Глава 8

Девятнадцатилетняя Ёсано Акико уже была достойной профессиональной женщиной.

Слово «достойная» (яп. риппа), как бы сказать... помимо значений «превосходная», «выдающаяся», несет в себе оттенок чего-то величественного, грандиозного. В эпоху неравенства полов (да и сейчас равенства не так уж много) его использовали только по отношению к мужчинам.

Но Ёсано Акико, подобно взрывному звуку при произнесении слова «риппа», была женщиной, бесспорно заслуживающей этого эпитета.

Когда она шла по улицам Гиндзы в белой рубашке, юбке в тон, высоких сапогах и с медицинским саквояжем в руке, на неё невольно обращали внимание все: мужчины в костюмах, женщины в элегантных платьях-костюмах, знатные дамы в кимоно, семенящие изящными шажками, и даже откровенно одетые хостес.

Что это были за взгляды?

Отвращение, зависть, восхищение, презрение... Слишком трудно разобрать.

Она купалась во всеобщих взглядах и, конечно, догадывалась, о чем они думают. На самом деле, Ёсано давно привыкла.

Сейчас было не то, что много лет назад. Это была эпоха послевоенного восстановления, когда всё нужно было поднимать из руин. Тем не менее, в Иокогаме, Токио и других городах всё ещё оставались шрамы войны.

Например, женщины.

Она проходила по тёмным переулкам Токио. Из проулков, куда не проникал свет уличных фонарей, доносились развратные звуки.

В этой стране мужчины и женщины всегда были очень неравны. До войны работающих женщин было немного, а после войны ещё больше молодых женщин стали проститутками.

Она помнила, что в годы гражданской войны женщинам было небезопасно выходить на улицу.

Подумав об этом, Ёсано Акико подошла к месту для курения у дороги и закурила сигарету с капсулой.

Говорят, люди, курящие эту марку, очень крутые, панки. Панк она или нет — трудно сказать, но крутая — это точно.

Выкурив подряд три сигареты, она наконец почувствовала, как немного рассеивается её подавленное настроение.

От станции Токио до Иокогамы на поезде JR всего 20 минут. Послевоенный Токио, конечно, был полон хаоса, но общественный транспорт не пострадал.

Ёсано Акико не собиралась уезжать немедленно. Она петляла по запутанным большим и малым улицам Токио и наконец вошла в один бар.

Внешне бар был совершенно неприметным. В серой ночи, где не было видно даже звезд, упрямо светилась лишь маленькая вывеска.

Ёсано Акико подошла к вывеске. Лестница, достаточно широкая лишь для одного человека, вела прямо вниз. Каблуки её сапог стучали по цементному полу: «Та-та-та».

В отличие от неприметного входа, внутри бар был обставлен довольно стильно. Высокая женщина-бармен стояла за стойкой и лениво протирала бокал. Увидев Ёсано Акико, она лишь приподняла бровь:

— Ты пришла.

Ёсано уселась на высокий стул и сказала:

— Что-нибудь лёгкое.

Ей почему-то снова захотелось курить, но в этом баре курить было запрещено, даже её сигареты с сильным мятным вкусом.

В баре было немноголюдно. Барменша взяла себе модное английское имя — Наоми. Они были знакомы не так уж долго, но и не так уж мало.

Мужчин и женщин в баре было примерно поровну. Были местные офисные работники, были и студенты — и парни, и девушки.

Они обсуждали какие-то социальные проблемы. Ёсано Акико, подперев подбородок рукой, слушала вполуха.

Она не смогла закончить учебу. После бомбардировки префектуры Аомори в 98-м году она покинула тот город и отправилась куда-то — то ли в Кансай, то ли в Канто, — где работала канбан-мусумэ. Затем Мори Огай забрал её в армию.

После войны она самостоятельно выучилась и получила лицензию врача, но так и не проучилась в университете ни дня.

Поэтому её образование ограничилось средней школой, куда она поступила раньше благодаря перескакиванию через классы.

Большинство японских женщин ещё до выхода в общество учились льстить мужчинам. Что бы те ни несли, они смотрели на них сияющими глазами и говорили что-то вроде: «Ах, как здорово!», «Это так в духе господина ХХ».

К счастью, те две студентки были не из таких. У них были свои мысли. Хотя они и не очень глубоко разбирались в вопросах социального обеспечения, они не поддакивали словам парней-студентов в форме.

Разговор как-то сместился на женский вопрос, на проституток в иностранной концессии Иокогамы.

В отличие от Токио, Иокогама, один из крупнейших внешнеторговых портов Японии, после поражения в войне была разделена на концессии. В город хлынули иностранцы, уровень преступности резко вырос, между бандами постоянно происходили стычки, а в тёмных переулках то и дело находили мёртвых иностранных торговцев.

Но некоторые люди, не находя решения проблем и не имея возможности «блеснуть» планом по возвращению города, обращали свой взор на женщин, ставших проститутками.

Некоторые из этих проституток были сиротами войны, выросшими и ставшими уличными девицами. Другие — домохозяйками, чьи мужья погибли на войне, в бандитских разборках или пропали без вести по разным причинам.

Кстати говоря, мужчин-проститутов в Иокогаме тоже было немало. Почему же их не ругали?

Ёсано Акико наслушалась фраз вроде «певичка не знает горя павшей страны», «падение нравов», «отсутствие патриотизма». Говорили также, что токийские домохозяйки могут только заниматься домашними делами, а до замужества — работать разве что телефонными операторами, и что их интеллект ниже мужского.

Все эти утверждения действительно существовали и активно пропагандировались во время войны. После войны страна начала провозглашать равенство полов, и эти темы постепенно стали сходить на нет.

Ёсано Акико залпом допила свой огуречный коктейль. В следующую секунду её любимый верный спутник — короткий тесак — с громким стуком вонзился в высокий столик бара.

— Прошу прощения, рука соскользнула, — без особой искренности сказала она Наоми. — За столик я заплачу.

Наоми пожала плечами, ничего не сказав. На её левой щеке было написано «Отличная работа», на правой — «Посмотрим, что будет дальше».

Студент-парень вздрогнул от испуга. Увидев приближающуюся Ёсано Акико, он закричал, пытаясь скрыть страх:

— Ч-что тебе нужно?!

Но кто бы мог подумать, что Ёсано ловко запустит руку под его одежду и вытащит пакетик с белым порошком. Она повернулась к испуганным студенткам и сказала:

— Хорошо, что вы ничего не пили.

Дальше последовал звонок в полицию и доставка задержанного в участок. Когда всё закончилось, в баре почти никого не осталось. Только спасённые студентки, собравшись с духом, остались, чтобы поблагодарить.

— Ты опять распугала мне всех клиентов, — цокнула языком Наоми.

— В следующий раз сделаю тебе скидку шестьдесят процентов на лечение, — небрежно бросила Ёсано Акико.

Они ещё немного поспорили, наконец договорившись об условиях обмена услугами и долгами. Наоми налила Ёсано ещё бокал и спросила:

— Ты что, ненавидишь мужчин?

Ёсано хмыкнула:

— Да что их ненавидеть?

— Есть подонки, а есть и милые мальчики. Я бы хотела найти послушного, который любит заниматься домашними делами. Я буду работать снаружи, а он будет нежным и слабым сидеть дома, — сказала Ёсано. — Кто бы не хотел нанять десяток-другой красивых мужчин, чтобы они танцевали вокруг меня?

Наоми показала ей большой палец:

— Амбициозно.

Поскольку была послевоенная эпоха, бизнес хостов ещё не набрал обороты. Как бы сказать... вся страна кричала о возрождении духа. В те времена мужчина, который не мог работать и содержать семью, считался никчемным. В общем, мужчина ни в коем случае не мог быть слабее женщины.

В будущем Вооружённом Детективном Агентстве соотношение мужчин и женщин среди сотрудников тоже будет очень неравным, что в какой-то мере подтверждает проблему.

Стрелки часов в баре показывали три часа ночи. Ёсано ушла. В это время, конечно, не было транспорта до Иокогамы. Но она была полна сил и вполне могла найти ещё один бар, чтобы выпить.

Второй бар она тоже часто посещала. Когда она толкнула дверь, то увидела мужчину, который, опустив голову, плакал. Ёсано взглянула на него лишь раз и больше не смогла отвести глаз.

Мужчина был очень красив — нежной, утончённой красотой, лишённой мужской грубости. Если описывать точнее, он выглядел немного женственно, и эта женственность проявлялась не только во внешности.

Глядя на него, можно было представить себе покорную жену из традиционной японской семьи.

«Или изящную вазу, или красивую, обиженную кошку».

Хозяйка бара утешала его тоном, каким говорят с благородной и красивой бездомной кошкой, у которой к тому же подпилены когти.

«Нет, скорее, с домашней кошкой, которая по каким-то причинам оказалась на улице?»

— Ну и что теперь делать? Всё равно возвращаться в Иокогаму? — спросила хозяйка.

— Наверное... нужно вернуться.

— Разве ты не только что сбежал оттуда?

— Но там остались незаконченные дела...

— У тебя есть где жить?

— Хм.

— А деньги?

— ...

Таких приятных глазу кротких мужчин было слишком мало. Ёсано Акико без колебаний села рядом с ним. Её решимость превосходила мужскую, она выглядела почти как герой.

Подойдя ближе, она даже разглядела опущенные уголки глаз Ёдзо.

— Ты возвращаешься в Иокогаму? — спросила она.

Ёдзо меланхолично взглянул на неё. Его глаза на мгновение расширились, но тут же он снова опустил голову:

— Да. Но я не могу ехать на JR. Чтобы вернуться, наверное, придётся искать частную машину... Туда нужно вернуться обязательно...

— У меня нет денег... и нет места, где жить...

Никто не мог разобрать выражения лица Ёдзо.

«Не может ехать на JR — значит, нет документов? Или в Иокогаме его ждут враги?» — подумала Ёсано. — «Максимум — это мафия какая-нибудь. Этих преступников я обидела предостаточно».

В этом баре курить разрешалось. Она снова закурила сигарету с капсулой. Дым окутал её и Ёдзо.

— Как тебя зовут?

— Ёдзо... можно просто Аё... — Он, казалось, что-то понял и покорно обнажил белоснежную шею. — Считайте меня художником.

Аё. Он посмотрел на Ёсано своими глазами, полными меланхолии, словно само дыхание причиняло ему боль, и, что было крайне редко, сам спросил:

— Вы... вы можете мне помочь?

Его взгляд, несомненно, поразил Ёсано. В голове у неё царил хаос.

«Художник? Артист? Неудивительно, что он выглядит таким утончённым и чувствительным».

«Этот взгляд, он просто...»

В её голове были только кошки, кошки, кошки. Красивый бездомный кот. Он смотрит на тебя своими влажными глазами и жалобно мяукает.

Она выдохнула клуб дыма. Белый дым с мятным ароматом окутал пленительное лицо Ёдзо.

— В моей квартире есть несколько свободных комнат, — сказала она.

— Итак, ты умеешь готовить?