Глава 7 (Часть 1)

Глава 7

Сюэ Нинцай впервые вышла на сцену после того, как ей исполнилось четырнадцать.

Пьеса называлась «Весенняя трава в суде». Она играла роль служанки Чуньцао. Это была не самая популярная постановка, ее показывали в перерыве между двумя большими спектаклями, чтобы разогреть публику.

Все молодые актеры должны были пройти через это — начинать с маленьких ролей и постепенно пробиваться к славе.

Старые любители оперы, пяою, знали об этом. Постоянные посетители, все знакомые лица, сидели в зале, щелкая семечки и болтая о том о сем.

Один из завсегдатаев спросил Е Сяочуня:

— Ты же никогда не брал учениц. Что за талант заставил тебя сделать исключение?

— Даже если это талант, ей все равно нужно много практики, — Е Сяочунь сложил руки в приветствии. — Господа, будьте снисходительны, не напугайте ребенка.

Все согласно закивали:

— Конечно, конечно. Это же наш ребенок, можно сказать, на глазах вырос. Как бы она ни спела, мы все равно будем аплодировать.

Но даже несмотря на это, Сюэ Нинцай ужасно нервничала. За кулисами Сюй Шаньцин взял ее за руку:

— Почему такие ледяные?

— Брат Шаньцин… — она чувствовала, как у нее дрожат ноги. — Мне страшно.

— Чего бояться? — успокаивал ее Сюй Шаньцин. — Я же с тобой.

Его слова придали Сюэ Нинцай смелости. Она сжала кулаки и подбодрила себя:

— Я смогу!

Сюй Шаньцин рассмеялся:

— Да, великая актриса, ты точно сможешь.

Выйдя на сцену, Сюэ Нинцай глубоко вздохнула. Сцена была высокой, и, окинув взглядом зал, она увидела море людей.

От волнения у нее задрожали руки. Кто-то легонько коснулся ее. Она искоса взглянула и чуть не вскрикнула.

Рядом с ней стоял Сюй Шаньцин. Неизвестно когда он успел тайно нанести грим.

Он учился на амплуа воина, ушэна, но в роли комика, чоуцзюэ, выглядел на удивление убедительно. Воспользовавшись моментом, когда никто не смотрел, он скорчил ей рожицу.

Сердце Сюэ Нинцай тут же успокоилось. Она тоже украдкой показала ему язык.

Когда он был рядом, ей действительно ничего не было страшно.

Спектакль прошел гладко. Спускаясь со сцены, Сюэ Нинцай оступилась и чуть не упала.

Чья-то рука легко подхватила ее, заключив в объятия. Он закружил ее:

— Цаоэр, ты была великолепна!

Все, кто это видел, засмеялись. Только Сюэ Нинцай ошеломленно смотрела на него.

Его лицо было ярко раскрашено театральным гримом, который немного потек от пота.

Но в ее глазах он был красивее всех на свете.

Сюэ Нинцай хотела улыбнуться, но вместо этого расплакалась.

Сюй Шаньцин растерялся. Он быстро опустил ее на пол и обеспокоенно спросил, что случилось.

— Брат Шаньцин, что бы я без тебя делала? — всхлипывая, проговорила Сюэ Нинцай.

— Глупая Цаоэр, — сказал он. — Разве я могу не быть рядом?

В тот момент они еще не понимали, насколько непостоянна жизнь.

Так называемое будущее, судьба — все это было предначертано.

Старики говорят, что судьба человека предопределена небесами, а на небесах есть рука, способная управлять тучами и дождями.

Одно ее легкое движение — и будущее, о котором они договорились, может измениться до неузнаваемости.

После того дня Сюэ Нинцай обрела небольшую известность.

Постоянные зрители, вспоминая ту пьесу, говорили:

— Девчушка такая живая, а глаза какие красивые! А стан, а голос, когда запоет, ц-ц-ц!

Господин Е тоже говорил:

— Я беспокоился за Цаоэр перед выходом на сцену. Все у нее хорошо, только смелости не хватает. Не ожидал, что на сцене она, наоборот, сохранит самообладание.

На самом деле она не боялась только потому, что рядом был Сюй Шаньцин.

После полудня во дворе никого не было. Сюэ Нинцай усердно занималась растяжкой, а Сюй Шаньцин сидел рядом и читал книгу.

Солнце приятно грело, и он, положив книгу на лицо, задремал.

На карнизе крыши потягивалась кошка. Сюэ Нинцай тоже почувствовала сонливость.

Она подошла, чтобы сесть, но вдруг, повинуясь необъяснимому порыву, сняла книгу с его лица.

Ему было уже семнадцать, почти восемнадцать лет.

Юноша был строен, а годы тренировок сделали линии его мышц плавными и красивыми.

И лицо его было таким красивым: густые темные брови, под которыми скрывались узкие выразительные глаза, высокий прямой нос, а уголки губ всегда были слегка приподняты, словно он постоянно едва заметно улыбался.

Говорили, что все в их семье были красивы.

Сюэ Нинцай не помнила, где она это слышала, но смутно подумала, что это действительно так.

В тот год Сюэ Нинцай было четырнадцать — возраст пробуждения чувств. Исполняя арию из «Помыслов о мирском», она все еще краснела.

Трудно сказать, откуда у нее взялась смелость. Может быть, виновата бабочка, севшая на цветок, или кошка, уснувшая на карнизе.

Она осмелилась наклониться и медленно приблизиться к нему.

Во сне Сюй Шаньцин был беззащитен, черты его лица разгладились. Когда она поцеловала его, то почувствовала на его губах слабый привкус мятной конфеты.

Солнце согревало их лица. Поцелуй был лишь легким прикосновением, и они тут же отстранились.

Подняв голову, Сюэ Нинцай увидела, что Сюй Шаньцин открыл глаза.

В его глазах отражалась она — четырнадцатилетняя девочка, только начинающая превращаться в девушку, залившаяся краской от смущения и застывшая на месте.

Вокруг стояла тишина. Солнечный свет отражался в его глазах золотыми искрами.

Он пристально смотрел на нее. В его взгляде читалась и радость, и какая-то невыразимая печаль. Наконец, он глубоко вздохнул:

— Цаоэр… ты тоже выросла. На самом деле, я всегда считал тебя сестрой.

Во рту все еще оставался сладкий привкус мятной конфеты.

Но его слова, растворяясь в солнечном свете, были подобны осколкам золота — обжигающе горячими.

Сюэ Нинцай почувствовала, что ноги ее не держат, и начала отступать назад, шаг за шагом.

Он смотрел на нее, поднялся, но не пошел следом, только сказал:

— Давай будем как раньше… Цаоэр, не плачь…

— Я не плачу, — дрожащим голосом ответила Сюэ Нинцай. — С чего мне плакать?

Больше она не могла вымолвить ни слова, ком стоял в горле. Она развернулась и убежала.

Вернувшись в свою комнату, Сюэ Нинцай села у окна. За окном цвела дицентра великолепная — гроздья цветов, похожих на маленькие колокольчики. Казалось, от дуновения ветра они издавали тихий звон.

Этот цветок Сюй Шаньцин специально принес для нее, сказав, что он такой же болтливый, как и она.

Неожиданно для себя Сюэ Нинцай тихонько рассмеялась, но смех тут же застыл на ее лице.

Спустя долгое время она подняла руку и провела по щеке, только тогда осознав, что действительно плачет.

За свои четырнадцать лет Сюэ Нинцай никогда никого так не любила.

Первая любовь расцвела, но ее приняли за сестру. Она не могла вынести этого удара.