Глава 6

Глава 6

Наступили июль и август — время увядающих ив и стрекочущих цикад, когда люди и лошади изнывали от жары, а даже Барбос с другого конца деревни целыми днями валялся без сил.

Колодец с прохладной водой во дворе стал настоящим сокровищем, а в речке люди толпились, как пельмени в кастрюле.

Богачи, конечно, смотрели на все это свысока, но даже у них, имевших доступ ко льду, терпение было на исходе. Им хотелось целыми днями не вылезать из бассейнов.

Жара делала людей ленивыми, но во дворце всяких мелких склок и скандалов хватало. Сегодня кто-то украл у другого лед, завтра кто-то присвоил чужие фрукты — люди готовы были перегрызть друг другу глотки.

Все мысли Чэнь Пу были о его маленьком уютном дворике и о Минцзю, но он никак не мог вырваться… Раньше он навещал ее каждые три-пять дней, а теперь вот уже полмесяца был занят.

Он тайком вернулся домой и, желая побыстрее уединиться в уборной, никому ничего не сказал и сразу направился в боковую комнату… Минцзю любила воду, и там был устроен небольшой бассейн специально для купания.

И из-за юного возраста и природной скромности, и из уважения к нему, они всегда молчаливо избегали подобных ситуаций. Никто не мог предположить, что все так обернется, что она застанет его именно в этот момент… Никто не запирал дверь в уборную, даже евнухи. И уж тем более никто не стал бы привлекать внимание, выставляя у дверей стражу…

Это было самое унизительное и отвратительное время для таких, как он… Ему приходилось наклоняться, подтягивая полы халата к поясу, чтобы не испачкаться, и придерживать их рукой.

В другой руке он держал тряпку, прижимая ее… дожидаясь, пока стекут нечистоты. Это зрелище было еще более жалким и отвратительным, чем выступление карлика с насморком…

Он не хотел, чтобы кто-то это видел, никто… тем более его драгоценная девочка…

Но именно она и увидела… Дверь со скрипом отворилась, Чэнь Пу обернулся, и лицо его мгновенно побелело. Словно натянутая струна в его голове лопнула. Рука его задрожала, тряпка упала на пол, разбрызгивая нечистоты по полу и его ногам.

— Вон! — пронзительно закричал он, сбросив маску спокойствия. Он был в ужасе и отчаянии, сердце его разрывалось от боли.

Дрожащей рукой он толкнул низкий столик к двери, чтобы забаррикадироваться, и подвернул ногу. Боль пронзила его, словно кость треснула. Вокруг валялись опрокинутые вещи.

Заперев дверь, он обессиленно опустился на пол, прислонившись к стене. Его всего трясло, зубы стучали, он словно бился в конвульсиях…

Он смотрел на весь этот беспорядок, на свое жалкое состояние… Внезапно он закрыл лицо руками и впился зубами в тыльную сторону ладони, но не смог сдержать крика отчаяния, перешедшего в рыдания.

Его вены вздулись, глаза налились кровью, он был похож на загнанного зверя.

Ужасно, просто ужасно… Испачканный халат прилип к… а внизу, под ним, от жары и пота все покрылось сыпью, вызывая тошноту… Маска нормальности, которую он носил, оказалась лишь маской…

Он думал, что ко всему привык. Когда он жил в общей спальне, и по ночам кто-то из мальчишек, закусив одеяло, плакал, он все это видел, но сам ни разу не проронил ни слезинки.

Но он не ожидал… не ожидал, что этот ужас настигнет его спустя двадцать лет… Как он может любить кого-то в таком состоянии, с таким телом?..

Линь Минцзю стояла у двери, ожидая Чэнь Пу. Сердце ее бешено колотилось. У нее было хорошее зрение, и за тот короткий миг она, если и не все разглядела, то большую часть точно. Да, зрелище было неприятным, но не таким уж ужасным. Рана… не делала его уродливым, а покраснение было лишь временным.

И он ни в чем не был виноват, но оказался в таком положении… Она испытывала к нему и жалость, и боль. Ей хотелось стать щитом, защитить его от всего мира, оторвать от него стыд и страх и забросить их куда подальше.

Она знала, что он не хотел, чтобы она видела его в таком состоянии… Он все время обращался с ней как с ребенком, думал, что она может передумать, и старался держаться в рамках приличий, но не хотел показывать ей свое истинное лицо.

Но она все понимала, понимала все его трудности и увечья. И под цветущей павловнией, и на оживленной улице она принимала его таким, какой он есть.

Из комнаты время от времени доносились сдавленные рыдания, полные боли и гнева, не находящие выхода и не желающие утихнуть. Это была обида, которую он не смел выразить и не смел анализировать больше двадцати лет, и теперь, найдя выход, она грозила разрушить его.

Линь Минцзю понимала, что Чэнь Пу, скорее всего, не хочет ее видеть. И она не хотела давить на него, заставлять его столкнуться с этим.

Но она боялась, что он сбежит во дворец и не появится десять дней, а то и полмесяца.

И еще она знала, что если она покажет хоть каплю страха, то страх Чэнь Пу увеличится десятикратно…

Прошло какое-то время, и Чэнь Пу наконец успокоился. Он вытер слезы, умылся, переоделся, зажег благовония, убрал беспорядок и даже вернул себе прежнюю маску спокойствия, словно он снова стал бесчувственным евнухом, прислуживающим господину во дворце.

Он вышел из комнаты и увидел девушку, которая ждала его, прислонившись к стене.

Она, опустив глаза, бездумно играла в веревочку. Маленькие колокольчики на ее волосах поблескивали на солнце.

Услышав его шаги, она обмотала веревочку вокруг запястья и бросилась к нему в объятия, не давая ему возможности уклониться.

Чэнь Пу неловко обнял ее, словно сам прильнул к ней, испытывая стыд, но в то же время чувствуя облегчение.

На мгновение ему действительно захотелось больше никогда ее не видеть… Он слишком сильно любил ее и поэтому постоянно оценивал себя, но он был таким жалким…

Но он все равно не мог ее отпустить, не мог без нее жить. Как бы ни было ему стыдно и низко, он должен был держаться за нее… Он боялся, что она бросит его. Этот страх был сильнее, чем если бы ему пришлось вскрыть свои раны и показать их всем на посмешище…