Глава 2. Часть 3

Хотя я и не понимал всех деталей, полагаясь лишь на интуицию, этот разговор был для меня весьма поучительным и немного шокирующим. В каком-то смысле они действительно были похожи. И я не слышал подобных словесных поединков с тех пор, как покинул Амбер. Только там разговоры часто превращались в игру.

— Прошу меня простить, — обратился Мандо к нам. — Мне нужно отдохнуть. Благодарю за гостеприимство. — Он поклонился Бенедикту. — И рад был с вами познакомиться, — добавил он, обращаясь к Дейре.

— Но ты только пришел, — сказал Бенедикт. — Даже не присел. Мне как хозяину стыдно.

— Я достаточно отдохнул, старый друг. Нет места уютнее твоего дома. — Он посмотрел на меня и направился к выходу. — Поговорим позже, — сказал он. Я кивнул.

Он прошел сквозь стену и исчез. Камень снова стал целым.

— Он мастерски перемещается, — заметила моя мать. — Ни единого следа.

— Изящно, — согласился Бенедикт. — Это у него в крови.

— Интересно, кому сегодня суждено умереть? — спросила она.

— Кто знает, кому выпадет такая честь, — ответил Бенедикт.

Она рассмеялась.

— Если так случится, — сказала она, — то это будет достойная смерть.

— Это упрек или зависть? — спросил он.

— Ни то, ни другое, — ответила она. — Я тоже ценю изящество. Шучу.

— Матушка, — сказал я, — что все это значит?

— О чем ты, Мерлин? — спросила она.

— Много лет назад я покинул это место, а ты послала за мной призрака. Предполагалось, что он должен был определить, у кого есть кровь Амбера. Но мы с Люком были слишком похожи. Поэтому он присматривал за нами обоими, пока Люк не начал регулярно пытаться причинить мне вред. Тогда он, защищая меня, пытался понять, кто из нас действительно нуждается в защите. Он даже какое-то время жил с Люком, а потом снова вернулся ко мне. На самом деле, мне следовало догадаться, потому что он слишком рьяно пытался узнать имя моей матери. Люк, очевидно, тоже скрывал свое происхождение.

Она засмеялась.

— Забавно представить, — начала она, — юная Джасила и принц Тьмы…

— Не пытайся сменить тему. Подумай, как неловко взрослому мужчине, когда его мать посылает за ним призрака.

— Всего лишь одного. Всего лишь призрака, дорогой.

— Какая разница? Суть одна и та же. Как тебе вообще пришла в голову такая идея? Я терпеть не могу…

— Этот тай-и-цзя, возможно, не раз спасал тебе жизнь, Мерлин.

— Да, возможно. Но…

— Ты бы предпочел умереть, чем принять защиту? Только потому, что это была моя идея?

— Я не об этом!

— Тогда о чем?

— Это выглядит так, будто я не могу сам о себе позаботиться, и…

— О, ты не можешь.

— Откуда ты знаешь? Меня раздражает, что ты решила, будто мне нужна защита в Тенях, что я ребенок, доверчивый, беспечный…

— Ты отправился в Тени, совершенно не похожие на Двор, и я не стала говорить тебе всего, чтобы не задеть твое самолюбие.

— Я могу о себе позаботиться!

— У тебя это не очень хорошо получается. Но ты говорил лишь о своих догадках. Почему ты так уверен, что все было именно так?

— Ладно. Не говори мне, что ты знала, что Люк попытается убить меня каждого 30 апреля. Если это так, почему ты не предупредила меня?

— Я не знала, что Люк будет пытаться убить тебя каждого 30 апреля.

Я отвернулся, сжал кулаки, а затем разжал их.

— И ты просто сделала это?

— Мерлин, иногда другие знают то, чего не знаешь ты. В этом нет ничего странного. Почему тебе так трудно это принять?

— Потому что они изначально не собирались мне ничего говорить.

Она долго молчала. — Боюсь, в этом есть доля правды, — ответила она наконец. — Но у меня были веские причины молчать.

— То есть крайняя необходимость? Теперь расскажи мне, почему ты не доверяла мне тогда.

— Дело не в доверии.

— Можешь сказать мне почему?

Снова долгое молчание.

— Нет, — наконец сказала она. — Еще не время.

Я повернулся к ней, стараясь контролировать свои эмоции и голос.

— Ничего не меняется, — сказал я. — Ты мне не доверяешь.

— Это не так, — ответила она, взглянув на Бенедикта. — Просто сейчас не время и не место для таких разговоров.

— Может, принести тебе что-нибудь выпить или поесть, Дейра? — поспешно предложил Бенедикт.

— Нет, спасибо, — ответила она. — Я ненадолго.

— Матушка, расскажи мне о тай-и-цзя.

— Что ты хочешь знать?

— Ты призвала его из-за границы.

— Да.

— У этих существ нет собственных тел, но они могут вселяться в тела живых.

— Верно.

— Если такое существо завладеет телом умирающего или уже мертвого человека, может ли оно вернуть ему жизнь и разум?

— Интересно. Это гипотетический вопрос?

— Нет. Это случилось с тем, кого ты послала за мной. Похоже, он теперь не может освободиться. Почему?

— Не могу сказать точно, — ответила она.

— Он оказался в ловушке, — вмешался Бенедикт. — И может действовать только как его носитель.

— Это тело вернулось к жизни после того, как тай-и-цзя завладел им, — сказал я. — Ты хочешь сказать, что он навсегда останется в нем?

— Да, насколько я знаю.

— А что произойдет, когда тело умрет? Он умрет вместе с ним или освободится?

— Возможны оба варианта, — ответил Бенедикт. — Но чем дольше он там находится, тем больше вероятность, что они погибнут вместе.

Я снова посмотрел на мать.

— Теперь ты знаешь, чем закончилась эта история, — сказал я.

Она пожала плечами.

— Он мне больше не нужен, и я отпустила его, — сказала она. — При необходимости я могу призвать другого.

— Не делай этого больше, — сказал я.

— Не буду, — ответила она. — Пока в этом нет необходимости.

— А если появится?

— Мать всегда ставит безопасность своего сына превыше всего, нравится ему это или нет.

Я поднял левую руку, гневно указывая пальцем. Но тут заметил на запястье блестящий браслет, похожий на голографическую проекцию плетеного шнура. Я опустил руку, сглотнул слова, которые уже были готовы сорваться с языка, и сказал: — Теперь ты знаешь, что я чувствую.

— Я знала это давно, — сказала она. — Поужинаем вместе в Саводо. Через полцикла, когда небо станет фиолетовым. Договорились?

— Договорились, — ответил я.

— Тогда до встречи. Береги себя, Бенедикт.

— И ты, Дейра.

Она сделала три шага и исчезла. Так же изящно, как и появилась.

Я повернулся к пруду и посмотрел в его глубину, чувствуя, как расслабляются мышцы плеч. Теперь там появились Джасила и Джулия, проводящие какой-то таинственный эксперимент в лаборатории крепости. Затем по воде пробежала рябь, и некие жестокие истины сложились в маску, одновременно прекрасную и ужасающую.

Чья-то рука легла мне на плечо.

— Семейные дела, — сказал Бенедикт. — Забавные и раздражающие. Ты, наверное, сейчас думаешь, что любовь — это тоже своего рода жестокость, не так ли?

Я кивнул.

— Марк Твен говорил, что друзей можно выбирать, а семью — нет, — ответил я.