Глава 28.2 Получил то, что заслужил

Сун Чжаоди не волновало, что будет с семьей капитана Цяня в будущем:

— Если его переведут, что будет с солдатами под его началом?

— Вчера вечером нас позвали на совещание, которое длилось всю ночь, его место занял старик Ма, – сказал Чжун Цзяньго. — Это отец Ма Чжэньсина, тот самый Ма Чжунхуа, который подвозил нас в тот день, когда ты прибыла на остров.

— Почему вдруг он? — невольно округлила глаза Сун Чжаоди.

— А что с ним не так? — озадаченно посмотрел на нее Чжун Цзяньго.

— Мне он не нравится, — фыркнула девушка.

— Он же не твой командир, какая разница, нравится он тебе или нет? — Чжун Цзяньго потерял дар речи. Решив, что она опять что-то не поняла, он объяснил: — У старика Ма есть небольшая проблема с характером, но у него отличные способности в руководстве войсками. В их полку только он самый подходящий.

— Мачеха, почему ты не подождала нас сегодня? — неожиданно подал голос Дава, и Сун Чжаоди проглотила слова, которые рвались с ее языка.

— Твой брат хочет спать. Ваш отец очень устал, присмотрите за братом, а я пойду готовить, не мешайте отцу отдыхать.

— Хорошо, — Дава положил ручку и тетрадь на стол.

Эрва подошел к Сун Чжаоди и, подняв голову, с улыбкой сказал:

— Мама, я хочу солодовое молоко.

Сун Чжаоди захотелось кого-нибудь ударить.

Чжун Цзяньго развеселился:

— Ты действительно настоящая мать, у тебя есть молоко.

Посмотрев на Сун Чжаоди, он увидел, что она не сердится, а лишь беспомощно дергает уголками рта, поэтому обратился к сыну:

— Твоя мама быстро готовит, подожди ужина. Сначала выпей воды, если хочешь пить.

— Я не хочу пить воду, — надулся Эрва. —  Я хочу солодовое молоко.

— Тогда жди ужина, — не поддался Чжун Цзяньго.

Чжун Цзяньго сегодня утром не было дома, а Сун Чжаоди не пошла за продуктами, поскольку присматривала за тремя детьми. На кухне было мало еды, поэтому девушка замесила лапшу и пошла в огород собирать овощи.

Чжун Дава увидел, что Сун Чжаоди ушла, и тихо пробормотал:

— Опять овощи.

— Когда готовила твоя родная мать, ты каждый день ел овощи, и я что-то не видел, чтобы ты жаловался, — вокруг что-то говорили дети, поэтому Чжун Цзяньго не засыпал, хотя и не открывал глаз. — Дава, тебе не нравится эта мачеха?

— Нет! — не задумываясь, выпалил Дава.

— Не лги отцу, — сказал Чжун Цзяньго. — Если тебе не нравится эта, давай возьмем другую.

Сун Чжаоди услышала эту фразу, когда вошла в дом. Краем глаза Дава заметил мачеху и потянул Санву за руку:

— Пойдем, старший брат с тобой погуляет.

Услышав про прогулку, Санва залепетал от восторга, и его маленький пальчик показал на улицу.

— Ты действительно не хочешь поменять? — спросил Чжун Цзяньго намеренно разочарованным тоном.

Чжун Дава посмотрел на бесстрастное лицо мачехи, которая наверняка очень сердита, а затем на собственного отца, которому было лень открыть глаза, и хихикнул:

— Папа, кого ты хочешь пригласить?

— В больнице есть женщина-врач, думаю, она довольно хороша, — сказал Чжун Цзяньго. — Она нежная, белокожая, по сравнению с ней твоя мачеха — чернолицый Баогун*. И я слышал, что она еще и хорошо готовит. А главное, в будущем тебе не придется ходить в больницу, если ты заболеешь, она сможет лечить тебя дома.

П. п.: Черное лицо — грим в китайском театре, указывает на суровый, но справедливый характер, Баогун — образ справедливого, неподкупного судьи в литературе.         

Хотя Чжун Дава для Чжун Цзяньго и Сун Чжаоди был маленьким ребенком, на улице дети взрослеют быстрее. Шестилетний мальчик уже довольно много понимал во взрослых делах.

— Папе нравится эта тетя-врач?

— Нравится. — Чжун Цзяньго зевнул и продолжил: — Дава, это последний шанс, если ты по-прежнему будешь настаивать на том, не нужно менять мачеху, но при этом не будешь слушаться, я не буду тебя больше уговаривать, как в прошлый раз, и просто выпорю.

Чжун Дава посмотрел на Сун Чжаоди, у которой на лице по-прежнему не было никакого выражения, потянул за собой Санву и толкнул Эрву:

— Быстрее, быстрее уходим!

«Хорошо, что ушли, наконец-то я смогу немного поспать», — подумал Чжун Цзяньго, как вдруг почувствовал сильную боль в ушах и ошеломленно распахнул глаза, попрощавшись со сном:

— Сун… Сун…

— Отошлешь меня? — с натянутой улыбкой спросила Сун Чжаоди.

Чжун Цзяньго проигнорировал тот факт, что его уши были в руках «врага», и повернулся на другую сторону, где на скамейке сидели три его сына:

— Вы, маленькие паршивцы!

— Врач, белокожая, нежная красавица, верно? — спросила Сун Чжаоди, вывернув уши Чжун Цзяньго так, что он стиснул зубы от боли. —  Когда ты собираешься жениться? И когда ты собираешься развестись со мной?

Чжун Цзяньго смог стать командиром полка в столь юном возрасте не только благодаря своей высокой академической квалификации, но и высокому IQ и EQ. Понимая, что сейчас бесполезно объяснять, что он сознательно пытался напугать сына, он сказал:

— В больнице самой молодой женщине-врачу чуть больше тридцати.  Человека, о котором я говорил, не существует.

— Сейчас нет, а через два года будет?

Сун Чжаоди понимала, что Чжун Цзяньго просто пугал ребенка, и если бы в больнице действительно работала такая девушка, то Чжун Цзяньго не пришлось бы ехать в деревню Сяосун, чтобы жениться на ней.

Но если она правильно расслышала, Чжун Цзяньго сказал «в прошлый раз», то есть он упоминал о таком в прошлом и возможно, не раз. Подумав о том, что она преданно служила этим господам из семьи Чжун, а они подумывали заменить ее, Сун Чжаоди так разозлилась, что у нее заболел живот.

Чжун Цзяньго очень хотелось дать себе пощечину: на хорошей кровати наверху не спалось, так он спустился спать вниз, на жесткую скамейку. В итоге сна так и не было, зато начались опасные разговоры.

—  Чжаоди, сяо Сун, не волнуйся, даже если сюда назначат десяток нежных и красивых врачей, я не буду обменивать.

— Не будешь обменивать кого? — притворилась незнающей Сун Чжаоди.

Чжун Цзяньго небрежно ответил:

— Конечно, не обменивать мать моих детей, обменивать тебя.

— Говоришь так, будто можешь заменить меня, если захочешь, — холодно фыркнула Сун Чжаоди, потянув напоследок уши Чжун Цзяньго так, что у того вырвался вздох, и пошла на кухню готовить.

Чжун Цзяньго вытер выступивший на лбу пот и облегченно вздохнул:

— С женщинами действительно не стоит шутить.

— Что ты сказал?

Дава и Эрва после еды должны были вздремнуть, а потом отправиться в школу, поэтому Сун Чжаоди, занятая готовкой, не беспокоилась о муже, но он все равно осмелился что-то тихо бормотать.

Чжун Цзяньго перевернулся и сел:

— Я сказал, что эта скамья чертовски твердая, я собираюсь спать наверху.

Не дожидаясь, пока Сун Чжаоди что-то ответит, он обулся и побежал наверх.

Сун Чжаоди, потеряв дар речи от его бегства, едва не засмеялась:

— Вот трус!