Глава 6
Середина февраля.
Гостиная короля в Иерусалимском дворце превратилась в небольшой зал для совещаний. На этот раз на аудиенцию к королю прибыли Раймунд и Ги.
Он сидел за столом из черного дерева и холодно смотрел на двух стоявших перед ним аристократов. Вернее, один из них не стоял на месте, а беспокойно расхаживал по небольшой гостиной (конечно, это был Ги). Король наблюдал, как этот здоровяк, вылитый Рено де Шатийон, мельтешит перед глазами, отчего у него закружилась голова — и все это лишь потому, что он передал Яффу под управление Балиана.
— Я не понимаю, почему вы хотите, чтобы этот кузнец унаследовал мой феод, — говорил Ги, прохаживаясь от висевшей на восточной стене кольчуги к статуе Святой Марии у западной стены, попутно неодобрительно указывая на обстановку, чтобы подогреть свои чувства (на самого короля он указывать пока не решался). — Прошу вас, подумайте о будущем счастье вашей сестры и верните мне Яффу. Ей там будет очень хорошо.
Из-под маски донесся глухой голос: — Прошу прощения, но я не думаю, что ваша светлость может говорить от имени принцессы. — Ему было лень смотреть на Ги. Он опустил голову к разложенной на столе карте, прикидывая в уме, где сейчас может быть старый Вильгельм — через несколько дней он должен был достичь Рима.
Затем он повернулся к Раймунду, стоявшему справа, и спросил: — Как продвигаются приготовления к свадьбе Изабеллы и Хамфри? Через несколько дней ведь должна состояться церемония в Кераке.
Изабелла была дочерью его мачехи, Марии Комнины. Он хотел выдать ее замуж за Хамфри Торонского, чтобы заручиться поддержкой Торона в дальнейшей борьбе с Салах ад-Дином.
Раймунд был старым сановником, ровесником Вильгельма Тирского, ему было за сорок. На лице виднелся неглубокий старый шрам — память о Монжизаре, — и он слегка прихрамывал на одну ногу. Он был регентом до того, как король в пятнадцать лет принял полноту власти. На нем был синий плащ госпитальера*1, отличавшийся от белых плащей тамплиеров. На груди плаща были вышиты гербы Триполи и Тивериады.
Он уже собирался ответить, но его перебил Ги.
— Старому Рено нужно уладить кое-какие личные дела. Э-э... он навлек на себя гнев людей из секты Ассасинов*2, и они собираются доставить ему неприятности. Принцессе Изабелле не подобает выходить замуж в таком небезопасном месте.
Ги говорил очень живо, словно Рено уже был на грани безумия из-за преследований этой тайной организации.
Услышав это, Балдуин холодно усмехнулся под маской и, повернув голову, искоса взглянул на Ги: — О? А мне помнится, Рено был весьма грозен. Несколько лет назад он вместе с Жераром разгромил логово Ассасинов. Как же они смеют ему перечить?
Да, Рено был в хороших отношениях с Жераром де Ридфором, магистром ордена тамплиеров, а Ассасины больше всего боялись именно тамплиеров, так что они, естественно, не посмели бы связываться с Рено.
— Нет, я ошибся, — тут же поправился Ги. — Это из Антиохии, люди семьи его покойной жены Констанции*3. Византийский император хочет отобрать его владения там.
Ха, предлоги становились все нелепее, даже мертвых приплели. Антиохийское княжество существовало лишь номинально и давно уже принадлежало Византии.
Внезапно его сердце пронзил холод — эта неугомонная старая собака Рено.
Он инстинктивно сжал правую руку, которой еще мог что-то сжимать (на левой руке у него не было целых пальцев).
— Скажи мне, как только старый Вильгельм уехал, а Салах ад-Дин ослабил бдительность, он снова взялся за старое?
Ги тут же растерялся. Его и без того полное лицо напряглось, грубые черты утонули в растрепанной бороде, делая его поразительно похожим на Рено. — Это они напали первыми! Они не были безоружными паломниками, погибло не так много людей, и у нас тоже были потери...
— Смотри на меня. Да или нет?
Его голос был немного тихим из-за усталости, что могло создать обманчивое впечатление мягкости и слабости. Хрипота из-за болезни могла заставить думать, что перед ними тяжелобольной человек, заслуживающий жалости или даже презрения. К тому же маска приглушала звук, отчего голос мог показаться ленивым и безразличным.
Но на этот раз его голос был ледяным, как темные волны, что тихо вздымаются на водах Стикса даже в безветрие, — он внушал трепет и одновременно обладал священным величием, словно сам Бог говорил его устами.
— Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.*4
Лицо Ги вытянулось. Он уже не смел смотреть королю в глаза и пробормотал почти не слышно: — Да.
Словно в тот день, когда в девять лет ему сказали, что он болен проказой, его снова сковал ледяной холод.
Рено снова напал на мусульман — то ли торговцев, то ли паломников.
А Салах ад-Дин ни за что не допустит, чтобы его авторитет был подорван во второй раз.
Он знал, что это значит. Он действительно думал о том дне, когда Салах ад-Дин во главе войска сравняет Иерусалим с землей, но... Этот день ни в коем случае не должен был настать во время его правления.
Король должен защищать Иерусалим до последнего дня.
Если бы не эта маска, еще два человека в мире увидели бы его растерянное лицо.
— Ваше Величество! — Тревожный возглас Раймунда вернул его к реальности. Он увидел, что обеспокоенный взгляд графа был прикован к его правой руке.
«Проклятье!» — мысленно выругался он и приказал немедленно приготовить новую перчатку — времени на перевязку не было.
Оказалось, что под таким сильным нажимом его пораженная плоть не выдержала, разорвалась, и гной с кровью начали просачиваться сквозь белую перчатку.
Он восстановил дыхание и произнес заключительные слова этой короткой встречи.
— Созвать совет.
—————————————————————
Он ухватился за подлокотники, с трудом удерживаясь прямо на троне. Усталость и раздражение заставили его слегка опустить голову. Все, что он видел, — это тяжелое парадное облачение Раймунда из дамасской ткани.
(Нет комментариев)
|
|
|
|