Глава 6. Папа, не плачь, не плачь

Линь-нянцзы мысленно усмехнулась.

«Её свекровь — просто смех, да и только. Настолько ослеплена своей предвзятостью, что до сих пор считает, будто Тан Циншань ей чем-то обязан. Неужели она думает, что у всех остальных мозгов нет?»

Впрочем, это даже хорошо, что она сама сказала, что у неё больше нет такого сына. Это не их слова.

Тан Циншань передал дочь Линь-нянцзы, достал из-за пазухи кошелёк, подошёл на несколько шагов, наклонился и уже собирался положить его на землю, но Лю-по подскочила и выхватила кошелёк из его рук, злобно прошипев:

— Рано или поздно всё равно моим будет!

Сказав это и увидев, что он склонил перед ней голову, Лю-по ощутила прилив злобы и замахнулась ногой, собираясь ударить его по голове.

Несколько человек вскрикнули от неожиданности!

Вся семья Тан, включая малышку, хором крикнули:

— Отец!

Тан Циншань быстро отступил назад, уклоняясь. Он взглянул на неё — на лице старухи ещё не исчезло свирепое выражение. Но она промахнулась, неуклюже растянулась в шпагате и шлёпнулась на землю, издав громкий вопль.

Все: «…»

«Ого!»

Лицо Тан Циншаня осталось бесстрастным.

Этот пинок окончательно развеял последние остатки его душевной боли. Тан Циншань молча опустился на колени и несколько раз поклонился.

Тан-далан и остальные братья, Линь-нянцзы, и даже малышка на руках у матери — все опустились на колени и поклонились.

Лю-по всё ещё корчилась от боли.

Тан Циншань не стал помогать ей подняться. Он встал и сказал:

— Мы были матерью и сыном, но дошли до такого… Моя, Тан Циншаня, совесть чиста.

Сказав лишь это, он взял на руки свою маленькую дочь и повернулся, чтобы уйти.

Люди молча смотрели ему в спину, как вдруг услышали голос малышки:

— Папа, не плачь! Не плачь…

Она подняла свою маленькую ручку, чтобы вытереть слёзы отцу, и её собственные глазки покраснели.

Эта сцена трогала сердце гораздо сильнее, чем громкие рыдания…

«Насколько же должен страдать такой молчаливый и стойкий человек, как Тан Циншань, чтобы заплакать!»

Пока все вздыхали, Лю-по поднялась, плюнула на землю и прокляла:

— Чтоб ты сдох, паршивец! Всё ещё притворяешься! Лучше бы дал мне побольше денег, чем лить свои кошачьи слёзы!

Все потеряли дар речи.

Лю-по никогда не считала старшего сына за человека и говорила всё, что вздумается, не зная удержу. Но она не понимала, что в глазах окружающих её поведение выглядело отвратительно.

Даже старейшине стало противно. Выходя, он велел своему старшему сыну остановить их и сказал:

— Циншань, ты когда-то помог клану построить родовой храм, клан помнит твою доброту! Сейчас в клане есть несколько пустующих домов, жить в них можно. Выбери один для своей семьи и живи пока там. Пока я здесь, никто тебя не выгонит, живи спокойно!

На самом деле, поскольку Лю-по и её сын больше не были членами семьи Тан, по правилам дом и земля должны были достаться Тан Циншаню и Тан Эрхэ. Но старейшина понимал, что Тан Циншань не сможет выгнать Лю-по, поэтому и предложил такое решение.

Это была настоящая помощь в трудную минуту.

Тан Циншань искренне поблагодарил его.

— Точно!

— тут же кто-то добавил.

— У меня дома есть ненужный котёл, я принесу вам, пользуйтесь пока!

— Я сейчас вернусь и принесу вам пару яиц. Ай-яй-яй, нельзя, чтобы Синьбао голодала.

Семью Тан Циншаня всегда любили в деревне, и люди толпой проводили их до нового жилища.

Такие бесхозные старые дома обычно были довольно ветхими, но всё же могли служить укрытием от ветра и дождя. Кухня снаружи уже наполовину обрушилась, но основной дом был цел, и после уборки в нём можно было жить.

Многие сообразительные селяне тут же сбегали за мётлами и прочим инвентарём. Семья Тан, благодаря их, принялась за уборку. Тем временем жители деревни уже принесли кто стол, кто стул, собрав для них немало домашней утвари.

Тан-эргэ был слаб здоровьем, и простояв сегодня так долго, очень устал. Он нашёл камень, сел и взял Синьбао на руки, чтобы отдохнуть.

Линь-нянцзы утешала Тан Циншаня:

— Муж мой, не переживай так. Уйти из этого гадюшника — к лучшему. Наша семья, по крайней мере, сможет теперь есть досыта и тепло одеваться.

— Да,

— поддержал Тан-эргэ.

— Отец, считай, что годовой заработок…

Простодушный Тан-саньгэ быстро вставил:

— Псу под хвост?

Тан-эргэ даже рассмеялся от его слов. Успокоившись, он продолжил:

— Это всего лишь серебро. Главное, что с Синьбао всё в порядке. А заработать серебро не так уж и сложно…

Малышка, и без того слабенькая, за весь день устала — то наказывала негодяев, то наблюдала за чужими разборками. Она уже почти заснула на плече у второго брата, но, услышав своё имя, снова подняла головку:

— Денежки?

Тан-эргэ усмехнулся:

— Да, серебро. Синьбао тоже знает, что такое серебро?

— Знаю!

— кивнула малышка.

— У Синьбао есть денежки! Папе! А-нян! Дэдэ!

Бормоча это, малышка села на колени второго брата и обеими руками принялась поднимать свою курточку.

Тан-эргэ спросил:

— Синьбао, что ты делаешь? Писать хочешь?

Он уже собирался встать, чтобы передать её Линь-нянцзы. Та тоже подошла, чтобы взять дочь, но тут Синьбао распахнула курточку и достала из своего дудоу (нагрудника) горсть золотых, серебряных и медных монет, шлёпнув их прямо в ладонь Линь-нянцзы.

Вся семья остолбенела.

Спустя долгое время Тан-эргэ пробормотал:

— Синьбао, это… откуда это?

Малышка, объясняя словами и жестами, сказала:

— Цве… — она показала на свою голову, имея в виду цветы в волосах.

— Цветочная бабушка и младший дядя катались-катались, кошелёчек упал на веточку, Синьбао забрала.

Подумав, она добавила:

— Бабушка прятала под табличками, Синьбао тоже забрала!

Семья: «…»

Через некоторое время Линь-нянцзы вдруг прыснула со смеху.

В деревне был такой переполох, что Гуй-по так и не осмелилась показаться. Да даже если бы и показалась, кто знает, куда упал кошелёк, когда они так катались по земле? Как его теперь найти?

А с Лю-по вышло ещё смешнее.

Она всеми правдами и неправдами вытребовала у Тан Циншаня годовой заработок, но не знала, что спрятанные дома деньги забрала Синьбао, причём даже больше… Хотела украсть курицу, да ещё и риса пригоршню потеряла. Ха-ха-ха, как подумаешь, так смешно становится!

Разве это не тот самый случай, когда Небесный путь цикличен?

В это самое время Лю-по и её сын только что обнаружили пропажу денег.

Когда они вернулись домой, плетень был повален, двери и снаружи, и внутри были распахнуты настежь. Лю-по и не подумала на старшую ветвь, решив, что кто-то просто увёл деньги, воспользовавшись случаем. От злости у неё заболели печень и лёгкие. Подбоченившись, она вышла на улицу и принялась ругаться на всю деревню.

Именно в этот момент в Деревню Рыбного Пруда неторопливо вошла Сяо Люши, жена Тан Эрхэ из второй ветви семьи Тан.

Её муж, Тан Эрхэ, ушёл из дома три года назад, сказав, что собирается заняться торговлей. Сначала от него приходили вести, но постепенно они прекратились. Вот уже два года от него не было ни слуху ни духу. Остались только Сяо Люши и их дочь Чжаоди.

Сяо Люши была родственницей Лю-по, называла её тётушкой, и отношения у них были довольно близкими. К тому же, люди из старшей ветви были один другого трудолюбивее и порядочнее. Они жалели её, зная, что муж подолгу отсутствует, и не заставляли её много работать, так что жилось ей неплохо.

Но пару дней назад она услышала, как свекровь и деверь шепчутся о том, чтобы продать Синьбао. Сяо Люши не смела перечить ни свекрови с деверем, ни старшей ветви. Поразмыслив, она решила на время уехать к своим родителям. Терпя косые взгляды невестки, она пробыла там два дня и, прикинув, что дело уже закончилось, вернулась.

Как только она вошла в деревню, одна молодая женщина поздоровалась с ней:

— Ты куда ходила?

Сяо Люши поспешно ответила:

— У родных были дела, я ездила к ним на два дня.

— Что? Ты только вернулась? Ты знаешь, что у вас дома случилось большое несчастье? Ай-яй-яй, твоя свекровь до сих пор ругается!

Сяо Люши поспешно сделала удивлённое лицо:

— Что случилось?

Молодая женщина покраснела. Она хотела рассказать о двух шумных происшествиях, но ей было неловко говорить об этом вслух, поэтому она начала с другого:

— Твоя свекровь хотела продать Синьбао!