Глава двенадцатая. У ручья

Спать на кухне, у тёплого очага, на толстом слое соломы было даже удобнее, чем на жёстких нарах почтовой станции, но А Фу всё равно проснулась.

Её разбудил кошмар.

Хотя кошмаром это не назовёшь, ведь всё это она пережила наяву.

Она коснулась шеи. Кожа горела, и под пальцами всё ещё ощущались следы от верёвки. Им было мало того, что они влили в неё яд — посчитав, что она умирает слишком медленно, они задушили её белой шёлковой лентой.

Предсмертная агония, казалось, последовала за ней и в эту новую жизнь.

А Фу несколько раз тяжело вздохнула и поднялась. В помещении было тепло, поэтому А Лэ не прижималась к ней, чтобы согреться, и не проснулась от её движений — она по-прежнему крепко спала.

А Лэ, по правде говоря, уже много лет не приходилось терпеть подобные лишения.

Служа госпоже, она росла почти как барышня — всё, что было у Чу Чжао, было и у неё.

А Фу посмотрела на обмороженное лицо девушки, укрыла её плотным одеялом, которое им дал старый начальник станции, накинула ватник и тихо вышла на улицу.

Двое почтовых солдат, бывших на дежурстве, стояли, прислонившись к двери, и тихо переговаривались.

— А Фу, ты опять так рано проснулась? — спросили они. — Мы задержимся здесь ещё на день, торопиться некуда, поспала бы ещё.

А Фу покачала головой: — Наоборот, не спится. Пусть моя сестра поспит подольше. Братцы, я пойду за водой, подскажете, куда?

Эти две девушки путешествовали с ними и сами вызвались кипятить воду и готовить еду. Правда, в основном всем занималась старшая, было видно, что младшую изрядно баловали.

Но младшая всё же жалела старшую. Солдаты с улыбкой указали ей дорогу.

А Фу взяла деревянное ведро и пошла.

Горный ручей тихо журчал, над водой поднимались клубы холодного белого пара.

А Фу села на камень, отставив ведро в сторону. Она опустила руку в воду, и леденящий холод напомнил ей, что всё происходящее — реальность.

Она действительно вернулась к жизни. Вернулась во времена, когда все её близкие были ещё живы, а она сама ещё не встретила того человека.

Она снова сможет увидеть папу.

При мысли о папе слёзы сами навернулись на глаза. В детстве он казался ей таким надоедливым, а после переезда в столицу она и вовсе возненавидела его из-за чужих сплетен.

Особенно когда тётя рассказала, что бабушка хотела забрать её на воспитание, но отец отказался. Если бы не он, она бы, как и её двоюродная сестра, стала благородной, изящной и прекрасной столичной барышней.

Тогда она с ненавистью думала, что никогда больше не вернётся в пограничный округ.

И она действительно больше не вернулась. И больше никогда не видела отца.

Лишь потеряв всё, она осознала, как горько сожалеет. Особенно в последние годы, когда почти каждую ночь ей снился пограничный округ и её отец.

И вот наконец... А Фу закрыла лицо руками и зарыдала: — Папа...

— Почему ты плачешь по отцу, а не по матери? — с любопытством спросил мужской голос.

А Фу вскочила от испуга и только тогда заметила, что у ручья появился ещё один человек. В утреннем свете его стройная фигура с распахнутой на груди рубахой и лицо, казавшееся выточенным из нефрита, выглядели нереально. Это был тот юноша, А Цзю.

— Ты... ты... — задыхаясь, пролепетала она.

— Я? А что я? — холодно бросил А Цзю. — Этот ручей не твоя собственность. Тебе можно здесь плакать, а мне нельзя?

А Фу подавилась словами, и это помогло ей прийти в себя. К счастью, она не успела сказать ничего лишнего, иначе...

Она опустила взгляд и подняла ведро: — Я набрала воды. Можешь плакать здесь.

А Цзю хмыкнул. Как бы хорошо эта девчонка ни притворялась, а коготки всё равно нет-нет да и выпустит.

Послушная, тихая, честная, жалкая, слабая — всё это маска. Эта девчонка жестока. Она явно не умела ездить верхом, но, стиснув зубы, держалась до последнего. К себе она беспощадна.

А тот, кто беспощаден к себе, будет беспощаден и к другим.

— Стой, — он раскинул руки, преграждая ей путь. — Ты мне так и не ответила. Почему ты плакала по отцу, а не по матери?

Это прозвучало как бессмысленная придирка, но А Фу прекрасно понимала: этот юноша с самого начала подозревал её и не верил ни единому её слову, ни россказням о её матери.

— Я плакала по матери, — закусив губу, ответила она. — Ты просто пришёл поздно и не слышал. Сначала я оплакивала мать, а потом уже отца. Если бы отец был дома, с матерью не случилось бы того, что случилось.

А Цзю усмехнулся: — Ну и объяснение. Выходит, это не ты виновата, а я.

А Фу опустила глаза: — Господин военный, я могу идти? Хочу наносить побольше воды, пока сестра не проснулась, чтобы облегчить ей работу.

А Цзю поправил одежду и, уперев руки в бока, освободил дорогу.

А Фу, с трудом неся ведро обеими руками, шатаясь, пошла вперёд по речным камням.

— Девчонка, — с кривой усмешкой бросил ей вслед А Цзю, когда она проходила мимо, — она не твоя сестра. Она твоя служанка.

Шаг А Фу на мгновение замер. Она посмотрела на юношу, собираясь что-то ответить, но её взгляд упал на его распахнутую рубаху, видневшуюся грудь и туго завязанный пояс штанов.

Её взгляд остановился не потому, что она увидела мужскую грудь — для неё это было сущим пустяком, — а потому, что за пояс его штанов было заткнуто письмо.

Утренний свет был тусклым, но она отчётливо разглядела слова на конверте.

Для Чу Линя. Секретно.

Чу Линь?!

— Чего уставилась! — рявкнул А Цзю, запахивая рубаху.

А Фу вспыхнула от смущения и гнева: — Ты... ты сам бесстыдник! — выпалила она и, схватив ведро, поспешила прочь, расплескав половину воды.

Когда она вернулась на почтовую станцию, её сердце всё ещё колотилось.

Разумеется, не из-за того, что она увидела грудь юноши.

А Лэ уже проснулась и собиралась идти на её поиски. Заметив странное выражение на лице А Фу, она встревоженно спросила: — Что случилось?

Двое почтовых солдат во дворе тоже обернулись.

А Фу опустила голову: — Ничего, я столкнулась с господином военным А Цзю.

А Лэ рассердилась. Солдаты тоже всё поняли: зная характер А Цзю, можно было не сомневаться, что он опять был невежлив с девушкой.

— Я схожу за водой, — А Лэ выхватила у неё ведро. — А ты иди в дом, разведи огонь.

......

А Лэ сбегала за водой несколько раз, наполнив все кадки на станции. Вернувшись на кухню, она увидела А Фу, которая сидела перед очагом. Огонь, горевший в топке, уже погас.

— С-сестрица, — взволнованно спросила она, — всё в порядке? Этот А Цзю... он что-то тебе сделал?

А Фу очнулась от своих мыслей и улыбнулась ей: — Он ничего мне не сделал, просто подозревает нас. Но не стоит обращать на это внимания.

А Лэ с облегчением выдохнула. По правде говоря, она не видела ничего страшного в том, чтобы раскрыть себя. Стоило им назвать имя генерала, и эти солдаты сразу стали бы относиться к ним с почтением, а этот А Цзю уж точно не посмел бы язвить.

Но молодая госпожа с самого отъезда из столицы скрывала, кто она, и А Лэ не знала почему.

Раз молодая госпожа так решила, она, конечно, не станет спорить. Просто ей было жаль, что госпоже приходится столько страдать. Думая об этом, она ловко разожгла погасший огонь.

— У начальника станции есть мёд. Я сварю для госпожи сладкую кашу, — радостно сказала она.

Но А Фу, казалось, всё ещё витала в облаках. — Что делает А Цзю? — спросила она.

А Лэ на мгновение замерла. Молодая госпожа сама спросила про А Цзю?

— Когда я ходила к ручью, его там не было, — ответила она. — Я слышала от господина военного Чжана, что этот А Цзю вечно где-то носится — то за зайцами гоняется, то диких фазанов ловит. Наверное, опять в лесу проказничает.

А Фу хмыкнула и, о чём-то задумавшись, посмотрела на А Лэ: — А Лэ, ты сможешь забрать у него одну вещь?