Глава одиннадцатая

Майна Дофу расхаживал по жердочке, то и дело встряхивая перьями. Его черные глазки-бусинки косились на сидящую под навесом Се Чуньцю, которая задумчиво подпирала щеку. Потом он гордо вздернул голову и пошел в другую сторону.

Се Чуньцю все никак не могла придумать, как проверить, действительно ли Лань Цзин помог Сюй Пинша. Спросить напрямую? Если это не он, будет неловко. А если он, то такой прямой вопрос тоже может быть неуместен.

Биси с группой служанок вошла во двор. Видя, что княгиня уже который час сидит в задумчивости, она понимающе улыбнулась и мягко сказала:

— Ваше Высочество, на кухне приготовили новые сладости. Попробуйте.

Служанки расставили на столике перед Се Чуньцю изящные серебряные тарелочки с хрустящим печеньем из лотосового корня, пирожными из батата с финиками и цинтуанями — рисовыми пирожками с начинкой из сладкой бобовой пасты.

Се Чуньцю вдруг вспомнила, что скоро праздник Цинмин.

Она взяла цинтуаний и откусила кусочек. Мягкий, сладкий вкус с легким ароматом травы.

Глядя на ярко-зеленый пирожок, Се Чуньцю хитро улыбнулась и сказала Биси:

— Пусть на кухне приготовят еще. Уложи в коробки и отправь всем министрам.

— Что? — Биси удивленно раскрыла рот.

Се Чуньцю сунула ей в рот цинтуаний.

— Что «что»?

Она всего лишь велела ей отправить угощение, а не кинжалы. Что тут такого удивительного?

— Это всего лишь праздничные сладости, ничего особенного. Скажи, что у меня появился новый повар из Цзяннаня, и пусть все попробуют его стряпню.

Биси, жуя пирожок, лишь промычала в ответ. Она не понимала, что задумала княгиня. Обычно Се Чуньцю свысока смотрела на всех министров, а тут вдруг решила отправить им подарки.

Конечно, Се Чуньцю не руководствовалась альтруизмом. На дно коробки для Лань Цзина она положила старинный свиток с надписью: «Благодарю, Наставник».

Если это действительно был Лань Цзин, он поймет намек. Если подарок вернут, значит, она ошиблась. А если он не захочет признаваться… Что ж, тогда Се Чуньцю придется сделать вид, что ничего не было. Но любопытство было слишком сильным.

Свиток она нашла в старой библиотеке отца. Таких больше нигде не найти, только в резиденции Жун-вана.

Биси, видевшая, что положила княгиня в коробку, была тронута.

Ее госпожа ради Лань Цзина отправила подарки всем министрам! Какие старания, какая преданность!

Се Чуньцю знала, о чем думает служанка, но не стала ничего объяснять. Она лишь велела ей выполнить поручение.

В тот день все министры в Столице получили от Жун-вана цинтуани.

Чиновники недоумевали, что за блажь нашла на княгиню. Большинство решило, что даже такая дерзкая особа, как Жун-ван, не посмеет открыто отравить весь двор. Версию о подкупе они отвергли с презрением. Несколько самых принципиальных министров вернули подарки, остальные же, опасаясь гнева княгини, не решились на это. Выбросить цинтуани они не могли, съесть тоже боялись, поэтому просто оставили их лежать.

В резиденции Лань Цзина слуга принес коробку со сладостями.

— Господин, Жун-ван прислала угощение. Говорят, у нее новый повар из Цзяннаня, и она хочет, чтобы все попробовали его стряпню.

Затем добавил:

— Вы же не любите сладкое. Может, отнести их на кухню?

Лань Цзин немного помолчал, потом сказал:

— Оставь здесь.

Слуга, удивленный, поставил коробку на стол. Лань Цзин открыл ее. Внутри оказалось гораздо больше сладостей, чем у других министров. Се Чуньцю, не зная его предпочтений, велела повару приготовить все, что можно, и доверху наполнила коробку.

На пятом слое вместо сладостей лежал старинный свиток и записка: «Благодарю, Наставник».

Лань Цзин спрятал записку в рукав.

Затем он развернул свиток. Это был подлинник каллиграфического шедевра, давно считавшийся утерянным. Лань Цзин пытался его найти, но безуспешно. И вот он оказался в резиденции Жун-вана.

Слуга заглянул через плечо господина.

— Что эта Жун-ван задумала? Раньше она хвасталась, что пишет лучше вас, а теперь тайком присылает такие подарки. Неужели хочет вас подкупить?

Услышь Се Чуньцю эти слова, она бы, пожалуй, откусила себе язык.

Лань Цзин прославился своим каллиграфическим талантом еще в десять лет. Даже известные ученые Столицы восхищались его изящным стилем. Когда он стал чиновником, многие пытались подражать его почерку. На рынке появилось множество подделок, выдаваемых за работы Лань Цзина, и с каждым его повышением их становилось все больше, а цена росла.

Однажды Се Чуньцю с Вэй Сяо зашли в лавку каллиграфии. Хозяин, видя богатых покупателей, выложил перед ними работы известных мастеров, среди которых были и «подлинники» Лань Цзина.

Се Чуньцю, осмотрев свитки, остановилась на одном из них и, смеясь, сказала Вэй Сяо:

— Эта работа хуже моей, а ее выдают за подлинник Лань Цзина!

Друзья рассмеялись.

Се Чуньцю всего лишь хотела указать хозяину на очевидную подделку, но ее слова были неверно истолкованы.

По Столице поползли слухи, что Жун-ван презирает каллиграфию Лань Цзина и считает, что пишет лучше него.

Се Чуньцю до сих пор скрипела зубами, вспоминая эту историю. Она действительно неплохо писала, но никогда не сравнивала себя с Лань Цзином.

Ее отец, хоть и был человеком своенравным, не хотел, чтобы единственная дочь пошла по его стопам. Он строго воспитывал Се Чуньцю, надеясь вырастить из нее благовоспитанную девушку.

Когда ее отец был принцем, его учителем был известный ученый-конфуцианец, мастер каллиграфии. Отец Се Чуньцю, помимо лазанья по деревьям и побегов из дворца, был способным учеником и многого достиг в искусстве каллиграфии.

Именно отец обучил Се Чуньцю письму, и, желая видеть ее достойной девушкой, он учил ее самому строгому стилю — кайшу.

Се Чуньцю до сих пор с содроганием вспоминала, как ее вытаскивали из постели и заставляли учиться писать и зимой, и летом. Если она не выполняла задания, ее не кормили.

Но все старания отца пошли прахом: Се Чуньцю забросила кайшу и предпочитала писать размашистым полукурсивом.

И все же Се Чуньцю была благодарна отцу за эти уроки. Пусть она и была «злым князем», но образованным, в отличие от таких невежд, как Чжао-ван.

Лань Цзин, услышав слова слуги, замер.

— Она, пожалуй, права.

— Что вы сказали, господин? — удивился слуга.

— Ничего, — Лань Цзин опустил глаза. — Не обсуждай чужие дела. Оставь все здесь и можешь идти.

Слуга вспомнил, что говорил о княгине, а его господин не любил, когда слуги сплетничали. Он удивился, что Лань Цзин, обычно не принимавший дорогих подарков, оставил себе свиток от Жун-вана, но промолчал и поспешно удалился.

Лань Цзин взял цинтуаний и откусил кусочек. Пирожок оказался сладким, но не приторным, мягким, но не липким. Повар Жун-вана действительно был хорош. На губах Лань Цзина появилась легкая улыбка.