Глава 6 (Часть 2)

Довольно забавно: две мошенницы отчитывают воровку. Если уж кому и стоило встать на колени, так это матери. А они кто такие?

Если я воровка, то кто тогда они?

Разве в деньгах, которые мать оставляла бабушке, не было доли на мой обед?

Почему я чувствую себя здесь чужой? Это же мой дом!

Тетя привела своего сына и моего брата к нам домой, пока нас с матерью не было. Этот ребенок открыл все соки, напитки и даже белое вино, все вылил, разрисовал мои книги, порвал ноты и поджег меховой воротник на мамином пальто. Тетя лишь сказала, что ребенок немного расшалился, а бабушка его защищала.

Двоюродный брат со стороны тети толкнул мой велосипед, когда я училась кататься. Я удержала равновесие, а он упал и тут же начал плакать, говоря, что я его ударила. Тетя с мужем стали меня оскорблять, а когда мать пришла за мной, сказали, что я обижаю их сына…

Почему тетя не заставила своего сына встать на колени?

Почему они не встали на колени перед нами?

Сейчас тетя с бабушкой объединились, изображая трогательную материнскую любовь и общую ненависть к врагу. Бабушке стоило бы меня благодарить: ее любимая младшая дочь наконец-то обратила на нее внимание. Когда в будущем тетя доведет ее до смерти, бабушка так и не увидит свою младшую дочь до последнего вздоха.

Я заперлась в своей комнате.

Снаружи было шумно. Бабушка, наверное, чувствовала себя сейчас на коне, как никогда раньше. Она стучала в дверь и кричала, что я «негодяйка, рожденная от негодяйки». Тетя названивала матери, но, очевидно, не могла дозвониться.

Тетя говорила бабушке, что мать не умеет воспитывать детей, словно она сама появилась из воздуха, а не выросла под опекой моей матери, словно она никогда ничего от нее не получала.

О чем я думала?

Мне казалось, что, хотя моя безопасность сейчас под угрозой, я хотя бы защитила деньги матери. Когда она вернется, я отдам ей эти сто юаней.

Хотя я и чувствовала себя виноватой, что из-за меня они снова оскорбляют мать, я знала, что они бы все равно это сделали. У них просто нет совести.

Мать вернулась только поздно ночью. Она вошла в мою комнату и пнула меня ногой. Я упала с кровати, ударившись головой о железный ящик стола.

Первой моей мыслью было: «Если я повредила спину, то не смогу больше танцевать».

Я не успела проверить свою спину, потому что мать схватила меня за ухо, швырнула на пол и велела встать на колени: — Ты посмела украсть деньги?!

Я встала на колени и сказала, что не крала.

— Еще и врешь?! Что с тобой стало?! — Мать схватила меня за подбородок.

— Я не крала. Деньги в книге.

Я не врала. Почему меня обвиняют?

Они верят всему, что говорят тетя с бабушкой, почему же мне не верят?

Впрочем, мать действительно никогда мне не верила. И это моя вина, я не заслуживала ее доверия.

Когда я встала на колени, спина не болела. Значит, с танцами все в порядке. Какое счастье.

Я открыла рюкзак, достала деньги из учебника по математике и протянула их матери: — Я не крала.

Мать, держась за голову, села на кровать: — Это называется кражей. Ты взяла деньги бабушки.

— Это твои деньги. Она хотела отнести их чужим людям.

— Пусть относит. Я дала ей эти деньги, и как она ими распорядится — ее дело. Бабушка уже немолода, пусть делает то, что ей нравится.

Мне хотелось спросить мать, относится ли это и ко мне: раз она отдала меня бабушке, то как та со мной обращается — ее дело.

Я не спросила. Я знала, что мать меня любит. Все так говорили. Если бы я задала этот вопрос, я бы ранила ее, а я не хотела этого делать.

Ей и так постоянно причиняли боль те, кого она любила. Я не хотела быть одной из них.

— Это твоя бабушка, мама моей мамы. Что бы она ни делала, она все равно твоя бабушка. Она заботится о тебе, когда меня нет дома. Я не хотела тебе говорить, но я опоздала, потому что у меня на работе случился сердечный приступ, и меня увезли на скорой. В машине я думала о маме, о тебе, о том, что я не могу умереть. У твоей бабушки есть еще твой дядя и тети, а у тебя есть только я.

Но бабушка только и делала, что смотрела телевизор, да еще каждый день носила продукты в Северный город своему сыну и внуку, да еще и говорила обо мне гадости.

Мне не нужна такая «забота».

Мне хотелось спросить ее, раз у бабушки есть другие дети, зачем ей жить с нами? Хотелось спросить, знает ли она, что меня обижают другие дети? Знает ли она, что бабушка говорит о ней гадости за ее спиной? Что тетя и дядя тоже нелестно отзываются о ней в моем присутствии?

Но я не могла спросить. Независимо от того, знала она об этом или нет, я не могла спросить.

— Что бы ни случилось, мы с тобой — семья. Мы друг у друга единственные, мы должны поддерживать друг друга. Если ты будешь хорошо себя вести, бабушка тоже будет к тебе хорошо относиться. Извинись перед ней завтра и больше так не делай.

Перед сном я сделала растяжку и еще сто подъемов туловища из положения лежа, но так и не смогла уснуть.

На следующий день я извинилась перед бабушкой, отдала ей сто юаней и пошла на урок танцев. Скамейка для растяжки стала немного выше.

Я не выспалась и уснула, когда делала упражнение на растяжку.

Сколько себя помню, у меня всегда были проблемы со сном. Мне трудно заснуть вечером, я часто просыпаюсь. К тому же, из-за постоянного недоедания я всегда была одной из самых низких в классе. На уроках физкультуры, когда мы строились в две шеренги, я всегда стояла в первых пяти рядах. Рост у меня пошел только в старшей школе, а заметно вытянулась я лишь в университете.

Меня очень расстраивало, что я такая маленькая. Мне казалось, что в школе высокие всегда обижают низких, и я очень хотела вырасти, чтобы меня больше не обижали.

Желание вырасти, когда я так отчаянно хотела, чтобы оно исполнилось, так и не сбылось, постепенно превратившись в навязчивую идею, из-за которой мне до сих пор кажется, что я низкая.

Хотя мой рост уже 170 сантиметров, все родственники говорят, что для девушки это достаточно.

Разумом я понимала, что если скажу тете Сунь и другим, что хочу быть выше, это будет выглядеть глупо, но в душе мне все равно казалось, что этого мало.

Мать тоже не хотела, чтобы я росла, говорила, что мне будет трудно найти парня.

Какой у меня будет рост — мое личное дело.

Я не собираюсь искать парня.

Мэн Цинъян, наверное, всегда хотела почувствовать себя старшей сестрой. В детстве она была выше меня и постоянно обнимала меня за плечи, подчеркивая, что я младше. Иногда она и сейчас напоминает мне об этом.

Хотя в старшей школе я уже переросла Мэн Цинъян, я всегда старалась не обращать на это внимания.

Мэн Цинъян… Какое-то время тетя Фань Ли часто упоминала ее в разговорах, говоря, что если бы не ее маленький рост, она бы вполне подошла моему двоюродному брату.

Я помню, как однажды зимой на каникулах мы поехали в деревню навестить могилы предков. Мой статус лучшей выпускницы по гуманитарным наукам во всем уезде давал мне право участвовать в этом ритуале, хотя мне это было неинтересно. Дядя же считал, что я должна быть благодарна за такую возможность.

Мать тоже велела мне ехать.

В машине были тетя Сюй и ее сын, который учился в девятом классе. Только моей матери и моего двоюродного брата, который учился в выпускном классе, не было.

Тетя Фань Ли сидела на переднем сиденье, тетя Сюй и ее сын — рядом со мной. Они занимали четыре пятых заднего сиденья, их располневшие тела излучали нездоровое тепло.

Разговор зашел о моей студенческой жизни.

Они были полны фантазий о моей жизни в престижном университете, ведь я была единственной во всей семье, кто туда поступил. Дядя спросил, есть ли у меня красивые одногруппницы, и почему бы мне не пригласить их в гости, чтобы они познакомились. Может, среди них найдется подходящая пара для моего двоюродного брата.

Тетя Фань Ли и тетя Сюй сказали, что он опять хочет посмотреть на красивых молодых девушек. Тетя Фань Ли, смеясь, посоветовала ему вести себя прилично. Дядя лишь хмыкнул.

Тетя Фань Ли сказала, что помнит мою подругу, одноклассница которой преподавала обществознание в моем классе в средней школе, и что она видела ее и та показалась ей неплохой девушкой. Почему же она такая маленькая?

Моя тетя Сюй, которая преподавала литературу в Первой средней школе, сказала, что девочки в средней школе рано развиваются, а потом рост останавливается.

Двоюродный брат стал рассказывать о своих одноклассницах, которые встречаются с парнями. Дядя спросил его, нет ли среди них той, которую он хотел бы сделать своей «мацзы»*[женой], и добавил, что он, как и дядя, красивый парень, и ему должно нравиться много девушек, так что он может выбирать.

Тетя Фань Ли сказала, что дядя слишком самовлюбленный, и спросила меня, почему бы мне не познакомить свою подругу с моим двоюродным братом, но тут же добавила, что лучше не надо, а то вдруг они понравятся друг другу, а потом расстанутся, и будет неловко.

В машине дяди пахло табаком и алкоголем. Меня мутило от укачивания, но еще больше — от того, как они обсуждали мою подругу, словно какой-то товар, оценивая ее и критикуя.

— Замолчите, — сказала я.

Тогда я, по просьбе матери, старалась «ладить» с родственниками и хотя бы внешне поддерживать мирные отношения.

Я была вежлива, потому что этого хотела мать. А они были вежливы, потому что считали, что я хорошо сдала экзамены. Они думали, что раз я хорошо сдала экзамены и учусь в хорошем университете, то у меня большое будущее, и теперь, немного польстив мне, они смогут и дальше тянуть из меня деньги.

Все три года в старшей школе я их игнорировала, а потом стала поддерживать с ними хорошие отношения. Теперь же они совсем обнаглели, решили, что могут вести себя как дома, раз уж мы едем навестить могилы предков.

Дядя вел машину как сумасшедший. Я смотрела в окно на мелькающие деревья и сказала:

— Меня сейчас вырвет.

Вернувшись домой, я рассказала матери о том, что произошло в машине.

Я хотела пожаловаться на них, но мать сказала, что тоже думала о том, чтобы познакомить Мэн Цинъян с моим двоюродным братом. Мол, у нее хороший характер, да и мы знаем ее семью. Жаль только, что она такая маленькая, вдруг у них дети будут низкорослыми.

Я вспомнила про те сто юаней и почувствовала себя виноватой перед Мэн Цинъян.