Глава 4: Прямодушная юная танцовщица

Цзи Боцзай неожиданно чихнул.

Сидевший напротив Янь Сяо, обмахиваясь веером, спросил:

— Что, любовные похождения обернулись простудой?

— Каркай дальше, — недовольно бросил тот. — Будь я на твоем месте, молился бы, чтобы со мной ничего не случилось. Иначе вся эта каша свалится на твою голову, посмотрим, как ты разгребешь.

При упоминании об этом Янь Сяо перестал улыбаться и беспомощно вздохнул:

— Что за невезение! Только собрался взять три выходных дня, как двое из трех лекарей Зала Сотни Трав умерли.

— Так это же прекрасно. Два старых лекаря умерли, и ты сразу сможешь занять их место. У тебя мотивов для убийства побольше, чем у тех танцовщиц.

Движение веера прекратилось. Янь Сяо вскочил и зажал ему рот, одновременно сердясь и смеясь:

— Только из-за того, что вчера эта красавица выказала мне чуть больше благосклонности, ты так нагло меня оговариваешь!

Цзи Боцзай отмахнулся от него с холодным взглядом:

— Кто сказал, что она выказала тебе больше благосклонности? Она сейчас в моей резиденции.

— Удержать человека не значит удержать его сердце, — вздохнул Янь Сяо. — Я уже представляю, как эта красавица умывается слезами в твоем дворе.

Цзи Боцзай сделал вид, что собирается уходить.

— Эй, эй, добрый брат, давай не будем об этом, — Янь Сяо поспешно усадил его обратно. — Я разбираюсь в медицине, но в ядах далеко не так сведущ, как ты. Судья-Следователь заставляет меня выяснить, что это за яд. Помоги, пожалуйста.

Палочки для еды нескольких умерших на вчерашнем пиру были смазаны ядом. Яд не растворялся в воде, был бледно-фиолетового цвета и не имел запаха.

Он перерыл множество медицинских книг, но не нашел никаких упоминаний.

Цзи Боцзай лениво взял серебряный поднос и взглянул на фиолетовый порошок:

— Да это же Трава Безмятежности.

Янь Сяо был поражен:

— Ты узнал с первого взгляда?

— А то как же еще назвать тебя шарлатаном? — хмыкнул он. — Когда я уже разбирался в ядах, ты еще бродил по свету, обманывая людей.

Загадка была решена, и Янь Сяо больше не стал спорить из-за колкостей. Он немедленно послал человека доложить Судье-Следователю.

— Трава Безмятежности — это то, что есть только во дворце. Убийство могли совершить только танцовщицы на пиру. Лишь они могли незаметно перемещаться между столами, — задумчиво произнес Янь Сяо. — Но большинство танцовщиц воспитаны Верховным Управителем. Зачем ему убивать таким способом нескольких старых чиновников без власти? Разве не проще было бы просто приказать их казнить?

— Ты лекарь, а не Судья-Следователь, зачем так много думать? — Цзи Боцзай поднялся. — Если других дел нет, я пойду.

Янь Сяо все еще размышлял и, услышав его слова, лишь махнул рукой.

Тихо выругав его, Цзи Боцзай в одиночестве покинул Внутренние Покои.

Из-за убийства во Внутренних Покоях и на улицах усилили стражу. Куда бы он ни шел, его останавливали для проверки. Ему это надоело, и он раньше времени вернулся в отдельную резиденцию.

Войдя в комнату, Цзи Боцзай слегка приподнял бровь.

Мин И была одета в юбку из нефритовой дымчатой вуали. Подол юбки расстилался на кушетке, словно распустившийся цветок, но у талии линии резко сужались. Розовый шелковый пояс туго стягивал тонкий стан. Легкая кофточка цвета дымки идеально облегала мягкие изгибы — ни больше, ни меньше.

Она сосредоточенно читала книгу. Несмотря на вечер, ее изогнутые брови и алые губы были безупречно накрашены. Влажные сияющие глаза, легкий румянец на щеках. Свет свечи падал на нее, придавая ей особую нежность.

Услышав шум у двери, она подняла голову. В ее глазах отразились идеально выверенные удивление и робость:

— Господин вернулся?

Насмотревшись на женщин, Цзи Боцзаю было нетрудно разгадать ее маленькие хитрости. Например, то, что макияж она, скорее всего, только что поправила, а изгиб юбки, вероятно, тоже был тщательно уложен.

Однако ему это все равно нравилось. Ни один мужчина не останется равнодушным, когда красавица изо всех сил старается ему угодить.

Поэтому он тут же привлек ее в свои объятия:

— Скучала по мне?

Лицо Мин И покраснело, она послушно прижалась к нему:

— Господин занят делами, как я смею быть капризной и беспокоить вас.

Послушная-то послушная, но чего-то не хватало.

Цзи Боцзай сел и легонько приподнял ее подбородок:

— Все еще думаешь о своем чиновнике третьего ранга?

Сердце ее екнуло, она поспешно замотала головой:

— Что вы, что вы! Раз я вернулась с господином, то в моем сердце будет только господин.

— Лжешь, — он прищурился.

Неловко почесав бровь, Мин И виновато пробормотала:

— Вы должны дать мне немного времени, чтобы привыкнуть…

— Как раз кстати, — сказал он. — Во Внутренних Покоях произошло убийство. Они собираются допрашивать всех танцовщиц. Почему бы мне не отправить тебя обратно? Поможешь следствию, да и привыкнешь.

— Убийство? — она вздрогнула, ее лицо побледнело. — Кто погиб?

— Лекари из Зала Сотни Трав, — он искоса взглянул на нее. — Ты их знала?

Мин И поспешно замахала руками:

— Не знала.

Она неуверенно моргнула:

— Почему подозрение пало на танцовщиц?

— Эти двое умерли прямо под носом у Верховного Управителя, совершенно беззвучно. Кроме как отравления танцовщицей, других версий нет, — он неторопливо играл ее поясом. — Ты вчера тоже там была. Возможно, скоро за тобой придут.

— Не надо! — ее лицо вытянулось. — По мне же видно, что я не способна на убийство. Прошу господина взглянуть на меня беспристрастно.

Когда эта девушка нервничала, кончик ее носа розовел, а глаза становились влажными. Она выглядела такой беззащитной.

Цзи Боцзай посмотрел на нее с усмешкой:

— Если ты не убивала, чего боишься?

Мин И чуть не плакала. Ее тонкие пальцы вцепились в его одежду, она отчаянно замотала головой:

— Я боюсь темницы! Там грязно, темно, ползают насекомые и крысы. Попасть туда — уже наказание. Прошу господина проявить снисхождение!

Цзи Боцзай неторопливо смотрел на нее. Дождавшись, пока она действительно чуть не расплакалась, он протянул руку, усадил ее к себе на колени и игриво коснулся ее подбородка:

— Господин здесь, чего бояться?

Мин И расслабилась и мягко прислонилась к нему, кокетливо потершись кончиком носа о его шею:

— Напугали меня…

Именно этого он и добивался.

Цзи Боцзай, искушенный в любовных делах, хорошо разбирался в людях. Эта девушка раньше была неопытна и не знала, на кого положиться. Ее следовало немного напугать.

И вот теперь она послушно прижималась к нему, не сопротивляясь и не уклоняясь. Ее тонкие руки даже обвивали его шею, словно боясь, что он убежит.

Однако, несмотря на эту близость, позже он все же вызвал к себе Сюнь Момо.

Сюнь Момо, как обычно, доложила ему:

— Эта девушка не связывалась ни с кем снаружи, не совершала никаких неподобающих поступков. Происхождение у нее чистое, его можно проверить. Вот только говорит многовато.

Цзи Боцзая интересовали только первые пункты. Что касается болтливости — это всего на несколько дней. Когда его интерес угаснет, пусть говорит что хочет, он все равно не услышит.

Поэтому он лишь спросил:

— Какие у нее предпочтения?

Сюнь Момо скривила губы:

— Золото, серебро, нефрит, драгоценные камни — любит все.

Нет ничего странного в том, что женщина жадна до денег. Но чтобы кто-то был жаден так открыто и нагло, как она, Цзи Боцзай встречал впервые.

Другие знали, что деньги — это вульгарно, и даже если любили их, то скрывали это. А эта особа вела себя так, будто это само собой разумеется, не боясь, что другие узнают.

Что ж, тоже вариант. Товар оплачен, дело сделано. Он мог себе это позволить. Лишь бы потом не цеплялась — и все будет хорошо.

Возникал вопрос: сколько денег, по мнению этой юной особы, стоила одна прекрасная ночь?