Орудие (Часть 2)

Прошло немало времени, прежде чем Бай Ишу, словно погрузившись в далекие воспоминания, рассеянно произнес:

— Много лет назад мне посчастливилось увидеть ее на Турнире мечников. Хотя ее лицо было скрыто шляпой с вуалью, ее движения, плавные, как течение воды, и ее меч Шанляньцзянь были исполнены благородства. Я сразу почувствовал, что она не могла совершить те злодеяния, в которых ее обвиняли. В этом деле наверняка были скрытые обстоятельства.

Бай Ци, услышав это, замерла. Неужели со стороны все было так очевидно?

Тогда она действительно думала, что все вокруг ослеплены ложью влиятельных семей.

Бай Ци сделала глубокий вдох, пытаясь сдержать эмоции, и спросила:

— Почему же ты ей не помог?

Этот вопрос, прозвучавший с легким упреком, заставил Бай Ишу задуматься. Затем он с грустью ответил:

— Тогда все школы объединились против нее. Что мог сделать один лекарь?..

И правда…

Когда столько влиятельных семей объединились, чтобы уничтожить ее, что мог сделать безоружный лекарь, кроме как наблюдать?

Бай Ци, видя, как Бай Ишу мучается чувством вины, почувствовала к нему жалость и с улыбкой сказала:

— На самом деле, она не умерла. Она скрылась, — заметив, что Бай Ишу заинтересовался ее словами, она продолжила: — Открою тебе секрет: мы с ней на связи. Я только что передала ей твои слова… Она просила передать тебе: «Спасибо за доверие».

Бай Ишу, невольно улыбнувшись внезапной серьезности Бай Ци, подыграл ей:

— Спасибо, что передала.

— Не за что, — вскинула брови Бай Ци.

Они еще немного поговорили, закончили с уборкой, и Бай Ци отправилась спать.

В полночь, во сне, она снова стала тринадцатилетней девочкой…

В те годы, когда она еще участвовала в Турнирах мечников, они были куда более оживленными, чем сейчас. На трибунах сидели в основном мужчины, а не женщины.

Это было не потому, что тогда было принято пренебрегать женщинами, а потому, что тогда еще не было Цзун Ицзэ, была только Чжан Синьци.

Чжан Синьци была самой выдающейся ученицей Школы Чжан того поколения, настоящей жемчужиной. Даже сам император, повидавший многое на своем веку, был очарован ею.

Но поскольку Чжан Синьци было всего тринадцать, император не стал переходить границы.

Да и Школа Чжан не хотела, чтобы ее будущая глава оказалась в императорском дворце и забросила тренировки.

Чжан Синьци считалась первой мечницей столетия, она была необычайно одарена, словно рождена для меча.

Говорили, что при рождении на ее запястье было родимое пятно в форме меча, и это пятно было изящнее, чем украшения на лбу придворных дам.

Именно из-за этого родимого пятна с самого рождения она стала надеждой всей школы.

Чтобы другие дети не мешали ее тренировкам, а также следуя семейному наставлению «Тяжелые условия закаляют характер», глава школы отправил ее на заброшенные земли на северо-востоке столицы, принадлежавшие Школе Чжан. Там она тренировалась в одиночестве, а глава школы навещал ее каждые семь дней, чтобы дать наставления и проверить ее успехи.

У нее не было возможности видеться с матерью, а отец видел в ней лишь инструмент для поддержания статуса Школы Чжан.

Раз в несколько дней приходили слуги, чтобы постирать ее одежду и убраться в доме, но большую часть времени она проводила в одиночестве, окруженная лишь стражниками, охранявшими территорию в радиусе десяти ли.

Среди бескрайних песков маленькая девочка с ее мечом Шанляньцзянь казалась чужеродным элементом.

Шанляньцзянь был выкован отшельником-кузнецом. При рождении меча расцветали лотосы, но из-за суровых условий ни один из них не выживал.

Поскольку она всегда практиковала техники меча, связанные с лотосом, ее движения были легкими и грациозными, а кожа — нежной, как лепестки цветка.

Жемчужина в глазах окружающих, на самом деле она была всего лишь ребенком.

Когда она впервые приехала в столицу на Турнир мечников, она украдкой выглядывала из паланкина, разглядывая оживленные улицы.

Толпы людей, роскошные магазины, изобилие товаров — все это приводило ее в восторг.

Ее отец, старейшина Школы Чжан, сидевший рядом, строго отчитал ее за наивный, любопытный взгляд и приказал ей быть сдержаннее.

Когда они прибыли на арену, отец надел на нее шляпу с вуалью, и под радостные возгласы толпы она вышла на незнакомую арену.

Сквозь вуаль она увидела перед собой женоподобного мужчину с глазами, полными жажды крови, и почувствовала страх.

— Спину прямо! Меч крепче держи! — раздался строгий голос отца. — Если не победишь его, можешь забыть о своих животных.

Вспомнив о маленьком щенке с золотистой шерстью, которого она недавно подобрала, она стиснула зубы. Как только прозвучал гонг, она выхватила меч. Лотосы упали на землю, и прежде чем ее противник успел сказать что-то вроде «Малышка слишком слаба, я буду снисходителен», он уже лежал на земле.

Чжан Синьци ударила его не лезвием, а тупой стороной меча. Мужчина не истекал кровью, но три его ребра были сломаны.

Этот мужчина был первым мечником Чжэн Го.

Кто бы мог подумать, что он будет повержен маленькой девочкой в первом же раунде, да еще и так позорно.

И это тринадцатилетняя Чжан Синьци еще сдерживалась.

Она прославилась в одночасье — без преувеличения.

С тех пор имя Чжан Синьци было вписано в историю Чжэн Го.

А статус Школы Чжан значительно вырос.

Чжан Синьци смотрела на поверженного противника, который пытался подняться, на лотосы, медленно превращающиеся в пепел, на ликующие толпы внизу, и все это казалось ей нереальным.