Цветы персика

Цветы персика

Город Наньань, расположенный всего в ста ли от Столицы, издавна славился своим процветанием и носил почетное прозвище «Маленькая Столица».

Предок семьи Лянь, Лянь Хэн, был мудрым министром, но, будучи еще в добром здравии, сам попросил об отставке и удалении из Столицы. Император, ценя его государственный талант и не желая, чтобы тот пропал даром, назначил его губернатором Наньань.

С тех пор семья Лянь обосновалась в Наньань и процветала.

Однако около десяти лет назад появились слухи о том, что глава семьи Лянь вступил в сговор с военным чиновником Шэнь Дувэем и замышляет недоброе.

Всегда сдержанный Шэнь Дувэй публично отрекся от каких-либо связей с семьей Лянь.

Впоследствии Верховный суд обнаружил в доме Шэнь карту окрестностей Столицы, что подтвердило обвинения против семьи Шэнь.

Разгневанный император приказал казнить всех членов семьи Шэнь по обвинению в государственной измене.

Говорили, что в тот день кровь лилась рекой. Мужчины, женщины, старики и дети — никто не выжил. В Столице не осталось ни одного человека из семьи Шэнь.

Долгое время люди боялись даже упоминать об этом.

Но семье Лянь удалось сохранить свою безупречную репутацию.

Ранней весной сорок третьего года эпохи Лун Дэ во дворе семьи Лянь царила оживленная атмосфера. Слуги готовились к Празднику Весеннего Дракона.

Лянь Хунцзюэ, старшая госпожа Лянь, в красном платье стояла посреди двора, отдавая распоряжения людям, которые переносили различные вещи.

— Сладости сюда, а жертвенные подношения — в другую комнату, не перепутайте! А ты, Даньцзин, принеси сюда книгу расходов, хватит слоняться без дела!

Даньцзин, прислонившись к искусственной скале, вырезал узоры на своей любимой нефритовой флейте.

Услышав окрик сестры, он поспешно изобразил невинную улыбку.

— Иду, сестра! Я только вот эту… совсем чуть-чуть доделаю.

Лянь Хунцзюэ давно привыкла к его «чуть-чуть» и «скоро», зная, что его «чуть-чуть» может растянуться надолго.

Но она слишком любила своего брата, чтобы сердиться, поэтому лишь поддразнила его:

— Для какой девушки этот подарок, Даньцзин?

Даньцзин не успел ответить, его перебил густой мужской голос:

— Для той девушки у ворот? Даньцзин, пойди посмотри. Хунцзюэ, продолжай заниматься своими делами, я просто прогуливаюсь.

— Отец.

— Господин.

Все во дворе поклонились вошедшему.

Это был Лянь Хо, уважаемый губернатор Наньань.

— Хорошо. Сестра, я скоро вернусь и проверю счета, — смущенно пробормотал Даньцзин и, сжимая в руке свою драгоценную флейту, выскользнул через каменную арку.

Флейту он вырезал из нефрита, который выменял у другого молодого господина на сандаловое дерево. Он провел за работой больше половины месяца, прежде чем флейта приобрела более-менее законченный вид.

Подойдя к главным воротам, он почувствовал, как бешено заколотилось его сердце. Это была Шэнь Юньцин.

— Господин Лянь, — Шэнь Юньцин поклонилась. По сравнению с их встречей на Небесной улице, она выглядела чуть более нарядно, но все равно была одета в простую одежду.

Однако даже легкого дуновения ветра, играющего в ее волосах, было достаточно, чтобы Даньцзин не мог отвести от нее глаз.

— Господин Лянь, я Шэнь Юньцин, — повторила она.

— О, прошу вас, проходите, госпожа Шэнь! — Даньцзин, ругая себя за свою оплошность, поспешно добавил: — Зачем вы пожаловали… Постойте, госпожа Шэнь!

Шэнь Юньцин опустилась перед ним на колени.

Даньцзин, привыкший к тому, что перед ним преклоняют колени, впервые почувствовал себя совершенно растерянным. Он даже отложил свою драгоценную флейту, забыв, для кого она предназначалась.

Он поспешил помочь ей подняться, но Шэнь Юньцин, которая казалась такой хрупкой, оставалась неподвижной, не поднимая на него глаз.

— В прошлый раз… в прошлый раз я не знала, что это вы, господин Лянь. Прошу прощения. Вы сказали, что если мне понадобится помощь, я могу обратиться к вам. Я человек низкого происхождения и не должна была… Но моя мать тяжело больна, и я пришла просить лекарство…

— Госпожа Шэнь, прошу вас, встаньте! Лянь Ци! Лянь Ци! Скорее, скажи господину Янь, что я иду в аптеку! Сейчас же!

***

— Мне кажется, с ней что-то не так, — в третий раз за день произнес Лянь Ци.

— Что с ней не так? Не говори глупостей! — отозвался Даньцзин. В последнее время он был полон энергии, с энтузиазмом помогал Хунцзюэ и даже перестал считать цифры в книге расходов такими отталкивающими.

Он улыбался всем служанкам, заставляя их краснеть и шептаться между собой о том, какое радостное событие произошло с молодым господином.

— Господин, не дайте чувствам вас ослепить! Хотя семья Лянь всегда была благосклонна к простым людям, и господин с госпожой не запрещают вам общаться с девушкой из простонародья, и нам не жалко этих лекарств, но почему госпожа Шэнь так резко изменила свое отношение? Мне кажется, ее слова — лишь отчасти правда. Лучше быть осторожнее… Ой! За что?!

— Ты такой умный! У человека мать больна, она пришла просить о помощи из сыновней почтительности, а ты даже не тронут?

— Говорил же тебе… — пробормотал про себя Лянь Ци. — Лучше я сам все разузнаю, чтобы не случилось беды.

Шэнь Юньцин теперь часто приходила за лекарством. Даньцзин, самый избалованный в семье, каждый раз встречал ее, заворачивал для нее самые вкусные угощения, показывал свои самые ценные безделушки, катал на самодельных качелях и давал покататься на своем любимом коне.

Шэнь Юньцин постоянно отказывалась, ссылаясь на разницу в их положении, но Даньцзин был настойчив.

Когда Шэнь Юньцин улыбалась, ему казалось, что весь мир озаряется светом. Когда же она выглядела печальной, он списывал это на беспокойство о матери и сам начинал переживать.

Однако каждый раз, когда он спрашивал о ее матери, Юньцин отвечала, что ей «лучше», и мысли Даньцзина снова возвращались к ней самой.

Ее холодность, таинственность, сила, которую он помнил с их первой встречи, и — настоящая или наигранная — слабость, которую она демонстрировала сейчас… Все это лишь сильнее притягивало Даньцзина.

В один из таких дней, когда Шэнь Юньцин получила лекарство, Даньцзин провожал ее. На персиковых деревьях во дворе уже распустилось несколько бело-розовых цветов, словно предвкушая скорое наступление весны.

Было еще холодно, и Даньцзин настоял, чтобы отправить Юньцин в карете. Подышав на руки и растерев их, он помог ей сесть в экипаж.

— Февральские персики цветут так рано! — Даньцзин пристально посмотрел на Шэнь Юньцин. — Госпожа Шэнь, будьте осторожны в дороге.

Однако у Шэнь Юньцин не было настроения любоваться цветами.

Она знала, что такое Порошок Разрушения Души.

Яд Долины Погружения Благовоний был подобен острой, но в то же время мягкой игле. Он не убивал мгновенно, а медленно высасывал жизненную силу, истощая душу и оставляя после себя лишь пустую оболочку.

Если в течение месяца не получить противоядие, Тётушка Цинь увянет, как засохшее дерево, и навсегда покинет ее.

Шэнь Юньцин видела, как с каждым днем Тётушке Цинь становилось все хуже. Она понимала, что лекарство — лишь предлог. Кроме противоядия от Главы Долины, от Порошка Разрушения Души не было спасения.

Когда Шэнь Юньцин бывала дома, она брала «Ловец Ветра» и подолгу разглядывала его, словно не могла насмотреться.

После возвращения с Небесной улицы Тётушка Цинь, не отпуская ее руки, сказала, что хочет рассказать ей о ее прошлом.

Не успела она произнести и нескольких слов, как слезы хлынули из ее глаз. Шэнь Юньцин, крепко сжав губы, гладила ее по плечу.

Рассказ длился всю ночь.

С того дня Тётушка Цинь словно сбросила тяжкий груз с души, сняла свои доспехи. Ее безумие усилилось, и все в Долине стали сторониться ее, как чумной.

Шэнь Юньцин все чаще мучили кошмары.

Окровавленные лица из ее снов становились все отчетливее.

Это была восьмилетняя служанка, с которой она росла. Иногда они делили друг с другом сладости, как сестры, иногда ссорились и дергали друг друга за косички, иногда Шэнь Юньцин, пользуясь своим положением госпожи, назначала ей какое-нибудь несерьезное наказание.

Это был старый управляющий Ван, который всегда добродушно улыбался им, морщины собирались у него на лбу, и Шэнь Юньцин хотелось их разгладить. Но в делах он был очень проницателен и держал всех слуг в ежовых рукавицах.

Это был крик ее матери.

Это был силуэт Тётушки Цинь, израненной, уводящей ее из Столицы.

Запах крови из Долины Погружения Благовоний смешивался с запахом крови той ночи десятилетней давности, раз за разом терзая ее нервы в темноте.

Она не забыла, просто пыталась заглушить боль утраты другой болью.

Проснувшись в очередной раз от криков и запаха крови, она почувствовала, как в ее глазах вспыхнула жажда мести.

«Больше нельзя ждать», — подумала она. — «Нужно действовать немедленно».

Она встала и достала из-под кровати деревянную шкатулку. Под украшениями лежал план поместья Шэнь.

Она не заметила, что в этот раз в конце кошмара расцвел цветок персика.