Братская гармония
Готэм-сити.
Хаос, вонь, мрак, сырость.
Кажется, любое негативное слово подходит для описания этого безнадёжно больного города, похожего на бездонное болото.
Именно поэтому мать никогда не выпускала Эдвина из дома.
Возможно, дело было и в отце, которого он никогда не видел. Мать говорила, что он умер дождливой ночью.
Так или иначе, сколько Эдвин себя помнил, он проводил дни в своей спальне, разговаривая сам с собой, читая книги или просто тупо глядя на стену за окном и прислушиваясь к звукам снаружи.
Эдвин всегда убеждал себя, что это нормально, как и учила его мать — дети должны слушаться матерей.
Даже если поначалу он и сопротивлялся, он не смел ослушаться мать. Ведь если он не слушался, она начинала злиться, бить вещи и потом долгое время его игнорировала.
Неважно, как истерично он плакал, даже если рыдал и умолял о прощении — всё было бесполезно. Мать просто сидела, и её дыхание не сбивалось ни на миг.
Пока она не остынет, он не удостоится ни единого взгляда, ни единого слова.
Так, за это невыносимо долгое время, он сам научился терпению и сдержанности.
Терпеть одиночество и пренебрежение, сдерживать страх и желания.
А ещё он научился лгать.
В конце концов, он стал в глазах матери послушным мальчиком.
Но всё изменилось на Рождество, когда ему было девять лет, и он получил «подарок».
Называть это подарком, пожалуй, не совсем правильно, ведь это был мальчик примерно его возраста.
У того мальчика были странные короткие белые волосы и полный рот острых зубов, он походил на свирепого молодого зверя.
Мать сказала ему, что это его брат.
Эдвин не спросил, вернее, не успел спросить об этом маленьком монстре, потому что вскоре после этого мать ушла и больше не вернулась.
На третий месяц её отсутствия десятилетний Эдвин стоял у входной двери, той самой, что была заперта для него десять лет, и в голове у него была лишь одна мысль — он может выйти.
А что до матери?
«Она первая меня бросила, так что нет ничего плохого в том, что я брошу её, верно?»
Впрочем, из-за относительно гармоничного сосуществования в последнее время, Эдвин с трудом вспомнил о стоявшем рядом маленьком монстре, который почти не говорил.
По логике вещей, раз мать перестала быть матерью, то и брат, которого она ему дала, перестал быть братом.
Однако Эдвин отчётливо помнил, как впервые услышал, как Карлос произнёс его имя. Сердце тогда наполнилось чем-то тёплым, от чего едва не выступили слёзы, и это чувство стало почти зависимостью.
К тому же, Карлос недавно начал отвечать на его слова — пока лишь одно-два простых слова или не совсем уместные короткие фразы — и всегда внимательно смотрел на него, когда он говорил.
Карлос всегда был настолько медлителен, что это заставляло сомневаться в реальности.
Но каждый его ответ заставлял Эдвина чувствовать себя живым.
Разум подсказывал, что одному ему будет легче и лучше, но другой голос в глубине души шептал, что нет ничего плохого в том, чтобы жить так, заботясь друг о друге с Карлосом.
В конце концов, Эдвин с трудом подавил нахлынувшие эмоции — сдержанность, терпение, в этом он всегда был хорош — и затем скованно обнял Карлоса.
Он произнёс с предельной серьёзностью, словно давая обещание Карлосу и одновременно предостерегая себя:
— Не волнуйся, я так с тобой не поступлю… Я не могу так с тобой поступить.
— Ты ведь… мой брат.
*
— К чёрту братьев.
Эдвин, с растрёпанными чёрными волосами, покрытыми пылью, швырнул в руки Карлосу пистолет, который только что вытащил из-под кровати.
Прошло два года. Эдвин почти не вырос, зато узнал гораздо больше.
По крайней мере, он знал, что сирота неизвестного происхождения никак не мог заполучить новенький пистолет, да ещё и с патронами.
Однако Карлос, который уже был почти на голову выше него, очевидно, никак не мог этого понять и лишь чувствовал, что с ним так обращаться нельзя: — Это всего лишь пистолет! И это Готэм!
Эдвин посмотрел на него без выражения.
Он не хотел злиться на Карлоса. Для него выплёскивание эмоций не имело никакого смысла, кроме как усугублять ситуацию.
Как и Карлос. За эти два года он научился общаться как нормальный человек, а заодно и закатывать истерики, но умнее от этого не стал, и даже слушался всё меньше.
— Я помню, как говорил тебе оставаться в безопасном убежище, когда меня нет.
Эдвин также не хотел объяснять ему про пистолет, потому что тот, скорее всего, всё равно бы не понял.
Учитывая, что его нынешним боссом стал Освальд Кобблпот, он же Пингвин, неудивительно, что Эдвин сразу узнал один из недавно утерянных мистером Кобблпотом стволов.
Ведь систему наблюдения, которой сейчас пользовался мистер Кобблпот, написал он сам.
А вчерашняя сцена, даже через экран, была довольно громкой. Разозлённый мистер Кобблпот много стрелял, так что у Эдвина до сих пор при виде пистолета подсознательно закладывало уши.
Едва разобравшись с тамошним беспорядком и вернувшись домой в надежде отдохнуть, он обнаружил, что окно в спальне Карлоса, похоже, открывали, а на подоконнике остался след.
Наконец, он нашёл пистолет под кроватью.
Чёрт возьми, он не спал больше двадцати четырёх часов, и один из виновников был тем, кого он не мог себе позволить злить, а другой сейчас злил его самого.
Эдвин чуть не рассмеялся от досады.
В общем, исключая абсурдную возможность, что кто-то бросил пистолет снаружи, а Карлос ещё и помог этому человеку сфабриковать улики, правда заключалась в том, что Карлос сам сбежал и попался на глаза.
В конечном счёте, проблема была в непослушании Карлоса.
Но раз уж это случилось, сейчас не время выяснять отношения.
Он не был уверен, к каким проблемам это приведёт, но не мог не думать о худшем.
Мистер Кобблпот не был снисходительным боссом; говоря прямо, он был трусливым и суеверным безумцем.
Эдвин видел, как этот толстяк ростом всего пять футов пристрелил подчинённого за то, что тот забыл добавить уважительное обращение. Видел, как он без причины убил повара в ресторане только потому, что тот засмеялся, а Кобблпот решил, что смеются над ним.
Карлос ничего не знал, только злился, отбросил пистолет, оскалился и толкнул его.
— Да, я выходил, так что, ты меня вышвырнешь?! Из-за него? Я твой брат!
Эдвин небрежно отмахнулся от его «кошачьей лапки» и холодно возразил фактом: — Ты приёмный.
Мать не объясняла происхождение Карлоса, но такие вещи были очевидны с первого взгляда — один беловолосый с жёлтыми глазами, другой черноволосый с зелёными, у них явно не было кровного родства.
Карлос покраснел от злости: — В прошлом месяце тебя избили, ты две недели пролежал!
Это была правда.
Вспомнив об этом, Эдвин коротко усмехнулся.
В тот день он редко выводил Карлоса из дома, а в итоге за одну ночь пробежал месячную норму и ещё получил побои: — Спасибо, что заблудился, иначе я бы и не узнал, что у меня неплохая выносливость.
— Я просто не хочу, чтобы ты снова пострадал!
— Если бы у тебя были мозги, может быть, и смог бы.
— Пошёл ты, Эд!
— Следи за языком, Карл.
— Угх!.. Чёртов ты!..
— …
Эдвин пожал плечами и больше ничего не сказал, спокойно прислонившись к дверному косяку и наблюдая, как Карлос в ярости ходит туда-сюда.
Он помнил их первую ссору, когда Карлос расцарапал ему руку до крови.
К его удивлению, с тех пор Карлос научился выплёскивать злость только словами.
Или вот так метаться из стороны в сторону, как кошка… или собака, гоняющаяся за собственным хвостом.
Эдвин отбросил неуместные ассоциации, виновато моргнул и первым нарушил молчание: — Что будешь есть потом?
Карлос взглянул на него, скривил губы и неохотно принял знак примирения: — …Говяжий бургер. Я голоден.
Эдвин согласился с его предложением: — Хорошо, тогда будем надеяться, что я смогу разобраться с «этим» сегодня вечером.
— «Этим»? — тон Карлоса всё ещё был немного резким, но он помог поднять пистолет и сунуть его в сумку Эдвина. — Ты имеешь в виду его или меня? Или обоих? Ха, всё равно для тебя нет разницы — одни проблемы, верно?
Эдвин закатил глаза, спокойно восприняв то, что Карлос передразнивает его тон, чтобы съязвить.
— Да, я, должно быть, совсем взбесился, раз забыл о тебе. Не «этим», а «этими». Не вини меня, Карл, ты же знаешь, хоть твой рот теперь и годится не только для еды, ты всё равно почти не существуешь для меня, кроме тех случаев, когда создаёшь проблемы.
Говоря это, он притянул Карлоса к себе, застегнул ему воротник доверху, чтобы скрыть его слишком необычные зубы, пригладил вечно торчащие белые волосы и, наконец, натянул капюшон.
Отлично, так и родился мрачный, высокий и опасный на вид мелкий хулиган.
Закончив всё это, Эдвин понял, что Карлос вот-вот снова разозлится —
— Эд!!
Вот, точно.
Эдвин его не боялся, никогда не боялся: — Не кричи, я здесь.
Сказав это, он, не оборачиваясь, схватил Карлоса за руку и вышел за дверь. Почувствовав, что Карлос идёт следом, а его рука подсознательно расслабилась, Эдвин не смог сдержать лёгкой улыбки.
Но на словах он оставался язвителен. Ха, это же редкий момент для урока, не так ли?
— Не веди себя так, будто я тебя бросил. Я же не какое-то млекопитающее, которое летает целыми днями с полуголой человекоподобной птичкой и её сородичем противоположного пола. Это он потерял свою вторую половину.
— Мле… что?
— Я про Бэтмена, дорогой.
— Он же не человек!
Эдвин намеренно остановился и обернулся с удивлённым видом: — Что? Только не говори мне, что ты действительно думаешь, будто он демон-летучая мышь? Они просто носят костюмы! О боже, Карл, ты такой милый.
— …Я ненавижу тебя, Эд.
— Я тебя тоже люблю, брат.
(Нет комментариев)
|
|
|
|