Глава 4. Письмо из Италии (Часть 2)

«Хотя я уверен, что они точно не смогут меня прикончить, так же как и я их».

«Скучный факт, не правда ли? Кроме тебя, никто не знает, что я постоянно тренируюсь».

«М, этот идиот, в любом случае будет следовать за А. Я ещё не настолько быстр, чтобы остановить их обоих одновременно, но я уверен, что через некоторое время, преодолев застойный период, я смогу им противостоять».

«Я порылся в мусорной куче в подвале и нашёл кучу всякого хлама. Твоя так называемая классическая музыка так же дешева и многочисленна, как пыль».

«Я даже не знаю, какой безмозглый идиот отвечал за коллекционирование этого барахла, раз привёз целый грузовик этой бесполезной ерунды, чтобы она только место занимала».

«Думаю, ты точно не захочешь, чтобы я отправил тебе всё это барахло. Взял наугад один альбом. Эти четыре дурака на обложке выглядят такими неаппетитными. Ты уверена, что они тебе действительно нравятся, а это не какая-то твоя дурацкая шутка?»

«Нынешние новорождённые настолько невежливы, что мне хочется запихнуть их одного за другим обратно в ад вечного сна. Грубые и глупые. Просто не могу представить, кто выпустил в этот мир эту толпу бездушных идиотов».

«Только такой умник, как А, мог решить, что завести дома толпу этих шумных болванов — отличная идея».

«Эта толпа болванов избавилась от моего финансового эксперта и модельера. В последнее время мне приходится снова браться за работу».

«А никогда не занимается финансами. От М я прошу только одного — чтобы он время от времени не сходил с ума и не занимался самоистязанием».

«Дома нет никого, от кого был бы толк. Если я не займусь этим лично до того, как найдётся следующий финансовый эксперт, подозреваю, в следующем месяце нам всем придётся вернуться к охоте в лесу из-за плохого управления финансами».

«К тому же, мне всё больше надоедает, что А постоянно хватает меня за руку. В его глазах я всего лишь безмозглый импульсивный чёрт, так что я и веду себя как слабоумный в его глазах».

«Он совершенно не замечает, что я уже бесчисленное количество раз лгал ему в лицо».

«Каждый раз, когда он хватает меня за руку, я лгу. Это такая скучная и простая работа, совершенно не требующая мастерства».

— Голос мистера Райана был похож на колыбельную. Его уроки всегда уходили от темы.

Я краем уха слушала, о чём он рассказывает, поглаживая белоснежную бумагу письма.

C уже бесчисленное количество раз жаловался на членов своей семьи. Он, должно быть, очень их любит.

Я была в этом так уверена. Казалось, для него в мире не существовало других людей, которым он уделял бы столько внимания.

Неважно, было ли это внимание доброжелательной ложью или злым умыслом.

Последняя строка письма была написана не так ровно, как начальные, которые были аккуратны, словно напечатаны.

Словно проявление заботы обо мне доставляло ему неудобство.

Немного небрежный, но красивый почерк, выведенный с излишним нажимом: «Ты уверена, что всё ещё хочешь сидеть в Форксе и ждать смерти?»

«У меня тут есть несколько подходящих для жизни людей укромных мест. Можешь не беспокоиться, что там возникнет какая-то непредвиденная опасность. Если однажды твой мозг наконец просветлеет, не забудь попросить у меня список».

«Иначе, боюсь, к моменту получения моего следующего письма твой иссохший труп уже запихнут под корни пихты».

«Твой настоящий друг — C».

Я совсем не хочу переезжать, друг по переписке C.

Я давно привыкла к его высокомерному и язвительному тону. За годы регулярной переписки я немного узнала о семье C — если, конечно, он не врал на каждом шагу.

Он любил рассказывать о своей жизни в преувеличенной и шутливой манере. Я примерно знала, что у него есть двое родственников, А и М, куча жильцов с непонятным статусом, что они живут очень роскошно, но мало кто из них умеет зарабатывать деньги.

На самом деле, я всегда подозревала, что у семьи C должен быть дефицит бюджета, потому что, по его словам, у них дома жили десятки нахлебников, не приносящих никакой пользы, которых собрал А.

Я склонялась к мысли, что А на самом деле филантроп, усыновивший много новорождённых сирот. Но это очень дорого, поэтому C, отвечающий за финансы, постоянно недолюбливал его и хотел побить.

А М, по его словам, был главным нахлебником среди нахлебников, потому что М ел больше всех, но совершенно ничем не занимался — супер-раздражающий тип, который просто жрёт и ждёт смерти, но никак не умирает.

Его письма ко мне, начинавшиеся со сдержанного, благородного и изысканного стиля, теперь стали настолько привычными, что каждый раз, открывая конверт, я примерно знала: этот парень снова разразится целой страницей старушечьих причитаний и жалоб. Кроме витиеватого почерка, в нём не осталось ничего, что можно было бы назвать благородным или изысканным.

Я помнила, как однажды он прислал письмо, в котором была всего одна фраза: «Даже если я постоянно лгу, только с тобой я искренен».

Я, старая дева, чей суммарный возраст приближался к женскому бальзаковскому, была так тронута, что чуть не расплакалась. Иметь такого друга — это действительно заставляло поверить в вечную дружбу.

Позже его письма стали длиннее. Самое длинное было таким, что он даже прислал мне черновики своих исследований по теологии в качестве писем — целых семьсот с лишним страниц, хватило бы на два тома книги.

А целью отправки этих писем было лишь похвастаться глубиной своей эрудиции да в очередной раз высказать мне своё презрение и насмешки.

Ладно, со временем я поняла, что этот тип просто искал мусорное ведро под названием «друг».

Потому что дома ему приходилось строить из себя невесть что, и вот, наконец найдя человека, с которым у него не было никаких корыстных интересов, которого он никогда не видел и которому, по его мнению, можно было доверять, он мог вволю изливать душу, капризничать и жаловаться.

Так называемая вечная дружба — это просто мусорное ведро.

Иногда такова пропасть между трогательными моментами и реальностью.