Глава 7 (Часть 2)

— Ой, Седьмая сестра, что это у тебя тут? Я случайно всё опрокинула, — воскликнула Гу Иньфан и принялась вытирать стопку бумаги. Тонкие листы бумаги, промокнув, слиплись. Гу Иньфан попыталась их разделить, но безуспешно — чернила быстро растекались.

Когда Эрдун и остальные служанки опомнились, все записи Гу Иньхуань превратились в мокрую массу.

— Ах, это же твои работы, Седьмая сестра! Какая досада, все испорчены, — произнесла Гу Иньфан без тени смущения или сожаления. Наоборот, она с улыбкой помахала ещё не до конца промокшим листом, на котором чернила уже расплылись, сделав иероглифы неразборчивыми.

— Шестая сестра, осторожнее! Я только что закончила писать, чернила ещё не высохли. Не испачкай платье, — как только Гу Иньхуань произнесла эти слова, с листа на подол платья Гу Иньфан упала капля воды, смешанная с чернилами. На розовой ткани тут же появилось серое пятно.

Гу Иньфан в ужасе отбросила бумагу и схватилась за подол, но было уже поздно. Это было новое платье, которое она надела специально к возвращению отца. И всего через полдня оно оказалось испорчено.

Гу Иньхуань протянула ей платок.

— Шестая сестра, чернила очень трудно отстирать. Жаль такое красивое платье. Иньфэй за ужином ещё говорила, как оно тебе идёт.

Гу Иньфан, рассвирепев, оттолкнула платок. Она окинула взглядом беспорядок на столе и, злорадно усмехнувшись, сказала:

— А ты пожалуйся! Лучше матушке! — И выбежала из комнаты. Служанка поспешила за ней, наступив на брошенный Гу Иньфан лист.

— Госпожа, что же теперь делать? Завтра господин будет проверять работы. Вы столько трудились… — Эрдун вытирала пролитый чай. Ей удалось спасти лишь несколько листов, на которых Гу Иньхуань писала после того, как немного поправилась. За один вечер всё переписать было невозможно.

— Я же была травмирована, отец знает об этом. Вот, что осталось, — Гу Иньхуань смахнула со стола остатки бумаги и взяла у Анься несколько уцелевших листов. Они тоже были почти испорчены.

— Я напишу ещё несколько, — сказала Гу Иньхуань и, велев Анься сторожить дверь, взяла кисть и бумагу. Она писала долго. Наконец, почувствовав усталость в руке, она подняла голову и посмотрела на Сицю, которая чуть не засыпала стоя. Как бы ни хотелось ей поскорее закончить, нужно было учитывать, что её почерк не мог улучшиться слишком резко. Отложив кисть, Гу Иньхуань положила шесть исписанных листов сушиться, попросила Эрдун сменить Сицю, а сама, едва дойдя до кровати, уснула.

На следующее утро под глазами у Гу Иньхуань были синяки от недосыпа. Позевав, она отправилась на поклон к Фан-ши, а затем — в женскую школу. По традиции, отец проверял их работы именно там.

Гу Чэнъюй всегда надеялся, что его дочери будут такими же талантливыми, как принцесса Цзиньань, поэтому очень серьёзно относился к их образованию. Он начал проверку с самой младшей, Гу Иньсян, и с каждой работой его лицо становилось всё довольнее.

Гу Иньфан, глядя на тонкую стопку листов в руках Гу Иньхуань и на её усталый вид, забыла о своём испорченном платье. Ей не терпелось увидеть реакцию отца.

Гу Чэнъюй взял листы, написанные Гу Иньхуань, и, взглянув на неё, попросил слугу принести её предыдущие работы. Сравнив их, он заметил значительный прогресс.

— За полтора месяца ты написала только это? — спросил он.

Услышав этот вопрос, Гу Иньфан обрадовалась. Гу Иньхуань кивнула.

— Да, отец. Из-за травмы я не могла долго сидеть за столом, поэтому больше читала. Хотя некоторые иероглифы я ещё не очень хорошо знаю, — смущённо добавила она. С пяти лет она посещала женскую школу, но за полтора года выучила не так много иероглифов.

— Что же ты читала? — спросил Гу Чэнъюй, удивлённый её признанием. В прошлый раз она была настолько робкой, что боялась лишний раз открыть рот.

— Я читала записки учительницы. Там было написано и о Хуэйаньчэне, где вы были, отец, — негромко, но чётко ответила Гу Иньхуань. Гу Чэнъюй слушал её очень внимательно. Записки, о которых говорила Гу Иньхуань, были путевыми заметками Чэнь Ваньцин, написанными после того, как её жених разорвал помолвку. Они были довольно популярны среди девушек из высшего общества. Стиль письма Чэнь Ваньцин был похож на мужской, поэтому Гу Чэнъюй тоже читал эти записки.

Несмотря на то, что рассказ Гу Иньхуань был немного сбивчивым из-за незнания некоторых иероглифов, Гу Чэнъюй понял, что она действительно внимательно прочитала записки.

— Отец, я прочитала только это. Пожалуйста, не смейтесь надо мной, — закончила Гу Иньхуань, поднимая на него взгляд, полный смущённой улыбки.

— Если тебе нравится читать, когда выучишь больше иероглифов, приходи в мою библиотеку. Там много книг. Хуэйаньчэн на самом деле гораздо красивее, чем описано в книге, — сказал Гу Чэнъюй с чувством. Глядя на восхищение в глазах дочери, он испытал гордость.

— Спасибо, отец, — с улыбкой ответила Гу Иньхуань, забирая свои работы и возвращаясь на место. Все присутствующие слышали слова отца: «Приходи в мою библиотеку». Для них это было огромным признанием. Даже Гу Иньшуан посмотрела на неё с новым интересом. Что же случилось с Седьмой сестрой? Почему она так изменилась?

Гу Иньхуань чувствовала на себе злобный взгляд Гу Иньфан, но не обращала на неё внимания. Даже после того, как Гу Чэнъюй проверил работы Гу Иньшуан и похвалил её, самой большой наградой дня оставались его слова, сказанные Гу Иньхуань. Сама же Гу Иньхуань всё это время сохраняла спокойную улыбку, как и прежде, но в ней больше не было прежней робости.

Поговорка «потерять и жену, и армию» как нельзя лучше описывала поступок Гу Иньфан. Несколько неприятных событий подряд выбили из колеи избалованную девочку. Как только Гу Чэнъюй ушёл, она разрыдалась на руках Гу Иньшуан. Никакие уговоры не помогали. Она бросала злобные взгляды на Гу Иньхуань, словно между ними шла непримиримая война.

Даже сама Гу Иньхуань не понимала, почему Гу Иньфан так враждебно к ней относится. Неужели только потому, что она была помехой для неё и её сестры? Что она должна была страдать, жить хуже них и умереть незамеченной?

Люди такие странные… Гу Иньхуань холодно посмотрела на неё, ничего не сказав, и вышла из женской школы.