Глава 4. Выводок белых волчат

Тан Циншань, сохраняя своё обычное бесстрастное выражение лица, позволил ей бить себя и, сложив руки, обратился к окружающим:

— Дядя Лаочжу, будь добр, позови старейшину.

Тан Лаочжу ответил согласием и ушёл.

Лю-по пришла в ярость, подпрыгивая на полметра, и долго кричала, избивая его. Он никак не реагировал.

Лю-по выбилась из сил и снова села на землю, продолжая рыдать. Тан Циншань не обращал на неё внимания, и Лю-по наконец испугалась.

Она знала своего сына.

Тан Циншань был немногословен, из него слова клещами не вытянешь. Обычно он был очень почтителен к родителям и терпел любые придирки, но, если он принимал решение, то становился упрямым, как осёл, и не отступал, даже если бы перед ним была стена.

Но старик Тан давно умер. Из трёх сыновей Тан Эрхэ несколько лет назад ушёл из дома и до сих пор о нём ничего не было слышно, а Тан Саньшуй всё время болел и ничего не делал… Вся семья Тан действительно жила за счёт старшей ветви.

Лю-по так разволновалась, что даже плакать перестала. Внезапно она вспомнила кое-что:

— Циншань, ты не должен винить мать! Мать всё это ради тебя делала! Эта Синьбао — настоящее проклятье! Посмотри, что случилось с Эрланом, что случилось с Сыланом — это всё Синьбао накликала! Почему ты этого не понимаешь?!

За последние годы с Тан Шижуном (Тан-эрлан) и Тан Шисэном (Тан-сылан) действительно случилось несколько несчастий: один заболел, другой стал хромым. Даже соседи, стоявшие вокруг, пару раз обсуждали это. Но Лю-по, родная бабушка, вспомнила об этом «обвинении» только сейчас. Насколько же мало она заботилась о них!

Тан-эргэ холодно усмехнулся и громко сказал:

— Да, я тоже считаю, что в нашей семье есть проклятье! Сначала с отцом в Фучэне беда случилась, потом у матери выкидыш был, сестра заболела, потом я и четвёртый брат один за другим пострадали. Пусть все скажут, кто это проклятье?!

Лю-по осеклась.

Линь-нянцзы тоже повысила голос:

— Я так больше жить не могу! Мы работаем день и ночь, а в итоге вырастили выводок белых волчат! Мне страшно! Я боюсь, что, если я вовремя не вернусь домой, мою дочь кто-нибудь убьёт! Сегодня я заявляю: либо мы делим семью, либо… хм!

Она холодно усмехнулась, посмотрела на Лю-по и, чётко выговаривая каждое слово, сказала:

— Когда Тан Саньшуй натворил дел, дело в Фучэне так и осталось открытым! Ты не хочешь делить семью? Хорошо! Тогда я поеду в Фучэн и признаюсь во всём. Пусть вся семья вместе погибнет!

Лю-по вздрогнула и уставилась на неё:

— Ты… ты не посмеешь!

Линь-нянцзы холодно усмехнулась:

— А ты проверь, посмею или нет!

Лю-по запаниковала и пожалела о содеянном:

— Всего-то девчонка, гроша ломаного не стоит!

Линь-нянцзы мрачно ответила:

— Она — моя кровиночка! Ты вырвала кусок из моего сердца, и ещё хочешь, чтобы мы продолжали вас содержать? Даже не мечтай!

Лю-по, вспомнив, как сильно старшая ветвь семьи любила Синьбао, тут же притихла.

Притворявшийся мёртвым Тан Саньшуй тоже заёрзал.

Он хотел только избавиться от обузы в лице Синьбао, но никогда не думал прогонять старшую ветвь семьи! Он ничего не умел, и без них ему нечего было бы есть и пить!

Он всё ещё мечтал о том, что старшая ветвь будет всецело его содержать, как же он мог позволить им уйти?

Он взволнованно воскликнул:

— Матушка!

Как только он заговорил, Синьбао вздрогнула.

Это была чисто инстинктивная реакция.

Этот Тан Саньшуй был действительно мерзавцем. Каждый раз, как только Линь-нянцзы уходила из дома, он отбирал еду у малышки. Мало того, что отбирал, так ещё и издевался над ней: то душил, то щипал, то зажимал между ног, как кошку или собаку, и играл с ней. Она боялась его до дрожи.

Все в семье Тан Циншаня, кроме Линь-нянцзы, которая противостояла Лю-по, смотрели на малышку. Заметив, как она вздрогнула, сразу несколько человек спросили:

— Синьбао, что случилось?

Малышка указала на Тан Саньшуя и с трудом произнесла:

— Он… топтал Синьбао животик, душил за шейку… Синьбао боится.

Раздался взрыв негодования.

Старшая ветвь семьи задрожала от гнева. Глаза Тан-саньгэ покраснели. Он бросился на Тан Саньшуя, схватил его, поднял и швырнул на землю.

Тан Шичану, третьему брату, было всего двенадцать лет, но он был высоким и от природы очень сильным. Он играючи справился с Тан Саньшуем.

Тан Саньшуй громко закричал, Лю-по с визгом бросилась на них.

Тан Шичан ещё не остыл и хотел снова ударить его, но односельчане уже схватили его. Вырвавшись, он ещё пару раз пнул Тан Саньшуя, но тут набежало ещё больше людей, и его наконец оттащили.

В этой суматохе Тан Циншань, как громом поражённый, смотрел на заговорившую дочь.

Сейчас все смотрели на драку, и только настоящие родные заметили, что Синьбао заговорила.

Тан-эргэ прикрыл глаза малышки, чтобы она не видела жестокой сцены, и кивнул отцу.

Глаза Тан Циншаня наполнились слезами, губы дрожали. Он смотрел на дочь, с трудом сдерживая себя.

В этот момент подоспел старейшина клана.

У старейшины было много сыновей, целых четыре, но внуков долго не было. Он много лет ждал их.

И вот, несколько дней назад, его невестка родила ему крепкого внука. Старейшина души в нём не чаял, и сердце его было переполнено нежностью. Войдя во двор, он услышал слова малышки.

Хотя Синьбао была болезненным ребёнком, она была очень красивой. Кожа у неё была, как у матери, — белая, словно из молока, мягкие пушистые волосы обрамляли большие чёрные глаза. Она была милее и очаровательнее, чем кукла с новогодней картинки.

Её нежный голосок заставил старейшину вспомнить собственного внука.

Маленькая девочка, которую обижали, и она даже пожаловаться не могла — как же ей было плохо! От одной мысли об этом сердце сжималось от боли.

А потом он посмотрел на Тан Саньшуя, похожего на большого богомола, с огромным животом, нажитым в молодости непосильным трудом — то есть бездельем, — и почувствовал к нему отвращение.

Видя, как люди оттаскивают Тан Шичана, старейшина поднял трость и дважды ударил Тан Саньшуя:

— До чего ж ты докатился! Издеваться над маленькой девочкой!

— Я не… — Тан Саньшуй застонал от боли, но, не успев договорить, получил ещё несколько ударов и поспешно сказал: — Я просто пошутил…

Старейшина рассердился:

— Шутки с удушением ребёнка! Впервые такое вижу!

Он снова ударил его несколько раз. Тан Саньшуй от боли и страха даже дышать ровно не мог.

Лю-по только что поднялась с земли и, увидев это, с криком бросилась вперёд, оттолкнула старейшину и закрыла собой Тан Саньшуя.

Старейшина был в преклонных годах, и от толчка он пошатнулся и упал бы, если бы его не подхватили сын и другие жители деревни.

Старейшина окончательно вышел из себя:

— Я что, не имею права его наказать?

Лю-по зарыдала:

— У нашего Саньшуя слабое здоровье, его бить нельзя! Нельзя было по-хорошему сказать, зачем сразу руки распускать?! — с упрёком сказала она.

Старейшина, задыхаясь от гнева, погладил себя по груди. Не желая спорить со старухой, он обратился к собравшимся:

— В нашей семье Тан за восемь поколений не было такой злобной женщины! Продать внучку в бордель! Это не просто бессовестно! Это — сердце змеи и скорпиона! Волчье сердце и собачьи лёгкие! К счастью, Небеса открыли глаза и не дали тебе совершить этот ужасный поступок! Иначе как бы женщины из Деревни Рыбного Пруда показывались людям?! Как бы наши дочери замуж выходили?! Ты бы опозорила наших предков на много поколений вперёд!

Его слова заставили жителей деревни осознать всю серьёзность ситуации, и они принялись осуждать Лю-по.

Старейшина продолжил:

— Это не пустяковое дело! Я не могу закрыть на это глаза и просто так отпустить тебя! Иначе мне будет стыдно перед предками! Сегодня я принимаю решение от имени Тан Маньцана (деда Синьбао) развестись с тобой, жестокой женщиной с сердцем змеи!

Толпа ахнула.