Нас с Клодом сбивали с ног самыми разными хитроумными способами, а мы снова энергично вскакивали.
Ни боли, ни унижения — наши маленькие гротескные тела обладали почти сверхчеловеческой несокрушимостью.
На сцене и радость, и жизнь казались почти вечными.
И я была одержима этим ужасным, но неотразимым представлением, всегда.
*****
Каждый раз после представления, когда я возвращалась снимать грим, мои мысли были затуманены, словно я была пьяна.
Клод снова куда-то убежал, так что я в одиночку притащила реквизитный скелет и сосредоточенно убирала ящики с «инструментами пыток» — на вид ужасными, но на деле не причинявшими нам никакого вреда.
В тот день, когда я была на полпути, снаружи внезапно разразился хохот и шум.
Какой-то мальчик пронзительно закричал: «Клод, ты паршивец!»
Услышав этот крик, я тут же выбежала посмотреть.
Как и ожидалось, Клода снова били. Несколько мальчиков окружили его, он обхватил голову руками и лежал на земле, как на сцене.
Сцена была далеко не такой напряженной, как во время представления, но даже несмотря на то, что он все еще был в клоунском гриме, мир стал другим — местом, где клоуны больше не оставались невредимыми.
Волшебство исчезло.
То, что его постоянно били в одностороннем порядке, стало почти традицией, словно заранее спланированный номер.
Следующим звеном этого номера обычно была я.
И вот я вышла на сцену. Мельком я увидела, как снаружи промелькнул девичий силуэт с красной лентой.
Я тут же поняла, из-за чего все началось на этот раз: из-за красавицы Руби. Она была мечтой не только для меня и Клода, но и для других мальчишек из цирка.
Теперь она рано ушла, послушно следуя за родителями, совершенно не обращая внимания на то, что происходило по другую сторону шатра.
А сейчас, вспоминая об этом, самое забавное заключается в том, что, как только начиналась драка, мы тоже совершенно не обращали на нее внимания: в деле «любви к Руби» сама Руби оказывалась наименее важной.
В общем, она ушла, а несколько мальчиков кричали: «Ты еще хочешь Руби!», «Этот идиот хочет Руби!» Клод выл, тщетно размахивая руками. Сквозь пальцы мальчишек мелькал красный свет.
Только тогда я поняла, что Клод неизвестно когда прихватил с собой свой камень, и теперь мне придется отвоевывать и его.
Я громко крикнула: «Заткнитесь, положите камень!»
Я не знала, какими должны быть другие девочки моего возраста, но раз уж я была такой, то редко задумывалась об этом.
Я была мастером не только в резьбе, но и в драке.
Я бросилась вперед, схватила одного мальчика за волосы и повалила на землю.
Это не стоило мне никаких усилий. Мальчишки просто развлекались, и, увидев мою ярость, испуганно и возбужденно закричали.
Один из них крикнул: «Нос! Хватай ее за нос!»
Они выразились неточно, ведь все мои несправедливости проистекали именно из-за врожденного отсутствия этого важного органа.
Однако, хотя такой прием раньше никогда не применялся, очевидно, все знали, что на самом деле означало слово «нос».
Чья-то рука потянулась к моему лицу, грубо схватив чуть ниже глаз, но успешно сорвала повязку, закрывавшую переднюю часть лица.
Мальчик, которому это удалось, расхохотался. Он широко раскрыл глаза, глядя на меня, и громко взревел от смеха.
В одно мгновение все взгляды устремились на мое лицо.
Я вскрикнула и отчаянно закрыла лицо руками, словно ослепленная ярким светом.
Это была моя единственная рефлекторная реакция, я не могла поступить иначе.
Днем и ночью я видела в воде свое уродливое от рождения лицо и лучше кого-либо знала, что это уродство страшнее всего самого отвратительного в мире.
Повязка на лице давно стала частью моего тела, и потерять ее для меня было равносильно тому, чтобы оказаться обнаженной.
До этого в толпе ходили лишь слухи, но почти никто не видел меня без повязки.
Теперь они увидели.
Голоса всех стали громче, картина и звуки непрерывно плыли.
Зимние деревья стояли голые, бесцветные, но в моих глазах они казались налитыми кровью.
Во время представления я попадала в другое время и пространство, а в момент его окончания возвращалась в реальность, становясь зрителем.
Это они были несокрушимыми клоунами.
И вот я стояла средь бела дня, изо всех сил стараясь не дрожать всем телом от глубокого стыда.
Если бы на моем месте была Руби, в этой сцене, возможно, была бы хоть капля жалости, но это была я — я выглядела только еще глупее и уродливее!
Клод все еще лежал на земле, но на него никто не обращал внимания.
Он был худ как скелет, и после одного удара мог пролежать полдня. Лежать там было как раз кстати, никто бы на него не наступил.
Поэтому никто не ожидал, что он вдруг вскочит в этот момент и невнятно закричит: «Я тебя ударю! Я ударю тебя, негодяй!»
Он бросился прямо на стоявшего впереди крупного мальчика, который остолбенел от удивления.
Будь на его месте я, я бы наверняка воспользовалась моментом и ударила того парня, но Клод, вероятно, просто подскочил инстинктивно, не зная, что делать дальше.
И вот я смотрела, как Клод дергается, как всегда перед выходом на сцену, а затем начинает отчаянно плеваться.
Когда он волновался, он всегда так делал, он не мог это контролировать.
Но его противник явно пришел в себя и тоже разозлился.
Я до сих пор помню, что тот мальчик был как минимум на два размера больше Клода, и на лице у него была большая родинка.
Ему было легко избить Клода, но Клод, словно чудом, умудрился утащить его за собой, и они оба покатились по грязи.
Крупный мальчик занес кулак прямо над головой Клода.
Страх мгновенно заставил меня забыть о стыде, и я взревела: «Только посмей ударить, я сверну тебе шею!»
Это были не просто слова, я действительно была на это способна.
В следующее мгновение я, словно выпущенный на волю демон, яростно бросилась на него, и мы сцепились в драке.
Хаос продолжался несколько секунд. В это время из толпы наблюдавших мальчишек раздался испуганный голос. Я до сих пор не знаю, кто это сказал.
Голос кричал: «Не давай ей дотронуться, не давай ей поцарапать! Потому что… у нее… сифилис!»
Сифилис.
В тот год мне было меньше десяти лет, я была почти неграмотной. Единственные три слова, которые я умела писать, были «CLARA», «CLAUDE» и «CLAWN»【4】.
Я, естественно, не могла знать, что сифилис — это страшная болезнь, бактерии которой съедают ткани лица, пока нос не проваливается, становясь похожим на мой.
Но даже так, тон, которым было произнесено это слово, вместе с его злобными шипящими звуками【5】, почти ошеломил нас всех.
Я почти инстинктивно поняла, что это нехорошее слово, но оно коренным образом отличалось от ругательств вроде «сукин сын», которыми мы обычно бранились.
Мальчик, с которым я дралась, тоже, казалось, испугался.
Только Клод действовал по-своему. Он улучил эту секунду или две, вскочил и одним ударом вдавил нашего противника в грязь.
Так мы и победили.
(Нет комментариев)
|
|
|
|