Небесная Кара
До открытия вечернего рынка в столице Дасан оставалось еще полчаса (*букв. две четверти часа*), но по обеим сторонам дороги уже бурлили толпы людей. Из-за городских ворот медленно въехала карета, покрытая темно-красным лаком. Кучер сидел на козлах с серьезным и невозмутимым видом. С каждого из двух углов крыши свисала связка колокольчиков, которые, тихонько звеня, пробивались сквозь шум и гам, заставляя многих прохожих останавливаться и обращать внимание. Карета появилась неожиданно, вместе с последним лучом закатного солнца.
Она направлялась в южный пригород, к резиденции Дяньгэ Дасюэши Шэнь Шуляна.
Девушка в карете приоткрыла уголок занавески. Поля шляпы молочно-белого цвета скрывали все ее лицо, виднелись лишь несколько тонких изящных пальцев. Под навесом из соломы сидел слепой сказитель, игравший на эрху. Время от времени оттуда доносились одобрительные возгласы.
— О чем сегодня поведаем?
— Расскажем о делах императорского города.
— Первое: в красных одеждах и железных доспехах восседает в зале судья, холодный Яма (*бог смерти*), с ним лучше не связываться.
— Второе: в синем халате с бумажным веером разгуливает по чиновничьим кругам улыбчивая сороконожка, к ней не приближайся.
— Динь-го-лун-дун-цян...
Уголки губ девушки в полумраке кареты изогнулись вверх. Опущенная занавеска то и дело поднималась вечерним ветром. Она повернулась и приказала стоявшей рядом служанке:
— Цинчай, выйди и скажи А-Дуну, чтобы по дороге нашел гостиницу. Сегодня остановимся здесь, а завтра в час Чэнь (*7-9 утра*) отправимся дальше.
Голос ее был слабым, с легкой хрипотцой, но на удивление четким и решительным.
— Да, госпожа.
Цинчай вышла из кареты и передала указания кучеру. А-Дун выглядел несколько озадаченным. Ведь до места назначения было совсем недалеко, меньше часа езды, и они точно успели бы до темноты. А тут снова остановка.
Всю дорогу они то ехали, то останавливались, из-за чего прибыли уже на пять с лишним дней позже, чем он рассчитывал, когда ехал за ней.
Похоже, эта третья госпожа, с детства покинувшая столицу и привезенная издалека, из Чаочжоу, не так уж и стремится домой.
Хотя А-Дун и ворчал про себя, он все же подчинился приказу и остановил карету.
Карета остановилась у трактира под названием «Таньюэлоу».
Девушка по-прежнему была под вуалью, длинная тонкая ткань полностью скрывала ее фигуру. Опираясь на руку служанки, она подошла к стойке.
Цинчай несла в одной руке железную ажурную клетку, в которой сидел попугай. Его красно-желто-зеленое оперение особенно ярко блестело на солнце, словно радуга. Птица была очень живой, постоянно прыгала и разглядывала все вокруг своими глазками-бусинками.
— Хозяин, нам нужна лучшая комната.
— Моя госпожа любит тишину, пожалуйста, устройте нас в комнате у стены.
— Снаружи остались наш кучер и карета, выделите им место попросторнее.
— Будет сделано.
— Слуга, проводи госпожу в самую дальнюю комнату в восточном крыле на третьем этаже.
— Слушаюсь! Вы двое, следуйте за мной наверх, — слуга, полный энтузиазма, бросился помогать нести багаж. Глядя на запыленный вид госпожи и служанки, он не удержался от пары любезных фраз.
— Госпожа приехала на «Яофанъянь», что состоится через десять дней?
Цинчай с сомнением взглянула на него. — Наша госпожа слаба здоровьем, она приехала в столицу лечиться.
— Мы и не слышали ни о каком «Яофанъянь». Что это?
— Ах, значит, я ошибся. Просто я подумал, что по стати и манерам госпожа явно не из простой семьи, вот и предположил.
— А что до «Яофанъянь», так это банкет, который устраивает нынешняя Благородная супруга Сянь специально для выбора второстепенной супруги Пятому принцу.
— Благородная супруга Сянь пользуется большой благосклонностью императора, а Пятый принц славится своей добродетелью. Недавно его пожаловали титулом вана, а он еще даже не женат.
— В эти дни в столицу и ее окрестности съезжаются все знатные барышни, у которых есть хоть какие-то связи. Я сам видел, как в город въехало не меньше десяти-двадцати кортежей.
Цинчай понимающе кивнула. Хотя ей было очень любопытно, и она даже не до конца разобралась во всех упомянутых связях и персонах, она увидела, что ее госпожа лишь склонила голову и теребит птичку, явно не проявляя интереса. Вспомнив наказ поменьше сплетничать, она не стала расспрашивать дальше.
Лишь когда слуга прибрался и вышел из комнаты, она не удержалась:
— Госпожа, не ожидала, что в этой столице еще больше затей, чем у нас в Чаочжоу. Чтобы выбрать принцу второстепенную супругу, целый банкет устраивают!
— По сравнению с этим, свадьба того Ли Куна в нашем городе — просто мелочь. Забавно вспомнить, как он во время своей свадьбы специально подольше взрывал петарды у ворот нашей усадьбы, а потом в своем петушином колпаке оглядывался по сторонам, и, не увидев вас, госпожа, так разозлился, что нос скривился.
Третья госпожа Шэнь посмотрела на ее гримасы и ласково улыбнулась: — Ах ты...
Внезапно сквозь туман сверкнула молния, грянул гром, и хлынул ливень. День мгновенно сменился сумерками, подернутыми тонкой темной пеленой.
— Ой, дождь пошел! Госпожа, вы как в воду глядели!
Цинчай поспешила к окну. Ветер дул сильно и резко, она с трудом закрыла створку.
— Ну и ветер!
— Госпожа, я спущусь вниз, посмотрю, нет ли какой-нибудь легкой еды, принесу вам что-нибудь, — получив разрешение, она быстро спустилась по лестнице.
Как только дверь за ней закрылась, третья госпожа Шэнь, не меняя выражения лица, встала и снова открыла окно. Дождь тут же хлынул внутрь. Она прикрыла рот рукой и тихо кашлянула несколько раз, затем подвинула стоявшую рядом птичью клетку. Белоснежные пальцы открыли дверцу, и птица вспорхнула ей на палец.
— Лети.
Едва прозвучали эти слова, птица, словно сорвавшийся с привязи конь, ринулась прямо в ливень. Ее яркое оперение под струями дождя быстро потускнело, обнажив иссиня-черные перья — это был ворон.
【Внутри Южной тюрьмы】
Внезапный ливень скрыл небесный свет. В и без того замкнутом пространстве свет ламп казался еще тусклее. Заключенные в тюремных робах стояли ровным строем, а несколько стражников ямэня постоянно понукали их длинными кнутами: — Быстрее!
— Начальник, вон тот, — высокий стражник подбежал к начальнику стражи и, указав на заключенного в конце строя, понизив голос, сказал.
Начальника стражи звали Чэнь Цзюаньнянь. Его мать умерла от болезни, когда ему было три года. Отец был торговцем маслом на рынке, три года назад его парализовало после инсульта. Сам Чэнь, хоть и высокий, был очень худым, кожа да кости. В детстве он был озорным и непоседливым, его часто били, и тогда он прятался в лавке гробов на перекрестке.
В последние годы он заметно поутих, взвалил на себя бремя содержания семьи, стал скромнее. На деньги, отложенные отцом на гроб, он устроился на службу в ямэнь и неожиданно добился некоторых успехов.
Сегодня по приказу свыше он вместе с мастером клинка дежурил в тюрьме. Они пришли сюда ради одного человека.
Чэнь Цзюаньнянь стоял прямо рядом с секретарем Лю. Выслушав донесение, он кивнул, не выдав своих мыслей. — Стройтесь в очередь, по одному, не торопитесь. Вам повезло, вы получили особую амнистию. Когда выйдете, помните о милости Его Величества и живите честно, — секретарь по фамилии Лю в это время быстро записывал имена в реестр, про себя презирая этого выскочку Чэня. Он искоса наблюдал, как тот с гордым видом раздает деревянные таблички об амнистии.
(Нет комментариев)
|
|
|
|