Глава 10

Глава 10

Спустя некоторое время, как и ожидалось, Шуи потеряла ребёнка. В Доме Шаншу царил хаос. Чжэн Шумин, который давно предвидел это, не был удивлён, но старался не возвращаться домой. Шуи, из-за своего состояния, стала раздражительной и обидчивой. Хотя в общении с людьми она по-прежнему была вежлива и сдержанна, но часто вздыхала и выглядела печальной.

Немного оправившись, она начала хлопотать о том, чтобы взять ему наложницу, вероятно, опасаясь пересудов. Всё это тяготило его.

За исключением трудностей в детстве, его жизнь всегда шла гладко. Но теперь он чувствовал, что судьба играет с ним злую шутку.

«Время, судьба, удача — неподвластны мне», — подумал он. И, размышляя об удаче, он вспомнил Цзэ Эр, которая не верила в судьбу.

«Пора навестить её», — решил он.

Как раз подвернулись дела неподалёку от родной деревни Цзэ Эр.

Он не стал писать ей заранее, и по дороге смеялся над своей детской непосредственностью. Он хотел сделать ей сюрприз.

Подойдя к дому, он увидел Цзэ Эр, развешивающую во дворе бельё. Верёвка была высоко, и она, встав на цыпочки, пыталась дотянуться.

В этот момент чья-то рука позади неё расправила мокрую одежду на верёвке.

Она обернулась. Недоумение на её лице сменилось удивлением, потом радостной улыбкой. Она ударила его в грудь, а потом расплакалась. Она всегда была такой плаксивой.

— Ты знаешь, сколько времени тебя не было? — спросила она.

— Не меньше тысячи лет, а то и все сто, — ответил он.

— Ты что, с ума сошёл? Столетняя черепаха… Ты что, в духа превратился? — рассмеялась Цзэ Эр.

— «Один день разлуки — как три осени». Вот и набежало сто лет, — сказал он, и лицо, и сердце его светились от радости.

Цзэ Эр, отвернувшись, сказала:

— Вечно ты болтаешь, льстишь всем подряд.

Он смотрел на неё. На солнце она была особенно красива. Пушок на её щеках был нежным, как у свежего персика, густые брови и ресницы — всё в ней дышало жизнью.

Она была прекрасна, как наполненный ветром парус. Жаль, что он не умел рисовать, иначе он бы запечатлел её во всей красе.

— Я думала, ты не очень-то ко мне привязан. Не ожидала, что ты вернёшься ради меня, — сказала Цзэ Эр.

— Я, как Сунь Укун, одним прыжком могу преодолеть 108 000 ли, но всё равно не могу вырваться из твоих рук, — ответил он.

Опять он за своё. Цзэ Эр не стала обращать на него внимания.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал Чжэн Шумин, доставая небольшой свёрток, обшитый парчой.

Развернув его, он показал ей красно-коричневый шнурок с застёжками на концах. На концах шнурка были привязаны нефритовые бусины, такие же бусины были нанизаны на шнурок через равные промежутки, а внизу висел сине-зелёный камень.

Цзэ Эр взяла камень и стала внимательно его рассматривать.

— «Думая о благородном муже, ощущаю его тепло, подобное нефриту», — сказал Чжэн Шумин. — Глядя на этот нефрит, ты будешь вспоминать меня.

— Ты подарил мне камень, — сказала Цзэ Эр. — Теперь я буду думать, что ты твёрдый и холодный, как камень.

— Камень не хуже нефрита, — ответил Чжэн Шумин. — Кому-то нравится рис, кому-то — паровые булочки. Спорить о том, что лучше, — всё равно что «атаковать щит противника его же копьём». Бессмысленная трата времени.

— Но редкие вещи ценятся больше. Камней полно повсюду, а нефрит — редкость, поэтому он и дороже, — сказала Цзэ Эр.

— Цзыгун как-то спросил Конфуция: «Почему благородный муж ценит нефрит и презирает яшму? Потому что нефрита мало, а яшмы много?», — сказал Чжэн Шумин. — Учитель ответил ему: «Не потому, что яшмы много, она не ценится, и не потому, что нефрита мало, он дорог. В древности благородные мужи сравнивали свои добродетели с нефритом: его мягкий блеск — это человеколюбие, его плотная и прочная структура — это мудрость, его острота, не ранящая — это справедливость…»

— Опять ты говоришь вещи, которых я не понимаю, — перебила его Цзэ Эр.

Он улыбнулся. Привычка цитировать классиков — болезнь всех учёных.

— Учитель имел в виду, что мягкий блеск нефрита подобен доброте человеколюбивого человека. Плотность и прочность нефрита подобны мудрости и стойкости мудрого человека. И ещё: как «недостатки не могут скрыть достоинств», так и нефрит не скрывает своих изъянов. Всё это соответствует характеру благородного мужа. Поэтому добродетели благородного мужа сравнивают с нефритом.

— «Думая о благородном муже, ощущаю его тепло, подобное нефриту», — повторила Цзэ Эр. — Мне нравится эта фраза. Напиши её для меня.

На следующее утро Чжэн Шумин взял Цзэ Эр с собой по делам.

Карета остановилась у больших чёрных ворот. Проводник пошёл докладывать об их прибытии.

— Какое мрачное место, — сказала Цзэ Эр. — Головы тигров на воротах выглядят пугающе со своими клыками. И каменные львы рядом тоже страшные.

— Это не тигры и львы, это Биани, — Чжэн Шумин написал иероглифы «Биань» на её ладони. — Биань — седьмой сын дракона, он любит разбирать судебные дела. А на других воротах ты видела Цзяоту. Цзяоту похож на моллюска, он любит держать рот закрытым, и его изображение — символ защиты дома.

— Вот оно как, здесь всё непросто. А что это за место? — спросила Цзэ Эр.

— Это тюрьма, — ответил он.

В этот момент ворота открылись, и начальник тюрьмы вышел им навстречу, приглашая войти.

Двое заключённых, подметавших двор, увидев их, отошли в сторону. Когда Чжэн Шумин и Цзэ Эр прошли, они продолжили уборку.

Пройдя через передний двор, они оказались во внешней тюрьме, где содержались заключённые с лёгкими приговорами.

Впереди, у внутренних ворот, остановилась повозка. Двое грузчиков выгрузили из неё несколько больших тюков.

— Что это? — спросила Цзэ Эр.

— Ткань для одежды, — ответил он.

— Для одежды? Это для заключённых? — спросила Цзэ Эр.

— Это заключённые будут шить одежду, — ответил Чжэн Шумин.

— Заключённые будут шить одежду? Для кого? — удивлённо спросила Цзэ Эр.

— Заключённые не сидят без дела, — объяснил он, идя рядом с ней. — У каждого своя работа. Одних отправляют строить городские стены, других — императорские гробницы. Те, кто послабее, толкут рис, шьют одежду и обувь. Каждый месяц они получают немного денег.

Цзэ Эр не ожидала этого. Она думала, что заключённых просто держат взаперти.

Чжэн Шумин, словно прочитав её мысли, продолжил:

— Тюрьма не для того, чтобы делать жизнь заключённых невыносимой. Тех, кто заслуживает смерти, казнят, а остальных просто держат под контролем, чтобы не нарушали порядок.

Пока они разговаривали, подошли несколько человек в тюремной одежде и, взвалив на плечи тюки, пошли внутрь.

«Такие крепкие работники, на воле они были бы опорой для своих семей, — подумала Цзэ Эр. — Могли бы честно трудиться и содержать дом».

Купец, доставивший ткань, подошёл к ним и поклонился.

— Господин Чжэн, если позволите, я пойду. Заходите как-нибудь ко мне на чай.

Чжэн Шумин кивнул, и купец ушёл.

— Я видела этого человека, — сказала Цзэ Эр. — Он хороший. В позапрошлом году, когда были сильные снегопады, многие замёрзли. Богачи прятали зерно, ожидая, когда цены вырастут. А он раздал много зерна, чтобы помочь людям. Я видела его на раздаче риса. Все называли его живым Буддой.

Чжэн Шумин приподнял брови.

— Об этом я не знаю. Я знаю только, что в молодости он убил человека и провёл год в тюрьме.

— Убил? Год? Как такое возможно? — воскликнула Цзэ Эр.

— Да, убил. Он поссорился с кем-то из-за женщины и убил его. Потом сам пришёл в ямынь с повинной. Но тот, кого он ударил, оказался живучим и выжил.

Цзэ Эр кивнула:

— Ну и хорошо. Он не злой человек, и небо дало ему второй шанс. Я думала, в тюрьмах сидят только отъявленные злодеи, что все, кто побывал в тюрьме, — преступники. А теперь вижу, что это обычные люди.

Чжэн Шумин рассмеялся:

— Он дал семье пострадавшего денег, и в ямыне тоже немало потратился. Староста деревни пришёл и подтвердил, что у него есть семидесятилетняя мать. Поэтому и приговор был мягким. А ему тогда было чуть больше двадцати. Семидесятилетняя мать… Интересно, кто в это поверил.

Цзэ Эр нахмурилась:

— Вот оно как. Неудивительно, что за убийство такой лёгкий приговор.

— Ему повезло с родителями, — сказал Чжэн Шумин. — Если бы он родился в обычной семье, то не то что жить припеваючи, как сейчас, а и обычную жизнь вряд ли смог бы вести. С деньгами всегда можно откупиться, тем более что пострадавший выжил.

— У нас в деревне как-то один человек украл корову, — сказала Цзэ Эр. — Хозяин коровы хотел, чтобы вор заплатил ему, и они бы решили дело миром. Но вор был беден, как церковная мышь, ему нечего было есть, поэтому он и украл. Его отвели в ямынь, и приговор был суровее, чем за убийство. Похоже, ты прав.

Чжэн Шумин кивнул и вдруг вспомнил:

— Завтра мне нужно будет кое-куда съездить. Поедешь со мной?

— Каждый раз, когда мы куда-то едем, я просто жду, пока ты закончишь свои дела. А куда мы поедем завтра и зачем? — спросила Цзэ Эр.

— Увидишь. Бесплатная поездка и развлечения. Тебе понравится, — ответил он.

На следующее утро, едва рассвело, за ними приехали. Чжэн Шумин редко вставал так рано, он привык спать, сколько душе угодно, и был самым беззаботным человеком на свете.

Приехали кучер и женщина средних лет, которую Чжэн Шумин называл госпожой Лю.

Цзэ Эр не могла определить её возраст. Сорок, пятьдесят или больше — кто знает.

Она была ярко одета, и это ещё больше затрудняло определение её возраста.

— Как только я тебя увидела, сразу поняла, что ты приятная девушка, — сказала госпожа Лю.

Цзэ Эр улыбнулась, не зная, что ответить.

Госпожа Лю была общительной и весёлой, она даже напевала какую-то мелодию.

— Завидую вам, госпожа, — сказал Чжэн Шумин. — Выглядите такой беззаботной и жизнерадостной.

— Хоть я и старше вас на несколько лет, но в душе я молода, — ответила госпожа Лю. — Разве жизнь не для того, чтобы наслаждаться ею?

Вскоре они приехали. Госпожа Лю, откинув занавеску, сказала кому-то:

— Я привезла двух новеньких. Пусть старина Сун приготовит угощение.

Цзэ Эр, услышав это, поняла, что Чжэн Шумин не очень хорошо знаком с госпожой Лю. Слово «новенькие» озадачило её. Словно речь шла о наборе актёров в театр или девушек в публичный дом. Она недоумевала.

Они приехали в какое-то поместье. Извилистые дорожки вели вглубь сада, у самых дальних ворот стояли двое, похожие на стражников.

Цзэ Эр удивилась ещё больше. Обычно стражники стоят у внешних ворот, а здесь они почему-то охраняли внутренние.