После пробуждения (Часть 1)

Праздник Пятидесятницы 1820 года, как и предсказывала Эпонина, выдался богатым на события.

Воспоминания о той ночи были словно из сна: шум дождя, выстрелы, крики, борьба, мелькание тусклого света газовых фонарей.

Множество людей подходили к ней, что-то говорили, но она не понимала ни слова.

Промокшая до нитки, она дрожала от холода, пока на нее не накинули одеяла и простыни.

Но все это было неважно. Эпонина крепко обнимала что-то теплое, жадно впитывая исходящее от него тепло. Когда кто-то попытался оторвать ее, она яростно сопротивлялась.

Она кричала, плакала, бросалась самыми злобными словами, отчаянно цепляясь за остатки чувства безопасности.

Наконец, ей зажали нос и влили в рот горькое лекарство, от которого она быстро начала засыпать.

Перед тем как окончательно провалиться в сон, Эпонина упрямо вцепилась в чью-то крепкую руку и не отпускала ее.

Даже во сне Эпонину мучили кошмары. Она бежала без оглядки, пытаясь скрыться от чего-то, преследующего ее.

Дорога была темной и неровной, конца ей не было видно.

Она не знала, сколько бежала, но преследователь уже схватил ее за волосы. Вдруг впереди вспыхнул свет, и чьи-то грубые, мозолистые руки обхватили ее лицо. Рядом раздался низкий, взволнованный голос:

— Это я, это я!

Свет становился все ярче, разгоняя тьму и возвращая Эпонину к реальности.

Ее янтарные глаза приоткрылись, но тут же зажмурились от утреннего солнца.

Через несколько мгновений в поле зрения появился потолок дома Пётижье и склонившееся над ней лицо девочки с длинной черной косой.

— Сестра! Ты наконец очнулась! — Сюзанна радостно замахала руками, так что Эпонине пришлось сосредоточиться, чтобы понять ее жесты. — Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? Хочешь поесть?

Эпонина с трудом села, показывая, что ей уже лучше. На самом деле у нее болело все тело: были ссадины от веревок на запястьях и лодыжках, давали о себе знать ушибы.

Сюзанна подложила ей за спину несколько мягких перьевых подушек, принесла теплую молочную овсяную кашу и печенье с сиропом, помогая ей есть.

Сразу после пробуждения мысли Эпонины путались. Но, немного придя в себя и поев, она вспомнила о многом. Отложив ложку, она встревоженно спросила Сюзанну:

— Где инспектор Жавер? С ним все в порядке? А что с теми бандитами?

— Инспектор Жавер приходил утром проведать тебя. Он сказал, что хочет поговорить с тобой, когда ты проснешься.

— Тогда скорее скажи ему! — Эпонина с нетерпением посмотрела на Сюзанну. — Милая, пожалуйста.

— Но сейчас только девять часов, — Сюзанна смущенно посмотрела на пол, потом подняла голову и продолжила жестикулировать. — Хорошо, но сестра должна съесть все до последней крошки.

— Да, хорошо, конечно, съем все, — Эпонина улыбнулась и подтолкнула Сюзанну. — Умница, иди скорее.

В ожидании Эпонина не находила себе места. Воспоминания о прошлой ночи были отрывочными. Помимо страха и тревоги, которые она испытала во время похищения, самым ярким впечатлением осталось лицо инспектора Жавера, которое она увидела, когда ее вытащили из темного мешка.

Похоже, этот человек снова спас ей жизнь. Эпонина вздохнула про себя: старые долги еще не выплачены, а новые уже появились.

Сдержав обещание, она доела всю кашу и, оставшись одна, стала смотреть в окно.

За окном сияло чистое голубое небо, по которому плыли белоснежные облака. От вчерашней непогоды не осталось и следа.

Когда Эпонина окончательно пришла в себя, вернулось и ее шестое чувство — странная связь с инспектором Жавером.

Сквозь стекло она услышала приглушенный голос приветствия, скрип открывающейся двери, звук шагов на лестнице и тихий разговор у ее комнаты.

Затем дверь открылась, и в комнату вошел Жавер в темно-синей форме. За ним следовала Сюзанна, а встревоженная госпожа Пётижье осталась за дверью.

Сюзанна принесла Жаверу стул, неуклюже присела в реверансе и, показав жестами, что будет ждать снаружи, вышла.

Эпонина посмотрела на высокого инспектора и улыбнулась:

— Здравствуйте, господин Жавер.

Он словно вздрогнул от ее улыбки и ответил немного смущенно:

— Здравствуйте. Выглядите неплохо, мадемуазель… Мадлен.

— Благодаря вам, я хорошо отдохнула, — продолжала улыбаться Эпонина, беззастенчиво лгая.

Жавер пристально посмотрел на нее, пододвинул стул к кровати, достал блокнот и сказал:

— Прошу прощения, что беспокою вас, но это мой долг. Мне нужно задать вам несколько вопросов о вчерашнем происшествии. Надеюсь на ваше сотрудничество и правдивые ответы.

— Конечно, без проблем. Обещаю говорить все как есть.

Жавер достал карандаш, открыл блокнот и пробормотал себе под нос:

— Вчера вы были не столь разговорчивы.

— Что вы сказали? — Эпонина нахмурилась. В памяти всплыли смутные обрывки. — Я… вчера вечером я что-то сделала или сказала что-то не то?

Темные брови инспектора дрогнули. Не поднимая головы, он ответил спокойным голосом:

— Нет. Можем начинать?

Эпонина с подозрением смотрела на Жавера. По крайней мере, теперь она могла легко определить, нервничает он или нет. Судя по румянцу, проступавшему под густой бородой, вчера она точно что-то выкинула! Но Эпонина понимала, что сейчас не время для расспросов. У нее был более важный разговор.

Выпрямившись на подушках, она откашлялась и серьезным тоном произнесла:

— Прежде чем мы начнем, я хочу кое-что сказать вам.

Жавер поднял голову и вопросительно посмотрел на Эпонину своими серыми глазами.

— Вы снова спасли мне жизнь, — сказала Эпонина, сжимая в руках простыню. — Я безмерно благодарна вам и никогда не забуду вашу помощь.

— Не стоит благодарности, мадемуазель Мадлен, — ответил Жавер с легкой улыбкой. — Это моя работа, мой долг. Вам не нужно придавать этому значения.

Эпонина подняла голову, заставляя себя смотреть в его глубокие серые глаза, и твердо произнесла:

— Работа или долг, но вы действительно спасли мне жизнь. Клянусь, я отплачу вам за это.

Их взгляды встретились. В янтарных глазах Эпонины светились искренность и решимость, а в серо-голубых глазах Жавера мелькали сложные чувства. Казалось, их взгляды говорили о чем-то еще, невысказанном.