Глава вторая. Просьба о помощи

Когда юноша заговорил, остальные почтовые солдаты тут же умолкли. Тот, что собирался встать и помочь девочке, снова сел, словно просто менял позу на более удобную.

В воздухе повисла неловкость.

Начальник станции узнал этот голос — именно он первым крикнул с порога, приказав прекратить шум.

«Надо же, такой молодой», — подумал начальник станции, но тут же отметил про себя, что не ошибся: в этой группе всё решал именно этот юноша. Интересно, кто он такой?

Знатного рода?

Или просто богат? Деньги и власть делают тебя господином, невзирая на возраст.

И этот господин, похоже, был не из тех, с кем легко договориться.

Всегда осторожный и следующий правилу «чем меньше дел, тем лучше», начальник станции не стал сразу выгонять полувзрослую девочку.

— То, о чём просит это дитя, для вас, господа воины, сущий пустяк, — сказал он. — Её отец тоже солдат.

При этих словах лица нескольких солдат слегка изменились. Кто-то хотел было задать вопрос, но, взглянув на юношу, промолчал. Тот продолжал медленно пить из своей чаши, будто ничего не слышал. Солдат, собиравшийся заговорить, проглотил слова.

Начальника станции это не смутило. Разве в этом мире дела делаются так просто? Поплачь, назови кого-то героем — и всё готово?

— Её отец служит в пограничном округе, уже три года не был дома. Жена его совсем плоха здоровьем, хотела с двумя детьми перебраться к родне, но здесь её так скрутило, что с постели встать не может. Лекарь сказал, что ещё один шаг — и ей конец, — подробно объяснил начальник станции. — Вот она и хочет отправить детей к мужу. Если она глаза закроет, что с ними станется? Останутся одни на белом свете.

Услышав это, стоявшая на коленях девочка снова поклонилась до земли. На этот раз она молчала, лишь тихо плакала.

— Так вы хотите, чтобы мы взяли детей с собой в пограничный округ? — не выдержав, спросил один из солдат.

Начальник станции кивнул:

— Двум девочкам одним до пограничья не дойти, а денег нанять охрану у них нет. Вот я и приютил их на станции в надежде, что если появятся солдаты, идущие в ту сторону, то смогут их захватить.

— Но мы спешим с донесением, нам нельзя брать с собой детей, — беспомощно ответил тот же солдат. — Мы не можем замедляться. За опоздание с донесением можно и головы лишиться.

— Господин воин, мы с сестрой не боимся трудностей! — всхлипывая, торопливо сказала девочка. — Мы обе умеем ездить на лошади. Когда отец был дома, он нас учил.

Чему могли научиться такие маленькие дети, да ещё и девочки? Разве это можно назвать умением ездить верхом?

— Если эти дети доберутся до отца, то спасутся сами и смогут вернуться, чтобы вылечить мать, — сказал начальник станции. — Раз уж подвернулась такая возможность, я решил за них попросить.

— Может, лучше просто письмо передать? — предложил другой солдат.

Это был тот самый почтовый солдат по фамилии Чжан, которого называли старшим.

Начальник станции шагнул к нему и, понизив голос, покачал головой:

— Та женщина на самом деле уже не жилец. Протянет от силы полмесяца. А когда умрёт, и деньги на дорогу кончатся, вот тогда детям и впрямь придёт конец.

Вот оно что. Солдаты переглянулись, а затем снова посмотрели на юношу, который всё ещё держал в руках чашу с вином.

— А Цзю, что скажешь? — спросил старший Чжан.

«Значит, его зовут А Цзю», — подумал начальник станции. Юноша сделал глоток вина, и на его лице не отразилось ни единой эмоции. Однако он наконец заговорил:

— В пограничном округе много гарнизонов. Как зовут этого человека, сколько ему лет, под чьим командованием служит?

Начальник станции уже было открыл рот, но юноша бросил на него взгляд:

— Пусть она сама скажет.

Не доверяет, значит? Начальник станции тут же замолчал и жестом велел девочке отвечать.

— Меня зовут А Фу, — сдерживая рыдания и стараясь говорить чётко, произнесла девочка. — Моего отца зовут Ян Дачунь, ему тридцать четыре года. Он служит в округе Юньчжун, в лагере Дациншань, в гарнизоне Сайшан. Генерал, под началом которого он служит, носит фамилию Чу. Генерал Чу Вэй.

Услышав имя генерала Чу Вэя, солдаты начали перешёптываться: «Он из людей генерала Чу», «Надо же, это люди генерала Чу».

Слушая их разговоры, А Фу с надеждой подняла голову:

— Господа воины, вы ведь тоже знаете генерала Чу?

— Кто же не знает генерала Чу, — пробормотал один из солдат, но тут же кашлянул, не желая продолжать эту тему.

Юноша повертел в руках чашу с вином и спросил:

— А где письма от твоего отца? Они ведь наверняка с тобой?

А Фу тут же достала из-под своей рваной ватной куртки небольшой тканевый свёрток. Осторожно развернув его, она показала несколько писем: «Вот они».

Было видно, как она дорожила этими письмами, храня их у самого сердца.

— Дай-ка нам взглянуть, — протянул руку юноша.

Стоявший рядом солдат смутился и тихо сказал ему:

— А Цзю, читать чужие письма… это как-то нехорошо.

— А что в этом такого? — беззаботно ответил юноша и посмотрел на А Фу. — Разве в семейных письмах солдата есть что-то, что нельзя видеть посторонним?

А Фу уже поднялась на ноги. Держа свёрток обеими руками, она передала письма юноше. Его руки были тонкими и длинными, с бледной кожей, но ладонь пересекал уродливый, свирепый на вид шрам.

А Фу поспешно опустила глаза, не смея смотреть дольше.

Юноша раздал письма остальным, а одно оставил себе и развернул. Он сперва пробежался глазами по строчкам и усмехнулся:

— Похоже на почерк тех грубых писарей с границы. Каждое слово выводят размером с куриное яйцо, будто от этого его легче будет прочесть.

Солдаты тоже засмеялись, разглядывая письма в своих руках. Один из них подхватил шутку:

— А ведь это и вправду работает. Я не шибко грамотный, но когда вижу такие большие слова, мне кажется, что я смогу их прочитать.

Юноша держал в одной руке письмо, в другой — чашу с вином, и читал, время от времени отпивая. Он читал очень быстро, проглатывая по десять строк за раз, и вскоре закончил.

— В содержании всё верно, — сказал старший Чжан, подойдя к нему и говоря вполголоса. Он понял, зачем юноша решил прочесть письма. — Каждая строчка дышит пограничьем.

Юноша тоже дочитал, кивнул и, взглянув на А Фу, сказал:

— Забирай.

Солдаты вернули письма, наблюдая, как девочка аккуратно сворачивает их и прячет обратно за пазуху.

Тогда начальник станции снова шагнул вперёд:

— А Фу и мне показывала эти письма. Я думал отправить весточку, но пока письмо дойдёт, пока ответ придёт — уйдёт много времени. Лучше уж сразу отправить сестёр к отцу.

Старший Чжан постучал по столу:

— До пограничного округа путь неблизкий.

— Провезите их, сколько сможете, — предложил начальник станции. — Если они устанут, останутся на следующей станции. Даже так их отцу, Ян Дачуню, будет легче их найти.

Сказав это, он подмигнул застывшей рядом А Фу. Кажется, дело сладилось. Быстрее падай на колени, плачь и благодари.

Но не успела А Фу опуститься на колени, как юноша встал.

— Пойдёмте, посмотрим на эту госпожу Ян, — сказал он, смерив А Фу и начальника станции насмешливым взглядом. — Послушаем, что скажет она. В конце концов, это не семейное дело начальника станции, да и ребёнок не может принимать такие решения.

Начальник станции мысленно выругался. До чего же этот парень неуступчивый и колючий! С виду не похож на бедняка, так зачем пошёл в почтовые солдаты, на такую тяжёлую службу? Наверное, из-за своего характера его и сослали сюда?

Вы — несколько дюжих воинов, с оружием и силой. Неужели две девочки двенадцати-тринадцати лет смогут вас убить или поджечь что-то у вас под носом? А допрос устроили, будто конца и края ему нет.

Начальнику станции уже и говорить не хотелось. Он махнул рукой А Фу:

— Иди, иди. Пока твоя мать в сознании, пусть сама попросит господ воинов.

А Фу, однако, не сочла это придиркой. С радостным лицом она со всех ног бросилась из комнаты с криком:

— Мама, мама, господа воины пришли!

Её голос был полон и горя, и счастья. Услышав его, солдаты, особенно те, что постарше, у кого были жёны и дети, почувствовали, как у них сжалось сердце.

Эх, все они были семьями военных. Подумать только, если бы их…

— Этот Ян Дачунь — просто ничтожество, раз довёл жену и дочерей до такого состояния, — раздался презрительный голос А Цзю. — Настоящий позор.

Он допил остатки вина из чаши и широким шагом направился к выходу.

Что ж, признавать себя ничтожествами и позориться им не хотелось. Солдаты отбросили жалость и сочувствие и поспешили за ним.