бы очень хорошо». Но это было лишь мимолётное воспоминание. Он снова взялся за кисть и продолжил читать бумаги.