Глава 4 (Часть 2)

»

Волосы на лбу Ли Цинцин намокли от пота. Она медленно подняла голову, её узкие красивые глаза устало оглядели комнату. Дань Байцзюнь всё ещё сидел на коленях перед статуэткой, погружённый в воспоминания. Лекарь и управляющий по-прежнему стояли на своих местах, стараясь не мешать. Всё казалось таким спокойным, обыденным, словно ничего и не произошло.

— Вы... — потерянно пробормотала Ли Цинцин.

— М? — Дань Байцзюнь, услышав её голос, обеспокоенно посмотрел на неё. В его глазах ещё не угасли зависимость от божества и нежность, они сияли, как у новорождённого ребёнка.

Стоявший рядом лекарь тоже с профессиональной заботой спросил:

— Госпоже Цинь где-то нехорошо?

— Да, — подхватил Дань Байцзюнь, — пока лекарь здесь, если что-то беспокоит, скорее говори.

Все в комнате, в соответствии со своим положением, проявляли заботу с разных сторон. Но Ли Цинцин их голоса казались лишь назойливым шумом. Эти участливые звуки были подобны холодному лезвию, облизывающему её нежную кожу, скребущему по белым костям.

Ли Цинцин сжалась в углу кушетки, дрожа всем телом и настороженно следя за каждым их движением.

— Вы...

— Что случилось, Вэньсян? — Дань Байцзюнь поднялся и ровными, уверенными шагами направился к Ли Цинцин. — Не бойся, Бабушка Кровати благословит нас на рождение ребёнка. Она меня очень любит. Ты тоже подойди, поклонись ей.

— Не подходи! — отчаянно вскрикнула Ли Цинцин.

Дань Байцзюнь остановился. Его любимая наложница по непонятной причине неудержимо дрожала, так крепко вцепившись в розовую юбку, что костяшки пальцев побелели. Она была похожа на птицу, пуганную луком, только что вырвавшуюся из подземной темницы.

Ему не нравились птицы, которые могут клюнуть. Ему нравились тёплые, ласковые кошки с подстриженными когтями.

Видя, что Ли Цинцин всем своим видом показывает «подойдёшь ближе — умру», Дань Байцзюнь забеспокоился, как бы и вправду не довести её до обморока. Ему ничего не оставалось, кроме как нахмуриться и сказать:

— Хорошо. Мы с лекарем пока выйдем. Когда успокоишься, он тебя осмотрит.

Сказав это, они вышли за дверь, оставив Ли Цинцин одну приходить в себя после сильного волнения.

Прошло много времени. Чёрный дрозд на ветке за окном трижды прокричал. Плечи Ли Цинцин расслабились, затаённое дыхание, сдавливавшее грудь, вырвалось наружу. Растерянным взглядом она окинула комнату.

— Кто... это был только что?

Кто была та женщина, что крепко обняла её среди жёлтой пыли, подарив ей человеческое тепло?

— Ух... — Ли Цинцин схватилась за голову, мучительно пытаясь вспомнить. С самого начала ей казалось, что она забыла что-то важное. Она хотела вспомнить, но боялась этого.

Ли Цинцин была просто трусихой. Никем не любимая, эгоистичная трусиха.

— Но... — Ли Цинцин подняла лицо, спрятанное в локтевом сгибе. Уголки её губ неудержимо дрожали. Словно ребёнок, смотрящий в небо, она в самой беззащитной позе молила небеса о милосердии и прощении. — Но... мне правда очень, очень страшно...

Божество молчало, его безразличная улыбка вмещала всю грязь мира.

————

Когда Ли Цинцин, приведя мысли в порядок, грациозно вышла из комнаты, Дань Байцзюня уже не было дома. А Се Цуйхай, словно зная, что положение этой мешающей маленькой соблазнительницы в сердце её мужа слегка пошатнулось, прошла мимо неё с победным видом и бросила на ходу:

— Знаешь? Только законная жена может сопровождать мужа на бал.

В глазах Ли Цинцин читалась крайняя усталость. Она безжизненно ответила:

— О.

Се Цуйхай подавилась словами. С трудом сдержав подступивший гнев, она закатила глаза и, неся на голове украшение из перьев, похожее на петушиный гребень, браво и гордо удалилась.

Ли Цинцин же это показалось смешным, но после недавнего эмоционального всплеска она слишком устала, у неё не было сил даже улыбнуться.

Поместье Дань выглядело большим, и оно действительно было большим. Но когда живёшь здесь долго, очарование обстановки пропадает. Неудивительно, что люди в поместье были такими безжизненными.

Больше всего времени у обитателей поместья крала скука. Три месяца пролетели как одно мгновение.

За эти три месяца Дань Байцзюнь стал реже бывать дома, а если и оставался, то почти всегда запирался в своём кабинете.

Он не раз заставал Ли Цинцин сидящей на полу в его кабинете. Солнечный свет падал на её прекрасный профиль, очерчивая тонкий пушок на щеках. Она выглядела умиротворённой и чистой, совсем не похожей на дитя мира развлечений и порока. Напротив, в ней чувствовалась редкая для этих смутных времён спокойная и гармоничная пасторальная атмосфера.

Дань Байцзюнь не мешал Ли Цинцин, молчаливо одобряя её присутствие, и продолжал листать трудные для понимания книги.

Сейчас он был очень занят, так же суетлив и неуверен в будущем, как и эти смутные времена. У него больше не было настроения декламировать стихи, рисовать картины и обнимать красавиц.

А Ли Цинцин и сама не знала почему, но её прежнее стремление вернуться домой ослабло. Возможно, её душевное состояние источила жизнь в поместье, или же её нынешняя жизнь была вполне сносной. В любом случае, это точно не потому, что она боялась возвращаться в свой прежний мир, ха-ха.

Она оберегала свой маленький мирок, иногда развлекаясь перепалками с Се Цуйхай. Хаос приближался с каждым днём. За стенами двора уже раздавались выстрелы, от которых умерла её ручная китайская зарянка. После этого она приказала вымыть пустую клетку, открыла дверцу и повесила её на прежнее место. Иногда она смотрела, не залетит ли туда какая-нибудь глупая птица.

Она привыкла к монотонной и скучной жизни в поместье Дань. Она была старшеклассницей, и, надо признать, её способность к адаптации была весьма сильной.

Никто не хотел, чтобы это странное равновесие нарушилось. Но в тот день «неразумный» мужчина в чаншане (длинном халате) поспешно постучал в ворота поместья Дань. В одно мгновение страшная весть обрушилась на всё поместье.

Единственный сын семьи Дань, Дань Байцзюнь, умер.