Глава 2. Маленький разбойник становится солдатом (Часть 1)

Мы провели в том лагере больше полугода, а затем двинулись дальше на север. Там ветер обжигал лицо, а мороз пробирал до костей. Здесь нам предстояло столкнуться лицом к лицу с нашими врагами — мобэйцами. По мере нашего продвижения на север я заметил, что каждый раз мы разбиваем всё меньше палаток. Но я был всего лишь рядовым солдатом и не беспокоился о таких вещах, как командование отрядом.

Я не смог справиться даже с десятком человек в Гуаньиньчжай, так какое право я имел думать о командовании целой армией? Пусть мои навыки и улучшились, но я не настолько зазнался.

Мобэйцы были искусны в внезапных нападениях, и мы могли противостоять им, только используя преимущества местности. За это время мы отработали множество боевых построений, и у Ма Дэ больше не было возможности тренироваться со мной один на один.

Однако генерал по-прежнему каждый день приходил со мной в рощу.

За день до зимнего солнцестояния на нас напали.

Это был мой первый настоящий бой. Только что я размышлял о том, как бы завтра раздобыть побольше пельменей, а в следующий миг уже схватил копье и выбежал из палатки.

— Ма Дэ, что происходит?

— На нас напали! Янь Сяоцзю, держись рядом!

Конечно, я буду держаться рядом. Не знаю, как в других отрядах, но в нашем Ма Дэ был самым сильным бойцом. Не держаться рядом с ним — всё равно что искать смерти.

Мобэйцы действительно появились.

Они неслись на нас с дикими криками.

Я чувствовал, как кровь кипит в жилах.

Сильный, ледяной ветер свистел у меня в ушах, обжигая мою руку, сжимающую копье, лицо и всё тело.

Но я ничего не чувствовал.

Я убил человека. Это было мое первое убийство. Теплая кровь брызнула мне на лицо, как миска отличного бараньего супа. Даже запах был похожим.

Раньше никто не говорил мне, каково это — убивать. Отец говорил, что убить человека — всё равно что заколоть дикобраза: один удар копьем туда, один обратно, и человек мертв. Вэй Эрьшу, который орудовал ножом, говорил мне, что убивать — всё равно что рубить капусту. Их сравнения были такими мирными, что я думал, что и само убийство — такое же мирное дело: пастухи поют погребальную песнь, а жизнь угасает вместе с заходящим солнцем.

Никто не говорил мне, что кровь, брызнувшая на тебя, вызывает трепет и возбуждение.

— Янь Сяоцзю, ты что, совсем спятил? Застыл тут, как истукан! — Ма Дэ подскочил ко мне и отбил несколько ударов.

Вот видите, я говорил, что не ошибся, выбрав его.

Я пришел в себя и, следуя за Ма Дэ, снова и снова поднимал и опускал копье, пока рука не онемела. Я не знаю, скольких убил. Я видел, как перекошенные лица с поднятыми мечами бросались на меня, и в этот момент я действительно понял, что значит «пан или пропал», — это отличалось от моего противостояния с генералом. Отрубленные руки, ноги и даже головы моих товарищей падали на меня, брызги крови уже не вызывали никаких эмоций. В этом безумии я понял, что отец был прав: убивать действительно как заколоть дикобраза.

Мой отец был разбойником, но, насколько я знаю, он убил не так много людей. Возможно, у него был такой же опыт, разве что он тоже был на войне, был солдатом.

Ближе к полуночи с холма спустился конь генерала, отрезая мобэйцам путь к отступлению. Я увидел, как за его спиной развевается алое знамя, и среди множества людей сразу узнал его серебряные доспехи.

Конечно, он был генералом, поэтому его доспехи выглядели лучше.

В тот момент я подумал: «Вот же ж гад! Обманом заставил меня, Янь Сяоцзю, остаться, чтобы мобэйцы меня прикончили».

Я сделал выпад и убил ещё одного татарина, вложив в этот удар всю свою внезапную и необъяснимую ярость на генерала.

Этот мобэйский солдат принял на себя удар, который ему не предназначался.

В той битве мы одержали полную победу. Ещё до того, как мы окончательно покинули Тайханшань и двинулись на север, генерал разработал план заманивания врага в ловушку. Мобэйцы, видя, что наши основные силы ослаблены, а оборона слаба, пошли на риск.

Это был очень опрометчивый шаг, но у них не было другого выбора.

Две армии находились в противостоянии уже больше полугода. Наступила суровая зима, и если бы они не пошли в наступление и не двинулись на юг, то умерли бы от голода или холода.

Это была холодная зима. Холодная зима разжигала амбиции мобэйцев, делала их более агрессивными и отчаянными.

Семья генерала защищала северные границы на протяжении десятилетий. Несколько поколений, стоявших на страже, приобрели глубокое понимание мобэйцев.

Лучше, чем твои друзья, тебя знает твой враг.

Поэтому я тоже хорошо знал генерала. Я знал, что он настоящий южанин и не привык к баранине, но, чтобы поддерживать силы во время походов, заставлял себя ее есть. Я знал, что он любит чистоту, но терпел и неделями не мылся. Я знал, что он любит воду и любит военный лагерь к северу от Тайханшань, потому что рядом с лагерем есть роща, а в роще — озеро.

Я знал об этих слабостях генерала и думал, как использовать их против него, но с лета до зимы так ничего и не придумал.

Я же не мог тайком вылить его воду для купания, надеясь, что он умрет от грязи.

В тот вечер, после битвы, раздавали награды. Ма Дэ много хорошего сказал обо мне, а потом хлопнул меня по плечу: — Янь Сяоцзю, не ожидал, что ты не трус. Я, Ма Дэ, обрел в тебе брата!

Мне очень не нравились эти бесцеремонные армейские замашки. Я был разбойником в солдатской шкуре, я отличался от них. Я был одиноким странником в этом мире.

Эти обнимашки — никуда не годятся.

Генерал, похоже, заметил мое неприятие подобного фамильярного поведения и сказал: — Ма Дэ, встань смирно! В моем присутствии не смей вести себя так легкомысленно.

Ма Дэ опешил и послушно отступил на шаг, выпрямившись. На самом деле он не был легкомысленным и не смеялся. Видимо, объятия считались «легкомысленным поведением»?

— Янь Сяоцзю.

Наконец-то дошла очередь до меня. Я очень устал, не спал всю ночь, и был голоден. Еда, съеденная за ужином, давно уже вышла с потом.

— Ввиду того, что сегодня ночью ты уничтожил десятки врагов и проявил исключительную храбрость, я решил сделать тебя своим личным телохранителем.

— О, — ответил я, сонно прикрыв веки.

Неужели я выглядел так, будто рад этой небольшой милости?

Генерал взглянул на меня и добавил: — Двойная порция пельменей сегодня.