1

1

Я жил в Великих горах вместе с моим Учителем. Только мы вдвоем.

Кроме Учителя, я очень долгое время не видел других людей.

Как можно догадаться, в делах человеческих и мирских обычаях я был полный профан. Зато умел кормить свиней.

О, еще играть на цине.

Мой Учитель был человеком божественным, появлялся и исчезал, как дух.

Часто бывало так: говоришь с ним через стену, а выглянешь — его уже и след простыл. Примерно половину времени он вот так пропадал.

В остальное время, если у него было настроение, он мог мимоходом помочь мне покормить свиней, а все остальное время либо играл на цине, либо заставлял играть меня.

В моей памяти навсегда запечатлелось одно прохладное утро. Я был тогда совсем маленьким, и все вокруг казалось мне очень большим.

Я, пошатываясь, брел сквозь легкий белый туман и увидел Учителя примерно в полули от дома. Он сидел, скрестив ноги, на стоге соломы, играл на цине и пел.

На нем была легкая рубаха бледно-зеленого цвета, фигура казалась немного костлявой и хрупкой. Лицо его было юным и прекрасным, но взгляд — древним и полным печали.

Звуки циня пронзали облака и раскалывали камни. Лицо Учителя выражало вселенскую скорбь.

У детей бывает странное чутье. Я тогда так испугался, что хотел развернуться и убежать, но ноги одеревенели от страха, и я не мог сдвинуться с места.

Так я и стоял, застыв, роняя слезы, но даже заплакать в голос не мог.

Учитель протянул ко мне руку:

— Луэр, хочешь научиться?

Я отчаянно замотал головой.

Учитель поднял меня, усадил к себе между ног, обнял сзади и взял мои маленькие белые ручки, положив их на струны циня.

Одной рукой он прижал меня к своей груди, а губами коснулся моей мочки уха, его голос был невероятно нежным:

— Луэр, не бойся. Если сейчас будет больно, потом уже не будешь бояться боли. Будь умницей.

Я дрожал в его объятиях так, что не мог дышать.

Это был первый раз, когда он заставил меня учиться играть на цине. В тот день я упражнялся, пока кончики пальцев не начали кровоточить.

Очевидно, мой Учитель был настоящим извращенцем.

Много лет спустя, когда весь мир называл меня величайшим извращенцем, бессовестным, неисправимым злодеем, заслуживающим небесной кары, я всегда вспоминал то утро в горах, окутанных туманом, когда мой Учитель сидел на стоге сена, играл и пел.

Его лицо было так прекрасно, а взгляд — таким печальным и злым. Пальцы, перебиравшие струны, были бледными и тонкими.

Он превратил меня в безумца, но он был единственным, кто был со мной, пока я рос.

===

В канун Нового года, когда мне исполнилось пятнадцать, я сварил котелок пельменей.

Благодаря тому, что мои свиноматки были плодовиты, свинины в этом году у нас было с избытком.

В этот новогодний вечер я без особых терзаний зарезал маленького поросенка, налепил для нас двоих целую корзину пельменей и бросил их в котел. Белые, пухлые — они выглядели очень аппетитно.

Я поставил дымящиеся пельмени на стол. Мой Учитель при тусклом свете масляной лампы протирал струны циня.

Белый пар клубился в теплом свете лампы, на мгновение скрывая его лицо.

Я сказал:

— Когда Сяохуа только родилась, я по ее виду понял, что она будет очень вкусной. Сегодня зарезал и попробовал — действительно неплохо. Недавно, когда я косил траву для свиней в том ущелье, встретил караван торговцев. Услышал от них, что эти дни называются Новым годом, и нужно есть вкусное. Вижу, ты такой старый, а даже этого не знаешь, жалко тебя. Вот я и решил устроить тебе праздник, тем более что свинины у нас много.

Сквозь пар, поднимавшийся от пельменей на столе, я не мог разглядеть его выражения лица. Видел только, как он мгновение сидел прямо, а потом опустил голову и жадно проглотил всю свою порцию, не боясь обжечься.

«Бедный мой Учитель, — подумал я. — Такой старый, а даже пельменей никогда не ел».

Я сдержанно принялся за еду. Пока я ел, я чувствовал на себе взгляд Учителя.

Этот взгляд был подобен лезвию, скользящему по моей коже, от него у меня сердце уходило в пятки. Так продолжалось, пока я не доел.

Затем я набрался смелости и посмотрел на него. Он был необыкновенным, божественным человеком. Чаще всего он был нежен со мной, но время от времени его извращенная натура давала о себе знать, причиняя мне невыносимые страдания.

Я глубоко вздохнул, готовясь ко всему.

Мне казалось, что он вот-вот снова выкинет что-нибудь.

Его взгляд долго блуждал, так долго, что мне показалось, лампа вот-вот погаснет. Наконец он испустил долгий вздох, словно прошедший через множество перерождений.

Он сказал:

— Луэр, внимательно выслушай то, что я сейчас скажу. — Он повернул меня к себе за плечи, заставляя смотреть ему в глаза. — В будущем, если кто-то скажет, что ты плохой, плюнь на него. Если весь мир скажет, что ты плохой, то это не ты плохой, а я, потому что всему тебя научил я. Никогда не бойся и никогда не оглядывайся назад. Делай то, что хочешь. Что бы ни случилось, это не твоя вина. Понял?

Я кивнул:

— Понял. В любом случае, виноваты всегда другие.

Он улыбнулся и взъерошил мне волосы с видом «какой способный ученик».

В ту ночь он, вопреки обыкновению, сидел у моей кровати и ждал, пока я усну.

Его рука легко похлопывала меня по спине, а из горла лилась тихая колыбельная. Этот размеренный мужской голос, спокойный и нежный, убаюкал меня.

После этого я больше не видел своего Учителя.

Учитывая, что он часто исчезал и появлялся как призрак, я не придал этому особого значения. По-прежнему спал до полудня, кормил свиней, играл на цине, косил траву для свиней и все такое.

Так я дождался конца весны.

А потом наступил тот вечер.

===

В тот вечер прошел первый летний дождь в этом году. Такого сильного дождя я в жизни не видел.

Словно в небе проделали дыру, и вода лилась оттуда потоком.

Обычно сильный дождь идет без ветра, но сейчас снаружи бушевал ураган. У меня были серьезные подозрения, что мой свинарник уже унесло ветром. Свиньи даже не визжали.

Масляную лампу я зажигал снова и снова, но она тут же гасла. В конце концов я бросил это занятие. Но окно закрыть было нужно, все-таки холодно.

Я наощупь в темноте подошел и закрыл восточное окно. В комнате стало тише, свет лампы перестал дрожать, стал оранжевым, теплым.

Свет?

Я был очень сонный, голова соображала плохо, я еще не успел ничего понять, как, обернувшись, увидел ряд людей, стоявших на коленях на полу.

Не знаю, когда они там появились.

Ветер и дождь словно отступили в другой мир, за водную преграду, их шум стал нечетким.

Масляная лампа тихо горела, выбрасывая легкие искры.

Человек, стоявший на коленях впереди всех, сложил руки в странном приветствии и сказал:

— Я — Доцзинь, Правый Посланник Берега Созерцания Огня. Лампа души Священного Владыки погасла... Мы пришли за вами.

Затем двое подошли ко мне, опустились на одно колено и протянули руки.

За прошедшие пятнадцать лет, по крайней мере, за то время, что я помнил, мой Учитель был единственным человеком, которого я видел вблизи.

Я не слышал никаких историй о духах и призраках, и мне не было страшно. Учитель не учил меня бояться.

Я посмотрел на две руки, протянутые ко мне, затем на остальных людей, склонил голову набок и сказал:

— Ох, какие же вы уродливые.

Это была не моя вина. Раньше я видел только Учителя. Тех людей, которых я встречал в ущелье, я видел лишь издалека и не задумывался об этом. Я думал, что все люди выглядят так, как мы с Учителем, и не знал, что люди бывают разными.

Я отчетливо увидел, как у того, кто назвался Правым Посланником Берега Созерцания Огня, Доцзиня, дернулся висок. Затем мое тело резко рванулось вперед.

Двое мужчин передо мной схватили меня за руки, потянули вперед и одновременно направили мне в грудь два клинка.

Ценой своей жизни я усвоил урок — впредь никогда не называть людей уродливыми.

В следующее мгновение перед моими глазами вспыхнул ослепительный блеск меча.

Лицо обдало соленой кровью.

Затем я услышал крик — резко оборвавшийся.

Я стер кровь с глаз и первым делом увидел двух человек, которые только что пытались меня убить. Они безжизненно лежали на полу, сраженные одним ударом.

Я поднял голову и увидел, что люди в черном во главе с Доцзинем окружили другого человека, одетого в серое.

Этот человек в сером двигался так быстро, что казался лишь размытым силуэтом, только меч в его руке сверкал белым светом.

Человек в сером двигался в тесной комнате как рыба в воде, люди Доцзиня совершенно не могли его коснуться.

Он действовал легко и непринужденно, взмах меча — и очередной противник падал. Вскоре он расправился с пятью из них, каждый был сражен одним ударом.

На стороне Доцзиня, кроме него самого, осталось всего двое.

Доцзинь внезапно убрал меч и отступил, что-то бормоча себе под нос.

Двое оставшихся, словно голодные волки, бросились на человека в сером с отчаянной храбростью, не боясь смерти.

Пока человек в сером разбирался с ними, Доцзинь закончил бормотать. Странная сфера силы взорвалась, свет лампы несколько раз яростно мигнул и погас.

Ветер снова ворвался в комнату, шум дождя стал отчетливее.

В темноте я увидел, как вокруг Доцзиня появились ряды бледно-фиолетовых рун. Они быстро вращались вокруг него, образуя сферу.

Доцзинь стоял в центре этой рунической сферы. Он сложил пальцы в печать, вытянул два пальца вперед, и руны, словно взбесившись, засветились ярче и разделились на множество потоков, устремившихся к человеку в сером.

Восемнадцать мистических потоков рун стремительно атаковали человека в сером со всех сторон, наступая и отступая, действуя слаженно. Как бы ловок ни был человек в сером, увернуться было невозможно.

Учитывая, что люди Доцзиня хотели меня убить, моя позиция была ясна, и я похолодел от страха за человека в сером.

Однако тот не уклонялся и не защищался. Его длинный меч вспыхнул ослепительным белым светом.

В воздухе появились видимые глазу ослепительные снежные лезвия, которые легко разрубили фиолетовые знаки.

Человек в сером, взмахивая мечом, устремился вперед. Почти мгновенно он уничтожил все руны и оказался в шаге от Доцзиня.

Лицо Доцзиня исказилось, словно он увидел призрака:

— Это... Меч Проницательности! Ты... ты...!!

Свет меча вспыхнул и погас. Человек в сером нанес ему смертельный удар.

Мир стал одновременно тихим и шумным.

Звуки битвы стихли, звук льющейся крови тоже исчез, и шум ветра и дождя стал еще отчетливее.

Сильный ветер снова распахнул окно, лампа погасла.

Человек в сером на мгновение замер, затем тоже склонил голову и начал читать заклинание. Сине-белая полусфера разошлась от него, как рябь по воде.

Шум ветра и дождя снова отступил. Он наклонился и зажег масляную лампу, теплый свет спокойно разлился по комнате.

Я смотрел, как человек в сером подходит ко мне.

Я сидел на коленях на полу и, по мере его приближения, поднимал голову, чтобы рассмотреть его лицо. Теперь я еще больше убедился, что люди Доцзиня действительно были уродливы.

Этот человек мог поспорить красотой с Учителем: высокий нос, глубоко посаженные глаза, волосы черные, как смоль. Линия подбородка была немного заостренной, что придавало ему высокомерный и холодный вид.

Он наклонился, взял мое лицо в ладони и большими пальцами стер кровь.

Его лицо было совсем близко, и я смог разглядеть его глаза. Они были светло-голубыми, как глубокое озеро после снегопада.