Глава 5

— Да, танец Вэнчжу поистине подобен парящему лебедю!

— … — Внизу раздавались голоса одобрения. Внезапно я почувствовала усталость. Неужели я танцевала этот танец ради смехотворной цели — восстановить свой образ?

Или же я подсознательно не хотела идти против воли матушки?

Мне вдруг показалось, что с момента перемещения я живу очень напряжённо. Я намеренно старалась соответствовать образу Вэнчжу династии Хань, но обнаружила, что лишь шаг за шагом проживаю чужую жизнь. Это открытие заставило меня почувствовать некоторую беспомощность…

После этого я рассеянно разговаривала с Пинъян. Пир в моих глазах померк.

Наконец-то банкет закончился. Мне не терпелось уйти отсюда. Пинъян с сожалением держала меня за руку:

— Ацзяо, ты обязательно должна почаще навещать меня!

— Знаю, знаю, — ответила я. Видя её обиженное лицо, я протянула руку, ущипнула её за нос и показала язык.

Она на мгновение замерла, а потом мы обе рассмеялись.

У меня возникло чувство, что даже если она не Ду Сяовэй, мы всё равно остаёмся близкими подругами, как и много лет назад.

В этот момент мне показалось, будто на меня направлен чей-то непонятный взгляд. Я обернулась, но увидела лишь Лю Чжи, который шёл и смеялся вместе с другими принцами. Никто на меня не смотрел. Может, мне показалось?

Я не стала долго раздумывать, встала и ушла.

***

После пира матушка осталась поговорить с Вдовствующей императрицей и Императором, велев мне уходить первой.

Подойдя к Ханьбайюй цяо — мосту из белого мрамора, который был на пути из дворца, — я увидела стоящую там фигуру в лунно-белом одеянии. Высокий и стройный, как нефрит.

Сегодня было пятнадцатое число, луна светила ярко. Её свет падал на него, словно осыпая серебром. Полы его одежды развевались на ветру, он казался небожителем.

Я невольно вздохнула про себя: боюсь, даже великий поэт Ли Бо выглядел не лучше.

Я подошла к нему и поклонилась:

— Приветствую братца Наследного принца.

— Можешь встать, — раздался его прохладный голос, но в этом туманном лунном свете он звучал нежнее.

Я подняла голову и спросила:

— Что братец Наследный принц здесь делает?

Он ничего не ответил, лишь пристально посмотрел на меня. Внезапно он опустил глаза, и длинные густые ресницы отбросили тень на его молодое красивое лицо.

— Жду тебя, — он вдруг поднял голову и очень серьёзно посмотрел на меня.

Я замерла, сердце невольно забилось быстрее. Я тут же покраснела и, стараясь сохранять спокойствие, спросила:

— Зачем братец Наследный принц меня ждёт?

А про себя обругала себя за влюбчивость.

Он вдруг прикрыл рот рукой и кашлянул, а затем, словно фокусник, достал что-то — изящную продолговатую парчовую шкатулку.

— В прошлый раз, когда ты приезжала во дворец, я не смог подарить тебе подарок. А потом случилось то происшествие на конной площадке. Думаю, ты, должно быть, сильно испугалась. Это тебе должно понравиться, — медленно произнёс он.

Я взяла шкатулку и открыла её. В нос ударил лёгкий аромат, от которого на душе сразу стало спокойно и приятно. Но, присмотревшись, я увидела, что это заколка из белого нефрита, отливающая слабым фиолетовым светом.

Я поспешно закрыла шкатулку и протянула ему:

— Ацзяо не может это принять.

Я низко поклонилась:

— Ваше Высочество, в том, что случилось на конной площадке, есть и вина Ацзяо. Я чувствую себя очень виноватой и не успела вовремя извиниться перед Вашим Высочеством. Как я смею принять такой дорогой подарок?

Пока я стояла в смятении, послышался тихий смешок. Я подняла голову и увидела, что он смотрит на меня, улыбаясь так, что глаза превратились в полумесяцы. Я с недоумением посмотрела на него.

— Ты сейчас совсем не такая, как в детстве, — услышала я его слова. Моё сердце невольно сжалось от волнения.

— Чем же я не такая? — спросила я.

Он задумался и медленно сказал:

— Возьмём сегодняшний пример. Если бы такое случилось в детстве, ты бы точно не стала так торопливо извиняться передо мной и говорить такие виноватые слова. Так ты очень милая…

— Ты смеёшься надо мной! — вспылила я.

Он снова тихо рассмеялся:

— Я не смеюсь над тобой. Эта заколка — знак моей искренности. Прими её.

Только я собралась возразить, как он добавил:

— Если чувствуешь себя неловко, подари и ты мне что-нибудь.

Мне пришлось проглотить слова отказа. Я оглядела себя — ничего ценного при мне не было.

— Не нужно ничего дорогого, — услышала я его слова. — Думаю, мешочек-саше Ацзяо вполне подойдёт.

Я опустила голову и посмотрела на него. Это был первый мешочек-саше, который я вышила после прибытия в Хань. На нём был изображён мой любимый лотос — честно говоря, с трудом можно было разобрать, что это лотос. Внизу был вышит иероглиф «Цзяо», и вышивка была настолько плохой, что стыдно было показывать. Но поскольку это была моя первая работа, мне было жаль её выбрасывать, поэтому я носила её с собой.

Я нахмурилась и посмотрела на него. Это же просто стыдно дарить! Если он будет носить его, меня же засмеют.

Он, казалось, заметил моё колебание и сказал:

— Что, сестрица Ацзяо жалеет для меня даже мешочек-саше?

Я поспешно отвязала его и протянула ему:

— Ты сам попросил! Не смей смеяться надо мной!

Он с лёгкой улыбкой взял его и стал внимательно рассматривать, словно это было какое-то сокровище.

Я тоже внимательно следила за выражением его лица. Если бы он хоть немного улыбнулся, я бы тут же выхватила мешочек обратно.

Позже, когда он вспоминал этот случай, он говорил, что у меня тогда глаза были круглые от удивления, щёки надуты, а выражение лица говорило: «Только попробуй засмеяться — и тебе конец». Ему было очень трудно сдержаться.

Но я тогда совершенно не заметила, что он хочет рассмеяться. Выражение его лица не изменилось, он спокойно убрал мешочек-саше за пазуху. Мне ничего не оставалось, как сдаться.

— Хорошо, сестрице Ацзяо пора возвращаться. Держи.

С этими словами он вложил шкатулку мне в руку и с серьёзным видом ушёл.

Мы с Сюэянь остались стоять, разинув рты. Подумать только, над этим мешочком-саше смеялись все, кто его видел, даже слуги в Поместье Танъи не могли удержаться от смеха.

***

Я вертела в руках подаренную Лю Жуном заколку, и на душе у меня было очень радостно.

В это время вернулась матушка. Увидев заколку у меня в руках, она сверкнула глазами и спросила:

— Откуда эта заколка?

— Братец Наследный принц подарил, — ответила я.

Она немного помолчала, а потом тихо сказала:

— Эта заколка вымочена в настое травы-противоядия в очень холодном месте не менее десяти лет. Аромат глубоко впитался в нефрит, и он приобрёл цвет травы-противоядия. Похоже, Жун-эр действительно постарался.

Моё сердце дрогнуло. Я подняла на неё глаза.

Она вздохнула:

— Жаль такого ребёнка.

С этими словами она велела мне пораньше ложиться спать и ушла.

Я же не могла уснуть всю ночь. Что означали слова матушки «жаль»? Неужели они уже начали действовать, чтобы свергнуть Ли Цзи и наследного принца?

При мысли о Лю Жуне мне стало его очень жаль. Такой хороший человек… Каков же будет его конец?

После Праздника Фонарей слухи обо мне распространялись всё больше. Я сама слышала три версии.

Первая: Вэнчжу из Поместья Танъи дикая и вспыльчивая, сбила наследного принца на конной площадке, не раскаялась и на Празднике Фонарей веселилась и танцевала от души.

Вторая: Вэнчжу из Поместья Танъи хоть и своенравна, но несравненно красива. На Празднике Фонарей её танец покорил весь Ханьский дворец, и молодые господа из знатных семей были сражены ею наповал.

Третья: Вэнчжу давно влюблена в наследного принца и на Празднике Фонарей исполнила для него танец от всего сердца, но не удостоилась ни капли его сочувствия… и прочая бессмыслица.

Я слушала это и кипела от злости. Не ожидала, что и в древности были такие сплетники! Их репортажи ничуть не уступали современным профессиональным папарацци.

Я сидела одна на качелях и вздыхала.

Сюэянь, видя моё уныние, осторожно предложила:

— Вэнчжу скучно, почему бы не поехать во дворец поговорить с принцессой Пинъян?

Услышав это, я оживилась. Здесь она была единственной моей ровесницей, с кем я могла поговорить. Я радостно сказала:

— Отличная идея! Поехали прямо сейчас!

— Слушаюсь, — ответила Сюэянь.

Не успела я войти во внутренние покои, как Пинъян стремительно выбежала навстречу, схватила меня за руку и сказала:

— Ацзяо, я знала, что ты обязательно придёшь! Знаешь, как мне было скучно эти дни? Я только тебя и ждала!

— Тоже мне! А почему ты сама ко мне не приехала? — упрекнула я.

— Разве я не хотела? Но матушка-императрица ни за что не выпустила бы меня из дворца, — обиженно сказала она. Вдруг её глаза снова заблестели. — Ой, кстати, ты сегодня очень вовремя пришла! Чжи-эр и сестрица Лунлюй тоже здесь. Как раз поиграем все вместе!

С этими словами она потащила меня во внутренние покои.

Эта Пинъян действительно любила шум и веселье. Не только её одежда была праздничной, но и её покои дышали радостью. Сквозь занавеску донёсся восторженный девичий голос:

— Братец, ты такой умелый! Научи Лу-эр.

— Чему учить? Я тоже хочу посмотреть! — тут же воскликнула Пинъян.

На стуле сидел юноша в синем парчовом халате с серебряной отделкой и серебряной короне на голове. Он что-то мастерил руками. Это был Цзяодунский князь Лю Чжи.

Рядом с ним, прильнув к стулу, сидела милая девочка лет десяти с большими глазами, которая смотрела на него. Должно быть, это и была принцесса Лунлюй, о которой говорила Пинъян.

Присмотревшись, я поняла, что он делает бамбуковую стрекозу. Не ожидала, что Цзяодунский князь умеет такое.

Он мастерил очень сосредоточенно: густые брови слегка нахмурены, губы поджаты, пальцы длинные и ловкие.

Через некоторое время он глубоко вздохнул, брови его разгладились. Он протянул готовую стрекозу Лунлюй, которая смотрела на него с нетерпением. В его взгляде была нежность.

Он обернулся и, увидев меня, удивлённо поднял бровь. Слегка улыбнувшись, он встал и поклонился мне:

— Здравствуй, сестрица Ацзяо.

Я была поражена. Вдруг он наклонился вперёд. Я не успела среагировать и увернуться. Казалось, он вот-вот упадёт на меня, но он внезапно опёрся рукой о моё плечо и прошептал мне на ухо так, чтобы слышали только мы двое:

— Ацзяо, давно не виделись.

Затем он быстро выпрямился с хитрой усмешкой на лице.

Я была одновременно смущена и разгневана. Оглянувшись, я увидела, что Пинъян и Лунлюй полностью поглощены стрекозой и совершенно не заметили того, что произошло между нами.

Я уже собиралась рассердиться, но тут Пинъян позвала меня:

— Ацзяо, иди скорее сюда, посмотри! Эта стрекоза не такая, как те, что мы обычно видим.

Мне пришлось проглотить гнев. Подойдя к ним, я, воспользовавшись моментом, когда он не смотрел, резко пнула его ногой по голени. Я услышала его сдавленный стон — он сдержался и не вскрикнул.

Я почувствовала удовлетворение и радостно присоединилась к Пинъян и Лунлюй, рассматривая стрекозу.

Лунлюй, увидев меня, мило сказала:

— Здравствуй, сестрица Ацзяо.

И снова увлечённо уставилась на стрекозу.