— Рано или поздно мне придется раздобыть крысиный яд, чтобы отравить тебя до смерти, — Сун Чжаоди яростно резала лапшу, словно рубила Чжун Цзяньго.
Чжун Цзяньго подложил под горшок мелкие ветки для розжига и сказал Санве, прижавшемуся к нему:
— Твоя мачеха еще более ребячлива, чем ты!
— Капитан Чжун, дров больше нет, — Сун Чжаоди взяла нарезанную лапшу и бросила ее в горшок, после чего сказала: — Поешь хорошенько и отправляйся в гору за дровами.
— Пока готовь в печи, я завтра схожу куплю котелок.
— В печи неудобно готовить.
— Я схожу на гору и наберу дров, когда у меня будет свободное время, — Чжун Цзяньго тоже больше нравились блюда, которые готовили в кастрюлях и сковородках. — И не забывай о деле моей мачехи. Не ставь на первом этаже ничего привлекающего внимание. Вдруг она внезапно придет, ты не сможешь вовремя убрать все.
Сун Чжаоди согласно кивнула.
— Ты ей написал?
— Мне лень отвечать, — сказал Чжун Цзяньго. — В любом случае результат будет одинаковым, отвечу я или нет.
— Верно, — подумав, ответила Сун Чжаоди и не стала заставлять Чжун Цзяньго писать ответ.
Дава и Эрва с утра напоминали о куриных ножках, но вечером им выдали всего одну ножку напополам, и оба ребенка были недовольны.
Чжун Цзяньго, не дожидаясь слов Сун Чжаоди, первым заявил:
— Я слишком много ел ночью и не мог уснуть. Поэтому я попросил вашу мать убрать одну ножку. Доедайте лапшу, а завтра утром съедите мясо.
— Ты не готовил курицу, — упрямо посмотрел на отца Чжун Дава. — Почему ты так много возражаешь?
Чжун Цзяньго обрадовался возможности заявить о своем вкладе:
— Эту курицу я купил на свою зарплату.
— Мачеха, а где твоя зарплата? — деловито спросила Дава.
— Я купила на нее ткань, — ответила Сун Чжаоди. — Через месяц или около того наступит лето, но вы, братья, снова подросли, и прошлогодняя одежда на вас не налезет, поэтому я должна сшить вам новую одежду.
— И новую обувь, — подхватил Чжун Цзяньго. — Сухое молоко, которое вы пьете каждый день, и молочные конфеты, которые вы едите, тоже были куплены вашей матерью на ее зарплату. Масло, соль, соевый соус, уксус, курица, рыба, мясо и яйца в доме — все это закупается на мою зарплату.
Дава открыл рот и понял, что не знает, что сказать. Ковыряясь в лапше и съев почти всю миску, он наконец придумал:
— Мачеха, а ты можешь поменяться с моим отцом?
— Могу, — согласилась Сун Чжаоди. — Но моя зарплата не такая большая, как у вашего отца. Вы, ребята, хотите есть слишком много курицы, рыбы, мяса и яиц, моей зарплаты не хватит, в конце месяца мне все равно придется просить деньги у вашего отца.
Цены в это время невысокие, поэтому, если не покупать дорогие вещи вроде велосипедов и следить за расходами, одна семья может уложиться в тридцать юаней в месяц.
Сун Чжаоди стала официальной учительницей, и ее зарплата была лишь немногим меньше, чем у директора, — 85 юаней в месяц. Она может позволить себе все, что хотят есть эти дети.
Хотя Даве уже шесть лет, он не знает, сколько стоит рис, масло и соль. Сун Чжаоди так серьезно сказала про деньги, что ребенок принял все это всерьез и, опустив голову, принялся доедать оставшуюся лапшу.
Чжун Цзяньго улыбнулся, подумав, что ему повезло, что он женился на Сун Чжаоди.
Готовясь ко сну, Чжун Цзяньго заметил, что Сун Чжаоди снова не надела нижнее белье и просто небрежно распласталась на кровати. Если бы он пригляделся, то увидел бы все, что не стоило. Он решил забрать обратно свои слова про везение, о которых подумал во время еды.
Сун Чжаоди обнаружила, что Чжун Цзяньго смотрит на нее, потеряв дар речи, и едва не рассмеялась:
— Капитан Чжун, мне действительно все равно. Ты не обязан терпеть.
— Я не прикоснусь к тебе, пока не выясню, кто ты такая, или не разгадаю твою истинную цель, — ответил Чжун Цзяньго. — Тебе лучше отказаться от своих идей.
— Что, если я действительно ниспослана свыше изводить тебя, и не принадлежу ни к какой силе на земле, тогда ты планируешь терпеть меня до конца своей жизни? — уверенно спросила Сун Чжаоди.
— Не до конца жизни, — ответил мужчина. — Обычно ты осторожна в своих поступках, но в твоей истории слишком много подвохов, думаю, что еще через несколько дней я смогу во всем разобраться.
Сун Чжаоди потрясенно села на кровати:
— Я выдала свои секреты? И много? Какой, например?
— Раз уж ты хочешь знать, я тебе расскажу, — сказал Чжун Цзяньго. — Когда твои родители были в гостях в прошлый раз, я узнал от них, что ты никогда не готовила дома яичницу, битые огурцы и тушеное мясо. Я могу понять, если ты не готовила именно свинину дунпо, хотя сельские жители обычно не жалеют мяса на Новый год. Но у вас прямо во дворе растут огурцы, ваши собственные куры несут яйца, а ты никогда ничего этого не готовила. Разве это нормально? Твоя мама также сказала, что ты готовишь лучше, чем раньше. Я поспрашивал людей в столовой, и они сказали, что даже если человек, который плохо готовит, положит больше масла, вкуснее не станет. Как ты можешь это объяснить?
— Просто научилась хорошо готовить, нет?
— Хорошо, засчитаем, — сказал Чжун Цзяньго. — Когда ты чинила одежду Давы и Эрвы, ты вышила на ней зверушек, и тетя Лю похвалила тебя за мастерство. Я сказал тете Лю, что ты шила так легко, что это нельзя считать мастерством. Но тетя Лю сказала, что не может вырезать зверушек из ткани даже после того, как полжизни занималась пошивом одежды. Товарищ Сун Чжаоди, как это можно объяснить? В Биньхайском педагогическом университете учат не только кулинарии, но и вырезанию из бумаги и рисованию?
— Ты уже перемудрил! — Сун Чжаоди была потрясена до глубины души такими обвинениями. — Я сначала нарисовала все на ткани, а потом вырезала контур животного и пришила.
Чжун Цзяньго рассмеялся:
— Упорно занимаешься софистикой, посмотрим, как долго ты сможешь продержаться.
— Буду держаться столько, сколько захочу. — Сун Чжаоди не ожидала, что Чжун Цзяньго заметит так много, и с вызовом сказала: — Не знаю, что еще ты сможешь заметить, но точно тебе скажу, что даже если ты перевернешь землю, ты все равно не сможешь узнать, где я этому всему научилась.
— Я не настолько способен, — ухмыльнулся Чжун Цзяньго. — Да и не стану я рыть землю, чтобы узнать о тебе. В любом случае ты у меня под носом и сбежать не сможешь, даже если захочешь. А если и убежишь, то храм не даст тебе сбежать*.
П. п.: Идиома «Монах может сбежать, но храм не даст ему сбежать», означает, что ты можешь сбежать от ответственности сейчас, но когда-нибудь она тебя настигнет.
— Сам ты монах! — бросила на него взгляд Сун Чжаоди и подняла одеяло: — Пора стирать постельное белье.
Чжун Цзяньго на мгновение остолбенел, прежде чем отреагировать на ее слова:
— Ты можешь перестать так быстро прыгать с темы на тему?
— Это ты не успеваешь за моими мыслями, так с чего ты меня обвиняешь? — презрительно вскинула подбородок Сун Чжаоди. — Глупец!
Чжун Цзяньго показал ей кулак и опустил руку:
— Если у тебя есть способности, ты сможешь прятаться всю жизнь.
— Хорошо.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|