Энчим (IV) (Часть 2)

Путешественник в сером, держа в руках стопку утренних газет, направился к помосту, бормоча что-то себе под нос. Произношение было старомодным и приятным на слух, вот только…

— Что вы, собственно, хотите сказать?! — судебный исполнитель не выдержал.

— Хм, разве вы не понимаете? — Изель широко раскрыл глаза, изображая крайнее удивление. — Я читаю вещественное доказательство, опубликованное в утренней газете, — письмо господина Бауэна госпоже Малей.

Газеты в его руках зашуршали.

— Стиль письма изысканный, полон классического очарования прошлой эпохи, мне оно сразу очень понравилось. Неужели вы не знаете Язык древних?

— Я учился в обычной школе, Язык древних там не преподают, — раздраженно ответил судебный исполнитель. — Кроме знати и церкви, нигде больше не учат Языку древних.

Внезапно судебный исполнитель вспомнил еще одно место, где могли знать этот язык, и с тревогой посмотрел на Изеля: — Вы маг?

Изель развел руками, показывая, что не собирается нападать: — Я всего лишь путешественник, собирающий истории.

Он тут же сменил тему: — Если даже господин судебный исполнитель не имел возможности изучать Язык древних, то как неграмотная госпожа Малей могла понять письмо, написанное на нем?

— Может, она знала подпись Бауэна? — запинаясь, попытался возразить судебный исполнитель.

— Поздравляю вас, — Изель неловко щелкнул пальцами. — Убийца думал точно так же.

— Но разве глубокие чувства господина Бауэна к госпоже Малей можно выразить всего лишь несколькими листками бумаги? И разве ставят подпись на незаконченном любовном письме?

Изель подбросил вверх утренние газеты. Подхваченные порывом ветра, страницы с неоконченной историей любви Бауэна взметнулись вверх, словно обильный снегопад.

— Значит, настоящий убийца — это тот, кто мог свободно входить в кабинет или дом Бауэна, чтобы украсть письмо и подложить его Малей.

Среди кружащихся в воздухе газетных страниц Изель указал вниз, как раз туда, где стояла безутешная мать Малей.

Молодой человек, поддерживавший убитую горем женщину, гневно крикнул Изелю: — Долго ты еще будешь нести чушь? Господин судебный исполнитель, прогоните его отсюда!

— Прогнать меня? — Изель убрал руку и, указывая на себя, усмехнулся. — Это я вас сейчас попрошу подняться наверх.

— Вильям, единственный ученик наставника Бауэна.

— Ты продолжаешь нести чушь, — лицо Вильяма покраснело от гнева. — Я никогда не учил Язык древних и не понимаю его.

Изель проигнорировал его и обратился к толпе: — Я слышал, что Энчим называют «Городом Честности» потому, что эта гильотина способна «судить ложь».

— Легенды прошлой эпохи… только такая деревенщина, как ты, может в них верить… — разъяренный Вильям вдруг замолчал и с ужасом посмотрел на Изеля.

Изель слегка улыбнулся: — Ой, кажется, вы поняли.

— Нет!

Судебный исполнитель тут же приказал солдатам привести Вильяма на помост.

Изель молча повторил ему на Языке древних: «Судить ложь».

В этот момент от стоящего на коленях Бауэна донесся странный звук тиканья.

Стрелки часов стремительно вращались вперед, и наступила ночь.

В густом белом тумане гильотина на вершине шестов сверкала, словно самая яркая звезда этой ночи.

С небес раздался древний вопрос на Языке древних, обращенный к Вильяму, которого прижали к эшафоту:

— Ты лгал?

Вильям выпрямился и громко ответил: — Нет!

Густой туман над головой заклубился, и вскоре из него снова донесся громовой гул.

— Ложь.

Гильотина упала.

Голова Вильяма застряла, он не видел, что происходит позади, только слышал свист ветра.

Леденящий душу холодок, исходящий вместе с ветром, заставил волосы на его затылке встать дыбом.

Его руки и ноги начали неконтролируемо дергаться, он весь покрылся потом и закричал.

Вскоре вся городская площадь наполнилась его признаниями.

Неумолимое лезвие гильотины замерло прямо над его шеей.

— Это я назначил Малей свидание. Это я взял любовное письмо. Я подглядывал за ними и знал, что Бауэн влюблен в нее. Но я не хотел ее убивать. Я… я просто разозлился, что она отвергла меня, и толкнул ее… Я правда не хотел ее убивать!

— Ты говорил мне другое… — из толпы донесся хриплый женский голос. Мать, вся в черном, была похожа на призрак. — Ты говорил, что видел, как Бауэн один тайком вышел…

— Да, я обманул тебя, — Вильям рыдал навзрыд. — Я не думал, что она умрет от одного толчка. Я правда не хотел ее убивать. Мне было страшно. Я подложил ей любовное письмо, чтобы все подумали, что это Бауэн пригласил ее на свидание. Я еще молод, я не хочу умирать, разве это преступление?!

Он в отчаянии кричал на толпу, и несчастная мать, потеряв все силы, упала на землю.

— Моя бедная Малей умерла, разве это ее вина?

Замершее лезвие гильотины внезапно снова пришло в движение и резко оборвало бесконечный поток слов Вильяма.

Белый туман мгновенно скрыл все от глаз Изеля.

Черное пламя вспыхнуло в зрачках путешественника.

Словно в страхе перед силой «Истинного Зрения», туман тут же послушно рассеялся, открывая вид на большое луговое пастбище и ровную дорогу, ведущую вдаль.

Элеф, которую тоже выбросило за пределы города, заметила у дороги упавший указатель.

По привычке она сначала прочла надпись справа налево на Языке древних:

— Чест… ность?

Затем слева направо на всеобщем языке:

— Эн… чим!

Она облизала шерстку, подошла к Изелю и, подняв голову, спросила его, что случилось с Вильямом.

— Почему бы не посмотреть автоматическую запись в свитке? — Изель развернул перед ней пергаментный свиток, висевший у него на поясе.

Элеф медленно прочла: — Город Честности…

— …это новое прозвище Энчима, которое теперь передают друг другу путешественники.

— А! — черная кошка обернулась, чтобы посмотреть на упавший указатель, и гордо подняла хвост. — Я так и знала, что не ошиблась!

Изель тоже невольно оглянулся.

Глинобитные стены Энчима возвышались на небольшой равнине, окутанные влажным туманом. Высоко в небе сверкали молнии, а на ветру доносился слабый звук тиканья часов.

— Словно гнев Бауэна еще не утих, бесконечный суд над ложью продолжается, а слава Города Честности, как пушинки одуванчика, разносится по всему свету.

— Человеческие города… ужасны, — черная кошка, сложив лапки, говорила очень серьезно, словно строгий взрослый.

— Элеф хочет в город, где нет людей? — путешественник лукаво улыбнулся. — Но без человеческих чувств нет историй, а без историй… кое-какая кошечка останется голодной.

Черная кошка оскалила зубы: — Съесть тебя!

Изель послушно поднял руки: — На самом деле, в городах без людей тоже могут быть истории.

— Например… — он обвел кружком место на карте. — Город Нимф, Неруфи.