Глава 4

...она потащила своё усталое тело к кровати, готовясь к послеобеденному сну.

Обеспечивать себе от получаса до часа дневного сна каждый день — хорошая привычка.

— Госпожа, молодой господин Шэнь ведь сказал, что зайдёт позже? Вы не будете его ждать? — спросила Цай Цин, убирая со стола.

Тан Цянь повернулась к ней, но ничего не сказала.

Служанка поняла намёк и замолчала, проворно убирая всё со стола.

Закончив уборку, она подошла к кровати и послушно встала в стороне: — Тогда спите, госпожа. Я посторожу здесь.

Тан Цянь продолжала невозмутимо смотреть на неё.

Цай Цин отодвинулась ещё немного назад. Тан Цянь всё так же молча смотрела на неё.

Наконец, с плаксивым выражением лица служанка сказала: — Госпожа, тогда я выйду. Если что-то понадобится, позовите меня, я буду за дверью.

Только тогда Тан Цянь кивнула: — Умница.

Она проспала до четырёх-пяти часов вечера. Конечно, часов здесь не было, но были солнечные часы.

Тан Цянь лежала на кровати, долго глядя в потолок. У неё была привычка долго приходить в себя после сна, и, к её удивлению, даже в новом теле этот симптом сохранился.

Она услышала шум снаружи: люди ходили туда-сюда, казалось, что-то готовили, но из-за гомона было трудно разобрать, что именно.

Как раз в этот момент Цай Цин толкнула дверь и вошла: — Госпожа, вы проснулись.

Садясь на кровати, Тан Цянь спросила: — Что там происходит?

Взгляд Цай Цин забегал: — Ни... ничего особенного... — Она достала розовое платье и белую ажурную накидку с вышивкой в виде цветущей сакуры и спросила: — Госпожа, наденете это?

Тан Цянь молча посмотрела на неё, прислушалась ещё немного, встала с кровати, взяла длинное платье цвета морской волны с вышитыми белыми кувшинками по подолу, надела его, взяла белую накидку и направилась к двери.

— Госпожа! — Цай Цин выглядела взволнованной. Она загородила ей дорогу: — Госпожа, э-э, ваши волосы ещё не причёсаны. Я... я причешу вас, — это была явная отговорка.

Но Тан Цянь на удивление не стала настаивать на выходе, а подошла к туалетному столику, села и сказала: — Тогда причёсывай.

Туалетный столик стоял слева от окна. Через щель в неплотно закрытом окне она легко увидела суету во дворе: устанавливали алтарь, ставили курильницу для благовоний, раскладывали жертвенные подношения. Она даже заметила человека в жёлтом даосском одеянии, который, размахивая мечом из персикового дерева, высокомерно командовал слугами, расставлявшими вещи.

Но она лишь мельком взглянула и ничего не сказала.

Цай Цин стояла позади неё и расчёсывала ей волосы, чувствуя лёгкий страх. Почему вдруг молчаливая госпожа казалась страшнее той, прежней, которая всегда говорила всё, что думает?

В медном зеркале высотой в полметра, украшенном по краям ажурной резьбой в виде благоприятных облаков, Тан Цянь увидела знакомое лицо, немного похожее на неё саму из современной жизни и идеально совпадающее с Тан Жучу из сна.

Женщина в зеркале смотрела на себя с удивлением, застенчивостью и робостью. В её больших, тёмных и чистых глазах читалось некоторое замешательство и недоумение.

«Что позволяет тебе сохранять такой чистый взгляд? Что ты пытаешься увидеть сквозь него?»

На мгновение ей захотелось спросить об этом отражение в зеркале.

Цай Цин стояла позади, время от времени украдкой поглядывая на неё, слегка недоумевая.

Почему ей кажется, что госпожа стала немного другой?

Не внешность, не характер, а какое-то ощущение, очень странное ощущение.

Но она не стала долго раздумывать. Главное, что с госпожой всё в порядке.

Она медленно расчесала её длинные, до пояса, волосы, прядь за прядью, затем, примериваясь то слева, то справа, собрала верхнюю часть волос в причёску. Долго выбирала украшение: жемчужные цветы были слишком обычными, атласные ленты — слишком скромными. Наконец, она достала буяо и косо вставила его в волосы у виска. Узор в виде китайской яблони на буяо был искусно вырезан, а под ним на разной высоте свисали три цветка яблони, которые при ходьбе создавали особое очарование.

— Готово? — спросила Тан Цянь.

Цай Цин удовлетворённо кивнула: — Угу, — у госпожи действительно хорошая основа, любой наряд и причёска ей к лицу.

— Тогда я выйду, — сказала Тан Цянь и встала. Цай Цин вдруг спохватилась: разве она не должна была тянуть время? Почему так быстро причесала?

Она поспешно подбежала: — Госпожа, я вдруг поняла, что эта причёска вам совершенно не идёт! Может, сделаем другую?

Но Тан Цянь уже протянула руку и открыла дверь.

***

— Даосский наставник, можно начинать? — спросила Ли Сяньи даосского священника школы Маошань, увидев, что приготовления почти завершены.

Даос погладил бороду, прикрыл глаза и что-то пробормотал. Затем внезапно открыл глаза, разбросал жёлтые талисманы в руке, указал мечом из персикового дерева в небо и крикнул: — Время пришло! — С этими словами он большими шагами подошёл к алтарю, взмахнул рукой, и слуги, всё ещё расставлявшие вещи, быстро положили их и испуганно отошли в сторону.

— Колокольчик для призыва душ, подать! — Он строго посмотрел, и стоявший позади ученик поспешно подал ему обеими руками медный колокольчик. Даос тут же начал звонить в колокольчик и танцевать с мечом вокруг алтаря, бормоча что-то себе под нос.

Шэнь Чэнъянь, который с самого начала был против этого обряда, нахмурился и сказал Ли Сяньи: — Тётушка, раз уж с Жучу всё в порядке, может, не стоит всего этого делать? Если увидят недоброжелатели, пойдут сплетни.

— Раз всё в порядке, то изгнать невезение тоже хорошо, — сказала она и замолчала.

Шэнь Чэнъяню оставалось только стоять рядом и молчать, но он всё равно с беспокойством посмотрел на плотно закрытую дверь комнаты Тан Жучу.

Ли Сяньи сейчас выглядела спокойной и властной госпожой дома, но никто не знал, что в душе она паниковала больше всех.

Когда Тан Жучу вытащили из воды, она была одной из первых, кто прибыл на место.

У той не было ни дыхания, ни сердцебиения — она видела это собственными глазами.

Как мог человек, который явно умер, вдруг появиться перед тобой?

Поэтому, не разбираясь, настоящий этот даосский священник школы Маошань или нет, она немедленно пригласила его провести обряд, хотя бы ради собственного душевного спокойствия.

— Я — великий бессмертный, сошедший в мир, чтобы истреблять зло от имени Небес! Демоны и злые духи, быстро явитесь, быстро явитесь... — бормотал даос. Вдруг он подцепил мечом из персикового дерева жёлтый талисман, собираясь поджечь его от свечи, но внезапно его лицо застыло, и он рухнул навзничь. Через мгновение у него из семи отверстий пошла кровь, и он умер.

Все были ошеломлены этим внезапным поворотом событий. Когда они пришли в себя и хотели подойти, то увидели, что плотно закрытая дверь комнаты Тан Жучу открылась. Старшая госпожа в длинном платье цвета морской волны и белой накидке стояла там и холодно смотрела на них.

***

— Го... госпожа... — кто-то посмотрел на неё и невольно отступил на несколько шагов, на лице отразился ужас.

Она медленно вышла из комнаты, спустилась по ступеням. Шагала она очень медленно, но с достоинством, присущим благородной девице.

Слуги невольно сглотнули. Обычно госпожа казалась небесной феей, но события последних двух дней заставили их испытывать к ней некоторый страх.

Особенно после внезапной смерти даоса. Хотя никто не произнёс этого вслух, у всех в сердце зародилось одно и то же подозрение.

Первым опомнился Шэнь Чэнъянь. Он повернулся и строго крикнул: — Почему до сих пор не сообщили в ямэнь?! — Один из слуг тут же, спотыкаясь, побежал прочь.

Сказав это, Шэнь Чэнъянь подошёл к Тан Цянь, хотел взять её за руку, но она уклонилась. Его лицо помрачнело, но он больше ничего не сказал.

Тан Цянь подошла на шаг к трупу даоса, посмотрела на его искажённое предсмертной мукой лицо и чёрную кровь у рта. Затем она взглянула на позу, в которой он упал, и проследила за его взглядом. Он был направлен на его четырнадцатилетнего ученика.

Мальчик был бледен и чист лицом, выглядел хрупким и производил впечатление очень послушного ребёнка.

Сейчас он, казалось, был напуган внезапным происшествием и робко прятался за толпой, похожий на испуганного кролика.

Она долго смотрела, но ничего не сказала. Отведя взгляд, она подняла голову и посмотрела на цветущую китайскую яблоню во дворе.

Прошлой ночью она видела её лишь мельком, отметив пышные ветви и множество цветов. Теперь же она поняла, что дерево было поистине прекрасно.

Не обращая внимания на происходящее вокруг, оно просто тихо цвело, источая свой аромат.

Алтарь, установленный под деревом, и дым благовоний придавали ему оттенок мирской суеты.

— Жучу, это ты сделала? — после долгого молчания наконец спросила Ли Сяньи, стиснув зубы.

Тан Цянь повернулась к ней. В воспоминаниях Тан Жучу эта величественная и знатная дама всегда считала её бельмом на глазу. Она не знала, откуда у них такая глубокая вражда.

Она не ответила прямо, а сказала: — Если бы это была я, разве не проще было бы убить вас всех?

От этих слов лицо Ли Сяньи стало ещё мрачнее, но присутствующие, кажется, кое-что поняли.

Вскоре привели людей из ямэня. Во главе шёл уездный начальник. Глава семьи Тан, отец Тан Жучу, Тан Юань, сегодня, похоже, отсутствовал. Уездный начальник стоял рядом и слушал рассказ Ли Сяньи о случившемся, приказав судебному медику из ямэня осмотреть тело.

— Этот человек умер от кровотечения из семи отверстий, кровь чёрная. Осмотр позволяет заключить, что это смерть от отравления, — докладывал судебный медик во время осмотра. — На поверхности тела нет явных ран...

Стоявшая рядом Тан Цянь вдруг вмешалась: — Не могли бы вы внимательно осмотреть его руки?

Судебный медик взглянул на неё с некоторым недоумением, но всё же тщательно осмотрел руки даоса и наконец обнаружил крошечный след от укола иглой в хукоу (между большим и указательным пальцами) его левой руки.

— Господин начальник, это убийство! И убийца, скорее всего, находится в этом дворе! — слова судебного медика мгновенно накалили атмосферу.