Глава 9 (Часть 2)

Шииты и сунниты, арабы и сельджуки — двести тысяч воинов-мусульман от Никеи на севере до Египта на юге собрались под стенами Керака.

Они ринулись вниз с песчаных дюн за стенами города. Одетые в восточные легкие доспехи, отличающиеся от западноевропейских тяжелых лат, они неслись быстро, как шквалистый ливень. Буря зарождалась в пыли, поднятой их копытами. Ятаганы из дамасской стали уже были занесены...

В Иерусалиме царила полная тишина, нарушаемая лишь детским голосом, читающим стихи:

— Роланд на своем быстром коне

Въезжает в испанское ущелье.

Оружие его удобно лежит в руке,

Он взмахивает копьем,

Направляя острие к небу.

На копье белое знамя,

Бахрома свисает до самой руки.

Он статен,

Лицо его ясно и улыбчиво.

Небольшой отряд из Ибелина двигался вперед со скоростью походного марша, словно невозмутимый почетный караул, стук копыт был таким же ровным, как и их строй.

Тяжеловооруженные рыцари все как один были в шлемах, оставляющих открытыми только глаза, их тела скрывали кольчуги цвета черного железа и одинаковые красно-белые крестоносные налатники. Они походили на бездушные машины для убийства, и уже невозможно было различить, кто есть кто.

Балиан слышал даже отчетливый звон ударяющихся друг о друга металлических уздечек. Пыль скрывала фигуры сарацин напротив, и он мог лишь по скорости движения обеих армий прикидывать, как далеко до врага. Затем он отдал приказ изменить построение и ускориться.

— Молю Бога,

Чтобы из-за моих ошибок не пал позор на моих родителей,

Чтобы не была опозорена богатая Франция!

Но Дюрандаль, что у меня на поясе,

Я пущу в ход.

Вы увидите клинок, обагренный кровью.

Армия Салах ад-Дина развернула фланги. Полумесяц деформировался, расширялся, его рога заострялись, превращаясь в серп, чтобы охватить войско Ибелина с двух сторон.

Отряд Ибелина уже не был единой колонной. Задние ряды выдвинулись вперед, отряд разделился на два, каждый напоминал наконечник стрелы. В центре, опережая остальных, неслись двое — Балиан и Джеффри. Чем дальше к флангам, тем больше отставали воины. Они уже врезались в ряды армии Салах ад-Дина.

— Наши мечи светлы и остры, и от крови лишь краше станут.

Внезапно из центра серповидного строя неверных вырвался отряд конницы. Словно когти расправившего крылья черного орла, он вонзился между двумя отрядами Ибелина, успешно разделив два «наконечника стрелы».

Серп вытягивался назад, постепенно смыкаясь, превращаясь в полную луну. У войска Ибелина не осталось пути к отступлению.

Двести, сто пятьдесят, сто, пятьдесят...

Балиан прикидывал расстояние, уже пригнувшись к шее коня, выставив меч вперед, прижав шенкеля к бокам скакуна, и в последний раз ускорился. Это была лобовая атака конницы на равнине, где опрокинутые всадники и кони были обычным делом.

Он уже ясно видел противника, идущего ему навстречу. Это был тот самый отряд, что вклинился между его войсками. Они были в легких доспехах, чрезвычайно быстрые, лица скрыты черной тканью, бесстрашные, как ассасины — это была самая боеспособная гвардия мамлюков.

— Вы колите копьем, я рублю мечом.

Мой меч дарован королем,

Тот, кто получит его после моей смерти, сможет сказать,

Что он принадлежал благородному вассалу.

Двадцать пять, двадцать... десять... пять...

В этот миг Балиану показалось, что он оглох, словно все звуки исчезли.

Только то, что он видел, — тихое, разбитое на несколько фрагментов...

Боевые кони в доспехах яростно врезались в копья. Некоторые кони пали, пронзенные насквозь, их внутренности повисли на древках, рыцари скатывались на землю. Некоторые выдержали удар, сломав копья противников, а вместе с ними и шеи их владельцев...

Балиан, впервые видевший такое, по счастливой случайности оказался среди последних. Воспользовавшись тем, что большинство еще не пришло в себя, он применил прием, которому научил его отец, и успешно сразил одного мамлюка. Но тот, падая, успел ударить его коня в незащищенный бок, и его скакун тоже рухнул.

В хаосе битвы после лобовой атаки конницы не было никакой определенной тактики. Все знали лишь одно: рубить направо и налево тех, кто одет иначе.

Балиан чувствовал, как со всех сторон на него обрушиваются ятаганы, и не знал, какой удар парировать первым. Он уклонялся, беспорядочно отбиваясь.

Кажущиеся громоздкими мечи в руках мамлюков становились невероятно проворными, скользкими, как рыбы в воде, их было не поймать. Легкий взмах, обманный выпад — и вот уже смертельный удар в горло. Тяжелый западный меч, выставленный для парирования, соскальзывал, если удар приходился не точно, и оставалось лишь чувствовать, как искры от скрежета металла обжигают лицо.

Боеспособность спешенного рыцаря падала более чем наполовину. Преимущество тяжелых доспехов превращалось в недостаток, становясь обузой, отнимающей силы.

Таково было положение Балиана. Тяжелый шлем не только ограничивал обзор, но и делал его атаки неуклюжими. Он решил снять шлем и вступить в отчаянную схватку.

Он не помнил, сколько продержался. Последнее воспоминание — сильный удар по затылку, то ли щитом, то ли рукоятью меча. Он лишь оглушил его, не убив на месте.

Потом он помнил, как небо над Кераком, серое от дыма, постепенно бледнело, из серо-голубого становясь серо-белым, а затем совершенно белым — той самой мертвенной белизной солнечного света из сна. Он помнил, как упал рядом со своим конем, пригвожденным копьем к земле. Кровь коня все еще текла, капая с кривого древка ему на лицо, стекая по волосам к губам. Наконец, он ощутил солено-металлический привкус — смесь крови коня, его собственной крови и крови врагов или друзей, брызнувшей ему в лицо...