Глава 14. Смущенный тесть и разыгранный Цинцы (Часть 1)

После утренней аудиенции Цзэн И с улыбкой подошел к Юань Чжоцзину.

— Ваше Высочество, погода сегодня чудесная.

— Погода действительно неплохая. Хотелось бы, чтобы она оставалась такой до тех пор, пока мой достопочтенный тесть не выйдет за ворота дворца, — Юань Чжоцзин бросил на него равнодушный взгляд.

Цзэн И натянуто засмеялся, чувствуя себя неловко. Он понимал, что, несмотря на обращение «тесть», князь не воспринимал его всерьез и продолжал вести себя высокомерно.

— Непременно, непременно. Слышал, моя дочь Цинья хорошо себя показала перед императрицей и очень ей понравилась. Не знаете, правда ли это?

— А разве вам, как отцу, это неизвестно?

Цзэн И скривился. Если бы не коллеги, подтолкнувшие его к этому разговору, он бы ни за что не стал добровольно связываться с этим избалованным и высокомерным юнцом. Хотя нельзя было отрицать, что в глубине души все его боялись.

— Я просто не виделся с дочерью. Говорят, она прочла какое-то стихотворение. Интересно, какое? Вы, конечно же, знаете. Не расскажете?

Цзэн И был уверен, что Юань Чжоцзин не скажет, что не знает. А если знает, то наверняка можно будет выведать и само стихотворение.

Но, вопреки ожиданиям, Юань Чжоцзин бросил: — Конечно, знаю. Все узнают, когда зацветут персики, — и, не оборачиваясь, ушел.

Эти слова были адресованы и чиновникам, которые украдкой наблюдали за их разговором. Цзэн И пожал плечами, показывая, что сделал все, что мог.

Про себя он вздохнул: «Лучше поскорее уйти». Дочери вышли замуж, даже та, на которую он никогда не обращал внимания, нашла себе выгодную партию. Пусть все идет своим чередом, он больше не хотел вмешиваться.

Наступило начало марта. При мысли об этом месяце Сяоя вспоминала бескрайние рапсовые поля Уюань Ликэн.

Она была спокойной и безмятежной, казалось, ничто не могло ее потревожить.

В Северном дворе, не выходя за его пределы, она не жаловалась и каждый день находила себе занятие по душе.

Застенчивость юности сменилась сдержанностью. В университете однокурсники считали ее холодной, но те, кто знал Сяою поближе, понимали, что она добрая и отзывчивая.

Большую часть времени, если не считать редких улыбок, она была похожа на цветок рапса среди бескрайних полей — ничем не примечательная, обычная, но с богатым внутренним миром.

За эти почти два месяца о ней, конечно, вспоминали, но Юань Чжоцзин самовольно отклонил не меньше десяти приглашений и визитов к княгине.

Его отговорка всегда была одна и та же: «Княгиня нездорова», — но при этом он запрещал любые посещения.

Если бы Сяоя знала об этом, она бы горько заплакала. Ее незаслуженно прозвали «второй Линь Дайюй». Все считали Линь Дайюй болезненной и хрупкой, а теперь и Цзэн Цинья стала для всех синонимом немощности.

Императрица Шучжу дважды предлагала Юань Чжоцзину привести Сяою в гости, но он оба раза отказал. Как говорится, «Бог любит троицу», и императрица, зная нрав князя, больше не настаивала.

Однако ей очень хотелось поговорить с девушкой. Если бы император приказал, князь непременно отпустил бы Сяою, но чуткая императрица не хотела беспокоить его по такому пустяковому поводу.

Оставалось только ждать начала марта, когда они обязательно увидятся, думала императрица Шучжу.

Наложница Ли ерзала на месте. С некоторого времени императрица не сводила с нее глаз.

В прошлый раз императрица пригласила ее на беседу и много расспрашивала о Цзэн Цинья, но та ничего не знала. Возможно, это и расстроило Ее Величество.

«Но я не виновата, — мрачно размышляла наложница Ли. — Я не могу считать свою сводную сестру, рожденную от служанки, родной. Отец и тот не обращал на нее внимания. Я уже хорошо к ней отношусь, не издеваясь, а тут еще и заботиться должна?»

Императрица Шучжу вовсе не сердилась. Она просто смотрела на лицо наложницы Ли и думала, как непохожи эти две сестры, несмотря на родство.

«Удивительны люди. Настоящие сестры не ладят, а с совершенно чужим человеком чувствуешь себя комфортно с первой встречи», — подумала она.

Цинцы чувствовал себя крайне неловко. Он пожалел, что согласился остаться на обед.

Сяоя подмигнула Дунъюй и улыбнулась. Дунъюй победно вскинула голову. Казалось, их взаимопонимание росло не по дням, а по часам.

Только что Сяоя предложила Цинцы остаться на обед.

Тот сразу отказался.

Дунъюй тут же вмешалась: — Господин Цинцы, княгиня любезно приглашает вас отобедать вместе, а вы сразу отказываетесь. Разве слова княгини ничего не значат?

— Не смею, просто… — Цинцы смутился. Он часто бывал в Северном дворе и уже привык к неформальной обстановке, поэтому не мог вести себя слишком строго.

— Просто пообедать вместе. Неужели вы не согласитесь, Цинцы? — с интересом спросила Сяоя, подхватывая его слова.

— Это неуважение к нашей княгине! Господин Цинцы, оставайтесь пообедать, — Дунъюй с улыбкой предложила ему выход из положения и усадила за стол.

«Нужно же было так не вовремя прийти! Явился как раз к обеду», — с досадой подумал Цинцы.

В Северном дворе за обедом не соблюдали строгий этикет. Все сидели за длинным прямоугольным столом во дворе.

Обычно они располагались по двое с каждой стороны, лицом друг к другу. Сяоя и Гуйцзы сидели спиной к дому, Дунъюй и Цинфэн — напротив. Теперь, с появлением Цинцы, Дунъюй принесла еще один стул и поставила его во главе стола. Неудивительно, что Цинцы чувствовал себя так неловко.

К концу обеда, несмотря на мартовскую прохладу, рубашка Цинцы под одеждой промокла от пота. Даже Цинфэн улыбнулась.

«Эта княгиня совсем не такая, как другие. Слуги обедают вместе с госпожой, передают друг другу еду и без стеснения шутят. Никто не поверит, что в Северном дворе княгини все как в обычной семье», — подумал Цинцы, качая головой.

— В этот раз я обязательно сделаю вас самой красивой женщиной на празднике! Смотрите, это новое платье, я сама его сшила! — воскликнула Дунъюй.

— Дай-ка посмотреть! А я все гадала, чем ты последнее время тайком занимаешься. Оказывается, новое платье шила, — Сяоя взяла новое платье и стала его рассматривать. Работа и вышивка были великолепны. По подолу распускались ярко-желтые цветы рапса.

Эта девушка запомнила все ее слова.

— Белое платье и желтые цветы — все как вы хотели! Правда, я талантливая?

— Хе-хе, действительно, «рапсовые цветы» (игра слов: «талантливая» по-китайски созвучно с «рапсовые цветы»).

— Вы опять смеетесь надо мной! — Дунъюй притворно топнула ногой.

— Смеюсь-то смеюсь, но и хвалю тоже! Что бы я без тебя делала, Дунъюй? — Сяоя обняла ее и смеялась, пока та не покраснела от смущения.

— Почему ты так долго? — В кабинете Син Юань Чжоцзин не выдержал и сделал замечание Цинцы. Он всего лишь послал его в Северный двор передать сообщение, а тот вернулся только через полчаса.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — ответил Цинцы. Он колебался, стоит ли говорить, что задержался из-за обеда у княгини.

— Что-то случилось? — Юань Чжоцзин не был по-настоящему рассержен. Он махнул рукой, разрешая Цинцы встать.

— Ничего особенного. Просто когда я пришел, княгиня как раз обедала.

— В это время? Значит, она специально заставила тебя ждать? Цзэн Цинья решила строить из себя важную персону? Какая смелость, — Юань Чжоцзин с силой постучал пальцами по столу. Его лицо было непроницаемым.

— Нет, не…

— Все, можешь идти.

Цинцы никак не ожидал, что князь так все истолкует. Он хотел объяснить недоразумение, но Юань Чжоцзин не дал ему и слова сказать.

Цинцы с досадой вышел.

— Господин Цинцы сказал, что кучер приедет за нами в час дня (время Вэй). Почему его до сих пор нет? — спросила Дунъюй.

— Не волнуйся, он обязательно приедет, — Сяоя подозвала беспокойно расхаживающую Дунъюй и предложила ей чаю. Цинфэн молча вышивала.

— Самое время для послеобеденного сна, — мечтательно произнесла Сяоя.

— Ни в коем случае! — Дунъюй тут же остановила ее. — Вы только что сделали прическу, она вся растреплется!

— Знаю, знаю. Не ворчи, — недовольно надула губы Дунъюй. Сяоя, глядя на нее, рассмеялась.

Пока Сяоя прихорашивалась, они долго спорили, какие заколки использовать и сколько их должно быть. Теперь Дунъюй наконец-то замолчала.

В конце концов, по настоянию Сяои, в левую часть прически добавили заколку в виде бабочки. Две золотые бабочки словно парили в волосах, и казалось, что на солнце они вот-вот вспорхнут.

Гуйцзы неторопливо заваривал чай. Четверо людей наслаждались тихим и безмятежным днем. Их жизнь, подобная жизни птиц в клетке, была простой и размеренной. Они находили радость в мелочах.

Гости, приглашенные императрицей на Праздник цветения персиков, постепенно прибывали. Уже образовались небольшие группы, оживленно беседующие друг с другом.

Сяоя приехала рано, когда еще почти никого не было. Заметив, что каждый гость принес с собой подарок, она смутилась, осознав, как невежливо было явиться с пустыми руками.