Глава четырнадцатая. Домашний арест (часть 2)

Под павловнией дул осенний ветер. Мягкие лучи солнца освещали небо. Свет был не ослепительным, но и не тусклым.

Услышав голос, Цю Цинму обернулась. Перед ней стоял старец в синих одеждах. Казалось, она где-то его видела. У него были правильные черты лица, благородная и выдающаяся внешность, образованный и изысканный вид.

— Приветствую вас, господин, — сказала Цинму, поклонившись. Тот, кто мог так свободно войти в Павильон Мушу после приказа князя Пинси, явно был неординарной личностью и заслуживал уважения.

— Не стоит такой вежливости, наследный принц, — Даньтай Даньжань опешил, удивленный таким почтением. Он принял поклон, про себя отметив: «Этот юноша не такой высокомерный, как о нем говорят, и не такой подавленный, как я предполагал. В нем чувствуется достоинство, спокойствие и сдержанность».

— Я Даньтай Даньжань, — представился он, все еще удивленный, но довольный таким уважением и спокойным взглядом Цинму.

Цинму с некоторым удивлением поняла, почему этот человек мог так свободно передвигаться по резиденции. Это был первый советник ее отца. Кажется, она видела его вместе с отцом в "Дворе Сихуа".

— То, что вы сказали о павловнии и фениксе, имеет какое-то особое значение? — спросила она, честно признавая свое незнание. Хотя она и понимала общий смысл слов, но не знала их происхождения. Цинму всегда хорошо понимала прочитанное, но память у нее была неважная.

— Эта цитата из «Книги песен», из раздела «Большие оды», — пояснил Даньтай Даньжань. — Именно оттуда берет начало легенда о павловнии, привлекающей феникса. Позже Чжуан-цзы в главе «Осенние воды» писал: «Птица юаньчу вылетает из Южного моря и летит к Северному, но садится только на павловнию». Во времена династии Хань павловнии сажали в императорских садах. Даже среди простого народа есть поговорка: «Посади павловнию, и прилетит феникс».

Даньтай Даньжань был доволен искренностью Цю Цинму и подробно объяснил ей значение этих слов.

— Благодарю вас, господин, — серьезно сказала Цинму.

— Не стоит благодарности, наследный принц. Вы и сами скоро узнаете об этом, я просто знаю это немного раньше.

— Благодарю вас за наставление, господин. Мне кажется, вы говорите это, чтобы показать, что отец возлагает на меня большие надежды, и я не должен падать духом из-за случившегося на дворцовом пиру.

Даньтай Даньжань был обрадован и опечален одновременно. Он радовался тому, что наследный принц оказался таким умным и сообразительным, но печалился, что столько лет его талант пропадал из-за матери. К счастью, еще не поздно все исправить.

Увидев, что Даньтай Даньжань кивнул, Цинму почувствовала радость. Она поняла, что очень ждет одобрения отца.

— Я рад, что вы все понимаете, наследный принц, — сказал Даньжань. — Уверен, князь тоже будет доволен. Что касается дворцового пира, не стоит переживать, у князя есть свой план. Если вы будете усердно учиться и тренироваться, то непременно удивите всех. Возможно, это станет историей о возвращении блудного сына.

Проводив взглядом Даньтай Даньжаня, Цинму немного успокоилась. Вот только «усердно учиться и тренироваться» будет непросто. Она хорошо знала себя. В прошлой жизни, будучи теневым стражем, она заслужила репутацию хладнокровного и беспощадного воина, но в списке ее недостатков значилось: «неспособность к запоминанию и быстрой записи информации».

Отправив Юньцзинь убирать в своей библиотеке, Цинму принялась рассматривать книги на полках. Их было много, самых разных. Но большинство из них были написаны на бамбуковых дощечках. Бумага, хотя и была уже изобретена, стоила дорого, поэтому даже в резиденции Пинси ее использовали в ограниченном количестве.

Ближе к вечеру, когда Цинму пыталась заучить «Троесловие», к ней пришел второй гость с тех пор, как ее посадили под домашний арест.

— Брат, присаживайся, — предложила она.

Цю Цинхань был несколько удивлен вежливостью Цинму. В его памяти наследный принц был гордым и упрямым. Такая внезапная учтивость сбивала его с толку.

— Брат, могу ли я узнать, зачем ты пришел? — спросила Цинму прямо, когда они расселись в гостиной.

Цинхань, привыкший к прямолинейности, ответил так же открыто: — Сегодня я услышал кое-какие городские слухи, а вернувшись домой, узнал еще кое-что. Я немного волновался и, получив разрешение отца, пришел навестить тебя. Я, конечно, не самый умный, но в литературе и истории кое-что понимаю. Если ты не против, я могу поделиться своими знаниями.

Если бы Цинму не знала, что ее брат — человек честный и добрый, она бы подумала, что он пришел, чтобы похвастаться. Внезапно ей вспомнились слова Е Маньша о брате: «Благородный нрав, подобно сосне и кипарису, честный и прямолинейный».