Глава 7 (Часть 1)

У Сиюань, стоя в дверях гостиной, сначала опешила от увиденного, а затем сухо усмехнулась, словно в неё вселилась Линь Дайюй: — Кажется, я пришла не вовремя.

Цзян Ли поспешно сползла с дивана и объяснила бабушке: — Всё не так, как вы подумали.

Фэй Ло быстро отстранился, ничего не объясняя, и невозмутимо поприветствовал У Сиюань.

У Сиюань с улыбкой ответила и, не расспрашивая Фэй Ло о его внезапном возвращении, сказала детям, что пойдёт готовить, и удалилась.

В гостиной снова остались только Цзян Ли и Фэй Ло. Цзян Ли стояла у журнального столика, Фэй Ло сидел на диване, и оба молча замерли. Точнее, это Цзян Ли ощущала себя неловко, ведь на лице Фэй Ло она не заметила ни малейшего смущения.

Видимо, она слишком много себе надумала.

— Эм... Я случайно коснулась тебя, прости.

— Ничего страшного, — сказал Фэй Ло, поднимаясь. — Я выйду позвонить.

Цзян Ли какое-то время смотрела вслед Фэй Ло, и внезапно почувствовала раздражение. Она сама не знала, что её так беспокоит, поэтому подошла к пианино и села за него. Когда она играла, все посторонние мысли исчезали.

Она сыграла мелодию — ту самую фортепианную аранжировку, о которой Фэй Ло сказал, что она похожа на «Звёздную ночь» Ван Гога.

Эта композиция была последним произведением её отца при жизни, но, к сожалению, она осталась незаконченной: без текста, без названия, как и его безызвестная, полная сожалений жизнь.

Поэтому она непременно хотела помочь отцу закончить эту песню, чтобы все узнали, что в этом мире когда-то жил такой талантливый музыкант.

Но она никак не могла понять, какой зов услышал её отец на краю жизни, чтобы создать такой далёкий крик.

Эта мелодия явно была полна глубокой привязанности и пылких надежд, но почему её отец, написав её, на следующий день повёз её с собой топиться в море? Цзян Мин припарковал машину на пляже; снаружи бушевал ливень, капли яростно барабанили по стеклу, внутри автомобиля царила давящая тишина. Он нежно поцеловал дочь в лоб и сказал: — Цзян Ли, ты — безграничная нежность Бога ко мне, дар Создателя.

— Лучшие времена,
худшие времена,
я, простая смертная,
спотыкаясь, бегу к тебе.

Цзян Мин без колебаний вдавил педаль газа, позволяя машине, словно сошедшему с рельсов поезду, скользнуть в бездну, а в его глазах пылал фанатизм святого.

— Неруда-изгнанник,
научи меня писать стихи,
прекрасная Фермина,
пусть Бог свидетельствует о моей любви.

Цзян Ли отчаянно стучала по окну машины, призывая на помощь; вода с шумом хлынула в салон, приглушённые удары по стеклу ослабли, медленно растворяясь в тишине глубокого моря.

— Как шумен мир,
включи пиратское радио,
и ты поймешь:
свобода и любовь —
самые крайние проявления бытия.

Несколько мощных басовых нот резко обрушились на клавиши пианино, словно гул отходящего в плавание корабля. Она вынырнула из воды, и вдалеке к ней приближался корабль, несущий горн надежды.

— О-о-о!
О-о-о!
Закатные паруса никогда не отступают!
Мы все живём в эпоху холеры!

Цзян Ли медленно убрала руки с клавиш, словно только что вылупившийся птенец, она ошеломлённо и недоверчиво оглядывалась.

Не было ни ливня, ни морских волн; она купалась в золотистом сиянии, лучи солнца проникали сквозь панорамное окно, а бабушка и Фэй Ло стояли в немеркнущем закате.

— Цзян Ли?

Фэй Ло осторожно и нерешительно произнёс её имя. У Сиюань, затаив дыхание, смотрела на неё, её тело слегка дрожало от страха и беспокойства; казалось, она была готова к худшему.

Но в следующую секунду они услышали ясный ответ Цзян Ли: — Да, я здесь, — она сидела за пианино, спокойно и прекрасно улыбаясь.

— Ли-Ли… — Защитная стена в сердце У Сиюань рухнула в одно мгновение. Она бросилась обнимать Цзян Ли, её глаза наполнились слезами, а голос дрожал: — Я знала… Я знала, что ты сможешь это сделать…

— Да, я смогла, — Цзян Ли обняла бабушку, прижавшись щекой к её уху, её глаза слегка покраснели. — Спасибо, что всегда любили и верили в меня.

Когда она подняла глаза, чтобы посмотреть на Фэй Ло, он тоже смотрел на неё, нежно глядя на свободную душу, что возродилась из смерти.

Солнце наконец зашло, но Цзян Ли казалось, что она попала в фокус искусного фокусника, её мир то мерк, то озарялся, она была ослеплена и очарована.

— Ты действительно в порядке? — с беспокойством спросила У Сиюань у Цзян Ли. — Может, стоит пройти повторное обследование в больнице?

— Думаю, не нужно, — легко ответила Цзян Ли. Чтобы доказать госпоже У, что она полностью преодолела психологический барьер, она даже напела пару строк: — Вечерний бриз ласкает залив Пэнхувань, белые волны гонятся за пляжем. Здесь нет кокосовых пальм, украшающих закат, лишь бескрайнее синее море~

У Сиюань сквозь слёзы рассмеялась, гладя пушистую голову Цзян Ли, и с умилением сказала: — Как же ты хорошо поёшь, как же хорошо.

Цзян Ли накрыла лицо книгой, и в глазах у неё потемнело.

Она лежала на полу за панорамным окном, затылок покоился на куртке, ноги висели в воздухе, и волосы развевались на ветру.

Сегодня на ней была полосатая блузка с открытыми плечами цвета морской волны, по стилю напоминающая балетный костюм, которая подчёркивала её стройную и изящную фигуру.

Фэй Ло сидел внутри, прислонившись спиной к панорамному окну. Его белая рубашка была закатана до локтей, а на плече лежала тёмно-серая кофта.

Он оторвал взгляд от экрана компьютера, посмотрел на Цзян Ли, сидевшую в двух шагах от него, и улыбнулся: — Что случилось?

— Я в шоке, мне нужно прийти в себя, — чистый голос Цзян Ли, приглушённый книгой, звучал словно летний далёкий гром. Она подняла книгу и прочитала Фэй Ло отрывок: — «Пятьдесят лет спустя, когда Фермина Даса освободилась от приговора, полученного ею через священный обряд, у него уже было двадцать пять тетрадей, в которых насчитывалось шестьсот двадцать два записи о долгих романах, не считая бесчисленных коротких интрижек, которые даже не стоили его милосердного упоминания».

— Шестьсот двадцать два любовника? — на маленьком личике Цзян Ли появилось огромное недоумение. — …Не слишком ли много?

Фэй Ло тихо усмехнулся, щёлкая мышью и продолжая редактировать видео: — Тебя это смущает?

— Да не то чтобы смущает, но ведь главный герой сказал, что хранил девственность для главной героини, как там было сказано… — Цзян Ли пролистала книгу вперёд и прочитала: — «Вечная верность и неизменная любовь».

Цзян Ли отложила книгу в сторону и посмотрела в небо, в её глазах отражались белые облака: — Вот это мне немного непонятно: он хочет сказать, что тело и душа могут быть полностью отделены друг от друга?

— Для мужчин — безусловно, да.

Цзян Ли повернулась, чтобы посмотреть на Фэй Ло. Он был в одном наушнике, и на его очках в чёрной оправе отражался свет экрана.

Увидев, что Фэй Ло сосредоточен на своей работе и не отвлекается на неё, она молча отвернулась и безразлично сказала: — Ну, это впечатляет.

— Что впечатляет? — усмехнулся Фэй Ло. — Ты же стремишься к чистой, прекрасной любви, к единству тела и души, и в этом нет ничего плохого.

— А какую любовь ищешь ты?

Фэй Ло повернулся, чтобы посмотреть на Цзян Ли. Она не смотрела на него, а по её глазам, чистым, как озёрная вода, скользила стайка пролетающих птиц.

— У меня нет никаких стремлений в любви.

Цзян Ли повернулась к нему, их взгляды встретились, и Цзян Ли услышала щелчок в сердце, словно снова оказалась в той комнате, где постоянно шёл дождь.

Она перевернулась, скрестила руки, опираясь на них, и подняла голову, спрашивая Фэй Ло: — Ты монтируешь видео?

— Ага, для поступления в университет, — взгляд Фэй Ло невольно задержался на спине Цзян Ли. Её тёмно-синяя кашемировая блузка была с вырезом до одного дюйма выше талии, обнажая белоснежную кожу и слегка выступающие лопатки, словно крылья взлетающей чайки.

— Ты сам снимал? — Цзян Ли, казалось, очень заинтересовалась. — Могу я посмотреть?

— Конечно, подожди немного, — Фэй Ло дважды нажал на клавиши, немного подправил настройки. — Кстати, это ты вдохновила меня.

— Правда? — в глазах Цзян Ли мелькнуло удивление. — В какой университет ты подаёшь документы?

— В Университет Южной Калифорнии.