Глава семнадцатая (Часть 4)

Тем утром Цзявэнь проснулся очень рано.

Вернее сказать, он почти не сомкнул глаз.

Вчера вечером, дрожащими руками дочитав письмо Шэнь Цин, он никак не мог успокоиться. Сердце бешено колотилось от радости.

Он сел за низкий стол, аккуратно разложил письмо и, почти жадно, перечитал его еще раз. Читал медленно и внимательно, и если случайно пропускал какой-нибудь знак препинания, то останавливался и перечитывал предложение заново.

Он читал и обдумывал каждое слово, каждую искреннюю и трогательную фразу. Дойдя до последней строки, он совсем растерялся от волнения.

Это было первое письмо, которое он получил за свои семнадцать лет, и первый раз, когда кто-то так смиренно извинялся перед ним и просил о прощении.

Он наконец понял, что в тот день Шэнь Цин просто сказала лишнего со смущения, и он был неправ, обвиняя ее.

Вспомнив свою холодность, он почувствовал стыд и захотел немедленно броситься к ней, обнять ее и крикнуть: «Я прощаю тебя! Прости и ты мою гордость и нелепое самолюбие! Ты тоже мой друг, мой единственный друг!»

Он всю ночь ворочался с этим письмом в голове, то вспоминая строки, то размышляя, что сказать Шэнь Цин завтра. Так он провел всю ночь без сна, лишь под утро ненадолго закрыв глаза.

После обеда он быстро убрал со столов, снял рабочую одежду и побежал наверх переодеться в чистую рубашку в тонкую полоску.

Затем, как обычно, взял книгу, которую одолжила ему Шэнь Цин, и стал ждать ее у окна напротив ее комнаты.

Около двух пятнадцати Шэнь Цин наконец появилась. Сегодня на ней было темно-синее платье, которое подчеркивало белизну ее кожи.

Цзявэнь вдруг почувствовал неловкость. Шэнь Цин тоже выглядела смущенной. Оба не знали, как заговорить о вчерашнем письме, и просто молча смотрели друг на друга.

Через некоторое время Цзявэнь подошел к ней и вернул книгу, спросив, может ли она одолжить ему следующий том.

Шэнь Цин кивнула. Цзявэнь поблагодарил ее, и они снова замолчали.

Цзявэнь ругал себя за глупость и лихорадочно искал тему для разговора. Примерно через минуту он наконец выдавил: — А чем ты вообще занимаешься в аспирантуре?

— Семантикой, — ответила Шэнь Цин.

— Что такое семантика?

Шэнь Цин немного подумала. — Назови какое-нибудь слово на английском.

Цзявэнь огляделся, взгляд его упал на рододендрон в коридоре. — Flower.

— Проще говоря, я изучаю синонимы, омонимы и этимологию слова «flower». Например, греческий корень этого слова — «flora», имя богини цветов в греческой мифологии, жены бога западного ветра. Позже «flora» трансформировалось в «flour», то есть мука. В среднеанглийском языке это слово обозначало и цветок, и муку, и только потом значения разделились.

— Скукотища, — со смехом сказал Цзявэнь.

Шэнь Цин улыбнулась в ответ.

Цзявэнь помолчал, а потом, словно приняв решение, сказал: — На самом деле, я подумываю о поступлении в университет.

Шэнь Цин посмотрела на него.

— Но даже если я решусь сдавать экзамены, я не вернусь в школу.

— Почему?

— Ненавижу школу.

— Почему ты ее ненавидишь?

Цзявэнь посмотрел в окно на скопление зданий. — Я не хотел вспоминать об этом, потому что каждый раз, когда я думаю об этом, мне становится противно. — Он помолчал. — В восьмом классе я участвовал в математической олимпиаде с выездными сборами. Тренировочный лагерь был в глуши, с ужасными туалетами и душевыми. Наш руководитель, толстый и смуглый мужчина средних лет, был довольно приветлив, поэтому все были о нем хорошего мнения. Я тоже поначалу.

Но через неделю я узнал его секрет. Как-то раз посреди урока у меня заболел живот, и я пошел в туалет. Когда я уже собирался выходить, то почувствовал неприятный взгляд сверху, как будто кто-то пристально смотрит мне в спину. Я поднял голову и увидел искаженное лицо этого толстяка.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он занимается непристойностями. Я в ярости распахнул дверь, ворвался в соседнюю кабинку, вытащил этого мерзавца и ударил его по жирной морде.

Он тут же упал на колени, штаны сползли до колен, на бедрах какая-то гадость. Он умолял меня никому не рассказывать, предлагал любые деньги.

Меня затошнило от отвращения. Я пнул его по лицу и ушел. В тот же день я уехал из лагеря, даже не собрав вещи. А потом этого типа перевели в комитет по образованию. Однажды я даже видел его по телевизору, с таким благообразным видом. Но для меня он навсегда остался тем извращенцем, который подглядывал за школьниками в туалете.

Впрочем, в комитете по образованию все такие. Чему могут научить учебники, написанные этими людьми?

Шэнь Цин онемела от шока.

Они еще немного постояли молча в коридоре.

Вскоре начался урок английского, и Шэнь Цин, посмотрев на часы, попрощалась с Цзявэнем.

Цзявэнь окликнул ее. Он чувствовал, что должен сказать ей «спасибо» или «извини», или, как представлял себе прошлой ночью, сказать, что она его единственный друг.

Но когда он позвал ее, то вдруг понял, что в этом нет необходимости.

Он просто улыбнулся и сказал: — На улице жарко, пей больше воды.

К осени Шэнь Цин наконец-то сняла собственную квартиру. Маленькая однокомнатная, в отдаленном районе, и аренда недешевая, но зато удобное транспортное сообщение, приятный вид из окна и хорошая инфраструктура.

В день подписания договора она внесла арендную плату за три месяца вперед, а на оставшиеся деньги пригласила Цзявэня и Лян Сяочжэнь в ресторан.