Глава 7 (Часть 2)

Юнь Цзибай улыбнулся:

— Да, скоро. Только не знаю, не испугается ли она, когда увидит меня по возвращении.

— Думаю, нет. Господин все так же красив, просто цвет волос восстановился, — с улыбкой ответил дядя Хуэй.

Юнь Цзибай вспомнил, как вскоре после выздоровления его волосы постепенно сменили белый цвет на черный. Раньше, сколько бы он ни изучал медицинские трактаты, он не мог найти способа излечения, но из-за того ранения все вернулось в норму.

Позже, после долгих поисков, он узнал, что то, что он считал странной болезнью, было всего лишь действием редкого яда. Ранение стрелой привело к большой потере крови, но это же и ослабило действие яда в его теле.

Тогда он понял, что так называемая проклятая судьба была подстроена кем-то намеренно с целью изгнать его.

Изгнания оказалось недостаточно, и возникло намерение убить.

Отравление было из-за него, и исцеление тоже из-за него. Интересно, не сойдет ли тот человек с ума от злости из-за этого.

Юнь Цзибай отогнал далекие мысли и, повернувшись к дяде Хуэю, сказал:

— На самом деле, жизнь вдали от Столицы тоже неплоха, верно?

Дядя Хуэй хотел что-то сказать, но в итоге промолчал, лишь кивнув ему.

Дни, полные ожидания, всегда пролетают так быстро. Опали цветы персика, палило знойное солнце, подул унылый осенний ветер — три времени года прошли, и незаметно приблизилось зимнее солнцестояние.

За этот год Юнь Цзибай снова взялся за фехтование. Днем он упражнялся с мечом, а вечером рисовал портреты. После долгих тренировок он наконец восполнил свой единственный недостаток.

Он часто задумчиво смотрел на портрет, висевший в кабинете, думая о том, насколько выросла та наивная девочка с картины.

Когда Юнь Дунъюй вернется, он обязательно нарисует ее портрет заново, чтобы исправить прошлые несовершенства.

Он перевел взгляд на другой портрет — свой собственный — и в его сердце зародилось сомнение: Юнь Дунъюй явно больше времени уделяла цитре, го и каллиграфии, так почему же именно в живописи она так преуспела?

Наконец настал день зимнего солнцестояния. Юнь Цзибай заранее заказал заколку для волос, думая, что сможет заменить мать Юнь Дунъюй и провести для нее церемонию совершеннолетия (цзицзи).

На кухне уже давно приготовили любимые блюда Юнь Дунъюй, оставалось только вечером сварить лапшу долголетия для юной госпожи Усадьбы Юнь.

Однако прошел день, но дверь Усадьбы Юнь так никто и не отворил снаружи.

Юнь Цзибай весь день просидел в кабинете, вертя в руках заколку и гадая о причинах задержки Юнь Дунъюй.

Ночь сменилась рассветом, свет свечи в кабинете так и не погас, но отведать обещанную лапшу долголетия им так и не довелось.

Юнь Цзибай стоял перед столом, опустив голову и глядя на развернутое письмо. В сердце поднялась горечь.

Девочка все-таки выросла и научилась не держать слово.

А может, ей просто больше не нужен этот дом?

—

Юнь Дунъюй покинула гору еще полгода назад. В красной одежде, с парными клинками за спиной, она отправилась на юг вместе с торговым судном.

По пути она побывала во многих местах, иногда останавливаясь на несколько дней по собственному желанию, запоминая все увиденное и услышанное, чтобы потом рассказать Юнь Цзибаю, как хорошо она провела это время.

Иногда ей приходилось задерживаться где-то вынужденно, чтобы заработать на дорогу.

В детстве семья Юнь Дунъюй была обеспеченной, в Сюйчжоу она несколько лет жила без забот о еде и одежде, а на горе в Учжоу и вовсе вела уединенный образ жизни. Она и подумать не могла, что однажды ей придется беспокоиться о деньгах.

Она бродила по незнакомым улицам, размышляя, чем бы ей лучше заработать на жизнь.

Вдруг она увидела на обочине лоток писца. Перед столиком висела табличка с надписью: «Пишу за других. Домашние письма, корреспонденция — все возможно».

Юнь Дунъюй посмотрела на табличку и рассмеялась. У нее тут же родился способ заработка: если люди могут зарабатывать, помогая другим писать, то она может помогать, рисуя портреты!

Она купила все необходимое для лотка, установила его на обочине и тоже повесила табличку: «Рисую портреты. Мужчины, женщины, старые и молодые — все приветствуются».

Вскоре к ней действительно подошел мужчина и попросил нарисовать его портрет.

— Этот портрет мне нужен, чтобы найти жену, так что постарайся нарисовать получше.

Юнь Дунъюй охотно согласилась, разгладила бумагу, растерла тушь, смочила кисть и разложила краски.

Все было готово. Она взяла кисть и внимательно вгляделась в человека напротив, обдумывая, как начать, но вдруг задумалась и отвлеклась.

Когда она очнулась, на бумаге уже проступили черты другого человека. Присмотревшись, она поняла, что неосознанно нарисовала брови и глаза Юнь Цзибая.

Человек на рисунке был таким, каким она его помнила: необычайно красивое лицо, но выражение спокойное, как вода. Один взгляд на него вызывал ассоциации с ясной луной и свежим ветром.

Юнь Дунъюй сжала пальцы, взяла новый лист бумаги и снова принялась за работу.

К сожалению, она слишком давно не рисовала, и ее навыки заметно ухудшились. В итоге мужчина остался недоволен, и план зарабатывать на жизнь рисованием портретов провалился.

То, чему она училась раньше, оказалось бесполезным, пришлось полагаться на боевые искусства.

Юнь Дунъюй нашла охранное бюро и нанялась временно сопровождать их груз. Путь туда и обратно как раз позволял ей успеть на корабль до Сюйчжоу.

Но, к несчастью, это был лишь ее расчет. Из-за непредвиденных обстоятельств путь, который должен был занять чуть больше месяца, растянулся на полгода. К тому же, многие из сопровождавших груз пострадали в пути.

Когда Юнь Дунъюй снова оказалась у ворот Усадьбы Юнь, в воздухе кружились лепестки персика, сорванные ветром.

Снова пришла весна. Ждет ли ее еще кто-нибудь дома?

Юнь Дунъюй долго стояла перед воротами, крепко сжимая край одежды. Она колебалась, не решаясь постучать. Ее нерешительность была такой же, как и прежде, только на этот раз у ворот ее никто не звал.

Она глубоко вздохнула, набралась смелости, подошла и постучала в ворота, надеясь лишь на то, что дома кто-то есть.

Но ей долго никто не отвечал. Заглянув в щель между створками ворот, она увидела, что Усадьба Юнь пуста.

Это означало, что у нее больше нет дома.

Только она не знала, сердится ли Юнь Цзибай на нее за то, что она ушла, не попрощавшись.