Глава 1. Раздел земли по семьям

Рядом с низеньким соломенным домом притулилась еще более скромная хижина. Несмотря на тесноту, внутри было чисто и аккуратно, даже имелись отдельные уголки для кухни и туалета.

Заходящее солнце не проникало в закрытое помещение, оставляя его в полумраке. Чэнь Хуа, держа в руке куриную ножку, оторвал кусочек мяса и дал своей трехлетней дочери, после чего рукавом вытер пот со лба.

— Чэнь Чэн, в доме слишком жарко. Пойдем поедим на улице?

Проглотив кукурузную кашу, Чэнь Чэн энергично замотала головой и, надув губы, заявила:

— Не хочу на улицу! Тетя и дядя вернутся и отберут мое мясо.

Взгляд Чэнь Хуа потускнел. Он вздохнул и попытался вразумить дочь:

— Последние два года дедушка с бабушкой нам очень помогали. Мы должны поделиться с ними курицей.

— А почему они позавчера, когда ели мясо, меня не позвали? — Чэнь Чэн не понимала сложных объяснений, ее волновали лишь практические вопросы.

Чэнь Хуа горько усмехнулся:

— Дедушка с бабушкой не ели мясо, они просто вытопили немного жира, чтобы обжарить овощи. В прошлом месяце, когда у них было мясо, они же тебя звали?

В 1979 году мясо было редкостью. Даже небольшого кусочка сала хватало, чтобы приготовить что-то особенное. За шкварки братья и сестры могли подраться. Чтобы сэкономить масло, обычно ели салаты, а чтобы еда не портилась в жару, добавляли много перца.

Чэнь Чэн немного подумала, но все равно покачала головой:

— У нас и так мало курицы. Если мы отдадим им половину, нам самим нечего будет есть. Я хочу еще пару дней ее поесть.

Чэнь Хуа приподнял бровь, пытаясь напугать дочь:

— Но если ты сейчас не поделишься, в следующий раз они тебя не позовут, когда у них будет мясо. Мне-то все равно, даже если позовут, мне будет неудобно идти. А вот ты потом не плачь.

Чэнь Чэн задумалась, а затем предложила:

— Давай спрячем курицу, чтобы они не узнали!

— Думаешь, от твоей тети с ее нюхом что-то можно спрятать? Чэнь Чэн, будь умницей, поделись с ними. Папа потом заработает денег и купит тебе много-много мяса, хорошо? — Чэнь Хуа терпеливо уговаривал дочь.

Услышав обещание отца, Чэнь Чэн наконец неохотно кивнула. В этот момент бамбуковая дверь распахнулась, и в дом влетела двенадцатилетняя девчонка с соломенными волосами.

— Ага! Чэнь Хуа, ты тайком курицу ешь! Ту самую несушку, которую только что получили! Которая должна нести яйца, чтобы мы могли купить соль! Ты ее съел! Как ты теперь жить собираешься?!

Чэнь Хуа приподнял бровь и с улыбкой спросил:

— Чэнь Цзюнь, если я отдам тебе половину, ты назовешь меня братом?

— Брат! Брат! Брат! Спасибо, братик! — выражение лица Чэнь Цзюнь менялось быстрее, чем у профессионального актера, исполняющего «бяньлянь».

Чэнь Хуа горько усмехнулся:

— В дуршлаге на плите. Сама возьми.

Чэнь Цзюнь подошла к плите, покопалась в дуршлаге и взяла лишь небольшую часть курицы с шеей, оставив остальное.

Проходя мимо Чэнь Хуа, она помахала своей добычей:

— Мне этого хватит. Остальное оставь Чэнь Чэн. Кстати, завтра будут делить землю. Встань пораньше. Жарко, бригадир сказал, что начнут в шесть. Кто опоздает, тому хорошей земли не достанется. И еще, хоть твоя жена и уехала учиться, ее прописка все еще у тебя. Попробуй получить за нее дополнительный участок.

Женой Чэнь Хуа была Чэн Вэнь, приехавшая из Пекина девушка из образованной молодежи. Чтобы вернуться домой, она три года подряд сдавала экзамены в университет и наконец поступила в Пекинский университет.

Все эти три года Чэнь Хуа в одиночку зарабатывал трудодни, чтобы прокормить троих. Насколько тяжело ему приходилось, можно только догадываться. Если бы не помощь родителей, они могли бы умереть с голоду. А она уехала и не вернулась.

Ну и пусть. Такая эгоистичная женщина ему не нужна. Он больше не поедет в Пекин ее искать. В этом нет никакого смысла.

Чтобы найти общий язык, Чэнь Хуа пришлось бы работать не покладая рук еще тридцать лет. С развитием общества все окажутся на равных, и тогда, благодаря его усилиям, когда у них появится общий язык, жить вместе уже будет поздно.

На следующее утро Чэнь Хуа встал рано, почистил зубы пальцем, умыл себя и дочь почти превратившимся в тряпку полотенцем, взял табуретку и отправился с Чэнь Чэн в школу.

Все деревенские собрания проводились в школе — только школьный двор мог вместить три тысячи жителей деревни.

После выступлений районного начальства и деревенских чиновников бригадиры уводили свои группы по двести-триста человек, чтобы распределить землю.

Бригадира их производственной бригады звали Ван Цзюнь. Это был коренастый мужчина тридцати-сорока лет. В те времена жители Сычуани были невысокими, но крепкими. В холмистой местности нельзя было использовать телеги, все приходилось носить на спине или на плечах, поэтому люди не могли вырасти высокими.

Ван Цзюнь поставил перед собой стол, положил на него толстую тетрадь и сказал:

— У нас в бригаде около ста му рисовых полей, чуть больше ста пятидесяти му суходольных полей и около десяти му холмов для заготовки хвороста. В общей сложности около двухсот семидесяти му, почти двести восемьдесят. А людей у нас больше трехсот. На каждого приходится чуть больше девяти фэней. Как делить — предлагайте. Главное, чтобы было по справедливости.

Чэнь Хуа первым поднял руку:

— Если мне отдадут старую свиноматку бригады, я готов обменять рисовые поля на суходольные. Мне неважно, сколько, лишь бы участок был цельным.

Ван Цзюнь удивленно спросил:

— Не хочешь рисовые поля? А как же ты будешь выполнять план по сдаче зерна?

Чэнь Хуа беззаботно ответил:

— Куплю зерно и сдам.

Чэнь Цзюнь резко вскочила, но отец усадил ее обратно на скамейку:

— Твой брат не дурак. Раз он так решил, значит, у него есть план. Чего ты волнуешься?

Чэнь Цзюнь подумала и, кивнув, спокойно села.

Какая-то старушка со стороны поддразнила:

— Чэнь Хуа, не бери суходольные поля, а то Чэн Вэнь вернется и задаст тебе!

Чэнь Хуа посмотрел на нее искоса:

— Думаешь, если моя жена вернется, мне еще придется работать в поле?

Ван Цзюнь постучал по столу, чтобы привлечь всеобщее внимание, и обратился к Чэнь Хуа:

— Ты хорошо подумал? Раздел земли — это, скорее всего, на всю жизнь. Если сейчас так поделим, потом будет сложно что-то изменить. Никто не станет отбирать у людей рисовые поля, чтобы отдать их тебе. Стоит ли старая, еле живая свиноматка того?