Глава 4 (Часть 1)

Пэй Цзимэн и Фан-гуйжэнь проводили вместе дни и ночи.

Он ясно чувствовал, что Фан-няннян изменилась. Она стала более живой, чаще улыбалась, перестала зацикливаться на ненависти и печали и даже время от времени помогала ему с уроками.

Если раньше Фан-гуйжэнь была для него уважаемым и любимым старшим, с которым он был связан общей судьбой, то теперь она стала похожа на эрудированную, дружелюбную и интересную старшую сестру.

Это было действительно странно.

Краем глаза он увидел, как Фан-гуйжэнь жарит кузнечиков на ветке. Она лучезарно улыбалась, её глаза сияли, а улыбка достигала самых глубин души.

Вспомнив прежнюю сдержанную и немногословную Фан-гуйжэнь, Пэй Цзимэн подумал об «одержимости» и тут же вздрогнул.

Он был в недоумении.

Он должен был выяснить, почему Фан-няннян так резко изменилась, словно стала другим человеком.

***

Зная о суевериях этого времени, о страхе перед неизвестным и о том, с каким благоговением здесь относятся к духам и божествам, Ся Цзинь была уверена, что если раскроет свою тайну, её сочтут одержимой или вселившейся в чужое тело душой и сожгут заживо на глазах у всех.

Поэтому она решила молчать и играть роль Фан-гуйжэнь как можно лучше.

Все эти дни она старалась сдерживать себя, быть осторожной в каждом движении и действии, стараясь вести себя так, как, по её мнению, должна вести себя настоящая наложница. Несмотря на это, Пэй Цзимэн постоянно задавал ей вопросы, то и дело задумчиво смотрел на неё, отчего у неё мурашки бегали по коже.

Утром пели птицы, благоухали цветы. В этом ветхом дворце буйно росли травы и деревья, создавая прекрасный пейзаж.

Пока Байхэ и Пэй Цзимэн копали побеги бамбука в заднем дворе, Ся Цзинь сидела на веранде, беззаботно любуясь пейзажем и болтая с системой.

— Скажи, у древних людей что, мозги были куриные? В заднем дворе полно бамбуковых побегов, повсюду растёт съедобная зелень, в пруду, я видела, одни декоративные золотые рыбки, хотя лотоса и корней лотоса там хватило бы надолго, а в боковом зале кузнечики сами на людей прыгают… Столько еды вокруг, а они умудряются голодать. Боже мой, я просто не знаю, что сказать.

— Как говорили древние: «Благородный муж далёк от кухни». Неумение готовить — обычное дело.

Ся Цзинь презрительно фыркнула:

— Их испортили эти глупые нравоучения. Они каждый день ждут, пока им принесут готовую еду прямо в рот. Посмотри на Пэй Цзимэна, он же скоро от недоедания заболеет.

— Состояние здоровья Пэй Цзимэна хорошее, в ближайшее время ему не грозит истощение.

Ся Цзинь на мгновение замолчала, а затем продолжила:

— Я что, в прошлой жизни ему что-то задолжала? Почему я каждый раз перемещаюсь в кого-то из его окружения и затем с молниеносной скоростью иду навстречу гибели?

Вспоминая последние дни, она вдруг кое-что осознала:

— Кстати, прошло уже столько дней, а я всё ещё жива. Ты наконец-то проявила ко мне милосердие?

Система ответила: «Если Хост хочет ускорить свою смерть, 0259 может выполнить ваше требование».

— Не надо! — испуганно закричала Ся Цзинь. — Пусть всё идёт своим чередом. Дай мне умереть помедленнее.

Решив, что время пришло, Ся Цзинь встала, бросила травинку, которую держала в руке, и направилась в задний двор, чтобы поесть.

Внезапно тяжёлые дворцовые ворота со скрипом отворились. Снаружи послышался шум, словно там собралось много людей. Массивные створки распахнулись, и несколько молодых евнухов быстро вбежали внутрь, выстроились в две шеренги у входа и, склонив головы, стали ждать.

Затем в ворота внесли паланкин, который несли восемь человек. В паланкине сидела очаровательная молодая женщина в роскошном платье, с золотыми шпильками и нефритовыми украшениями в волосах. Она выглядела гордой и надменной, словно феникс.

«Какой размах!» — подумала Ся Цзинь, наблюдая за происходящим.

Она видела себя в зеркале. Внешность Фан-гуйжэнь нельзя было назвать выдающейся, она сильно уступала её собственной, да и перед этой красавицей явно проигрывала.

Женщина, указывая наманикюренным ярко-красным пальцем, высокомерно произнесла, выходя из паланкина:

— Фан-гуйжэнь, ты что, совсем отупела в Холодном дворце? Почему, увидев меня, ты даже не кланяешься?

Система в самый ответственный момент снова подвела, не предоставив никакой информации. Ся Цзинь не знала, кто эта наложница, и растерялась. После секундного колебания она поклонилась:

— Осмелюсь спросить, по какому делу Ваша Светлость пожаловала в это скромное жилище?

Как раз в этот момент из заднего двора подошли Пэй Цзимэн и Байхэ. Увидев женщину, лицо Пэй Цзимэна мгновенно изменилось, на нём появилась ненависть. Он неохотно поклонился и невнятно произнёс:

— Шу-гуйфэй няннян.

Прибывшей была всемогущая Шу-гуйфэй.

— Я сегодня снизошла до посещения этого жалкого двора, чтобы забрать шестого принца обратно во дворец, — сказала она и, улыбнувшись, поманила Пэй Цзимэна. — Мин'эр, иди сюда. Отныне я твоя матушка-наложница.

Нынешний император очень любил Шу-гуйфэй, а эта обласканная всеми милостями наложница была по натуре завистливой и не терпела соперниц. Она не выносила, когда другие наложницы рожали императору детей.

Поэтому Нин-фэй была казнена, Фан-гуйжэнь сослана в Холодный дворец, и подобных случаев было бесчисленное множество.

Однако у неё самой не было детей, и все эти годы у императора было мало наследников.

Прошло уже десять лет с тех пор, как Пэй Цзимэн жил в Холодном дворце. Император наконец вспомнил о своём сыне. Он был уже в преклонном возрасте и издал указ забрать Пэй Цзимэна обратно и передать его на воспитание Шу-гуйфэй.

Когда система закончила объяснение, Ся Цзинь подумала, что у Шу-гуйфэй, похоже, не всё в порядке с головой. Она довела до смерти мать ребёнка, а теперь хочет забрать сына своего врага на воспитание.

— Няннян, я… — Пэй Цзимэн был полон гнева и негодования. Столкнувшись с убийцей своей матери, он хотел тут же отказаться.

Шу-гуйфэй перебила его, прикрыв рот рукой и рассмеявшись:

— Это указ твоего отца-императора. Мин'эр, ты действительно вырос, неужели ты хочешь ослушаться указа?

Пэй Цзимэн закусил губу, в его опущенных глазах мелькнуло недовольство.

Он понимал, что раз Шу-гуйфэй пришла сюда, значит, это воля императора. Если он ослушается, то не только сам лишится жизни, но и подвергнет опасности Фан-гуйжэнь.

Он беспомощно закрыл глаза и, наконец, подавив гнев, тихо произнёс:

— …Повинуюсь.