Цзи Юань прекрасно понимала: если она попытается силой вырвать кусок мяса у семьи Цзи, то раздел, скорее всего, не состоится.
Но нужно было хотя бы немного их позлить.
Приняв решение, она опустила глаза и заговорила.
— Дедушка, ты жалеешь внучку, но раз уж в доме не осталось лишнего зерна, отнимать еду у вас было бы непочтительно… У внучки есть мысль. Перед смертью отец говорил, что вы с бабушкой не только согласились на раздел, но и хотели выделить нашей второй ветви несколько лишних му земли. Ведь больше половины из тридцати с лишним му хорошей земли в семье заработал мой отец. Поэтому я думаю…
Цзи Циншань еще не успел отреагировать, как старуха Кан выскочила вперед.
— Кто сказал, что ему выделят лишние му земли?! Тьфу, размечтался!
Цзи Юань моргнула и спокойно ответила:
— Разве не ты сама, бабушка, это сказала? Вы согласились отделить отца. В тот же вечер он вернулся и рассказал нам с матерью, что вы с дедушкой все еще любите его и сверх положенной доли выделили нам еще несколько му.
Раз вы можете черное называть белым, почему я не могу?
— Ты, ты… — Эта злосчастная девчонка смеет использовать мои же слова против меня!
Но именно она начала эту ложь, и теперь не могла ее разоблачить!
Цзи Циншань, стоя в стороне, снова оглядел внучку с ног до головы и еще больше уверился: она действительно изменилась.
Раньше она была робкой и боялась сказать лишнее слово, откуда у нее взялась такая смелость перечить старшим?
Похоже, пережитое за последнее время не только изменило ее характер, но и заставило возненавидеть семью Цзи!
Что ж, он думал оставить ей лазейку, но перед неблагодарным волчонком, который в любой момент может укусить в ответ, это было ни к чему.
Его лицо помрачнело, прежнее радушие исчезло.
— Если бы твой отец был жив, при сегодняшнем разделе я бы точно не обделил его. Но его, в конце концов, нет. А ты — девочка, ты не можешь продолжить род второй ветви, и я не жду, что ты будешь заботиться о нас, стариках, вместо отца и проводить его в последний путь. И при этом ты хочешь получить такую же долю имущества, как твой отец? Что мне сказать тебе, Юань… Эх, виноват я, стар и бесполезен, не смог хорошо воспитать тебя вместо родителей, позволил тебе вырасти такой эгоисткой. Я… я подвел второго сына!
Его горестное заявление ожидаемо вызвало сочувствие, и сомнения толпы обратились на Цзи Юань.
Хотя слова были не слишком обидными, их смысл сводился к тому, что ей не следует быть жадной.
В конце концов, даже если жители деревни поддерживали ее желание разделиться, они не считали, что она должна получить столько же, сколько мужчина.
Получить хоть какие-то крохи — уже неплохо. А требовать сразу больше десяти му земли — такое нигде не пройдет.
Цзи Юань предвидела это, поэтому не спешила и не волновалась.
— Дяди и тети правы в своих наставлениях. Дедушка, бабушка, вы тоже не торопитесь, выслушайте меня до конца. Я знаю, что земля в семье предназначена для четвертого дяди, как я могу быть такой неблагодарной? Семье живется нелегко, другого имущества мне не нужно. Я лишь прошу дедушку и бабушку отдать мне три му пустоши на Южной горе. Эту землю мой отец возделал своими руками, пусть она останется внучке на память. К тому же, я одинока, без всякой опоры…
Договорив, она опустила голову, ее худые плечи слегка задрожали. Вид у нее был душераздирающий.
Общественное мнение снова изменилось, в толпе поднялся шум.
Вперед вышел мужчина по имени Ши Юн.
— Дядя Цзи, те три му земли мы с Ляньбаем вместе осваивали. Потратили немало сил, но земля так и осталась бесплодной, урожай на ней не рос. Ваша семья ведь тоже забросила ее на несколько лет? Все равно она пустует, так отдайте ее Юань! У нее хоть какая-то надежда будет.
Его слова вызвали волну одобрения.
Когда старуха Кан услышала, что Цзи Юань ничего не просит, кроме тех трех му пустоши, она чуть не рассмеялась. Опередив Цзи Циншаня, она кивнула, словно боясь, что Цзи Юань передумает.
— Отдать ей, все три му отдать ей! Но предупреждаю сразу: только эти три му пустоши, и больше ничего! Она сама это сказала!
На этот раз Цзи Циншань не стал ее останавливать. Он подумал, что Юань поумнела, но, видимо, ошибся.
Поскольку возражений ни у кого не было, кто-то принес стол, бумагу и кисть. Староста взял кисть и начал писать:
«…За исключением общего имущества, все счета полностью разделены. С этого момента каждый ведет свое хозяйство, несет свои повинности, и стороны не имеют друг к другу претензий. В подтверждение сего составлен сей документ о разделе в двух экземплярах, каждая сторона получает по одному…»
Поскольку Цзи Юань досталось совсем немного, документ был написан очень быстро.
Старуха Кан вдруг что-то вспомнила и крикнула:
— Добавь еще строку: после раздела ее болезни и смерть не имеют никакого отношения к нашей семье Цзи!
Староста остановил кисть и смущенно сказал:
— Это раздел семьи, а не полный разрыв отношений…
Но старухе Кан было все равно:
— Какая разница?
Староста понял, что с ней говорить бесполезно, и посмотрел на Цзи Циншаня.
Но тот снова присел у ворот и, попыхивая трубкой с сухим табаком, всем своим видом показывал, что больше не вмешивается.
Глаза Цзи Юань слегка покраснели:
— Дедушка, бабушка, как же это может не иметь отношения? Я ведь должна позаботиться о вас в старости вместо родителей и проводить в последний путь…
— Тьфу! Кому нужна твоя забота, не смей проклинать меня! — Дело было решено, и старуха Кан перестала притворяться. — Нам двоим не нужна ни ее забота в старости, ни ее проводы в последний путь! Староста, добавь и это тоже.
Какая еще забота в старости и проводы? Она и так на ладан дышит. Даже если пережила прошлую ночь, долго не протянет, может, умрет в ближайшие дни! Если не записать все черным по белому, то расходы на гроб повесят на них, а она не собирается нести такие убытки!
Цзи Юань опустила голову и больше ничего не сказала, словно ее сердце было разбито.
Староста вздохнул и, как было велено, добавил строку: «Отныне старость, болезни и смерть обеих сторон не имеют друг к другу никакого отношения».
В присутствии нескольких старейшин и множества односельчан обе стороны поставили отпечатки пальцев, и Цзи Юань была официально отделена от семьи Цзи.
Старосту и старейшин пригласили в дом Цзи выпить чаю, а остальные жители разошлись.
Тетушка Ван увидела, что Цзи Юань стоит на месте с документом в руках, словно еще не пришла в себя, и не удержалась, подошла к ней:
— Юань, где же ты теперь будешь жить?..
Ладно, землю и зерно не дали, так еще и дом не выделили! Раздел был настолько несправедливым, что староста и старейшины должны были бы вмешаться. Но поскольку четвертый сын семьи Цзи мог стать сюцаем, они предпочли оказать ему любезность и закрыть на все глаза.
Эх, жаль эту девочку…
Цзи Юань сложила документ и убрала его, спокойно ответив:
— Я буду жить в той заброшенной хижине, дядя староста тоже согласился.
Цзи Юань не стала бороться за дом, в котором жили ее родители. Она не хотела жить бок о бок с семьей Цзи, да и они бы ей его не отдали. Ведь даже при жизни Вэй их с матерью выгнали в коровник.
— Как же там можно жить?!
Несколько человек, которые еще не ушли, тоже подошли и наперебой стали ее отговаривать:
— С тех пор как умер старый охотник, то место заброшено. Оно не только ветхое, там еще и привидения водятся! Обычно туда никто и близко не подходит!
Привидения?
Во-первых, Цзи Юань была атеисткой. В медицинском институте она могла спокойно есть свой обед в морге, так что этим ее было не напугать.
К тому же, даже если призраки и существуют в этом мире, то это скорее порождение человеческого разума.
Цзи Юань поблагодарила их за заботу и повернулась, чтобы уйти.
Несколько человек хотели что-то сказать, но так и не решились ее остановить.
Если не позволить ей жить в заброшенной хижине, то где ей жить? С такой репутацией, какая семья в деревне согласится ее приютить?
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|