Глава третья. Камера (Часть 1)

Глава третья. Камера

Камеры в следственном изоляторе были пронумерованы, как и заключенные. Обращаясь к ним, надзиратели обычно не называли имен, а использовали номера. Поэтому камеры называли «номерами».

У людей, попавших сюда, не было ни имени, ни индивидуальности. Они оставляли за порогом свое прошлое и будущее. Все, что у них оставалось, — это грехи, требующие искупления, и бесконечное настоящее, отсчитываемое днями.

Камера представляла собой комнату четыре на восемь метров, еще более мрачную, чем комната для допросов в третьем отряде. Вдоль левой стены тянулись нары, похожие на ряды ячеек в колумбарии. В проходе стоял шкаф, в котором хранились запрещенные предметы: сигареты, зажигалки и прочее. Это место всегда тщательно проверяли надзиратели, но, как ни странно, во время проверок в шкафу всегда царил идеальный порядок.

За шкафом находилась раковина с полотенцами и зубными щетками. Над раковиной висело зеркало, которое невозможно было разбить, лишая заключенных возможности покончить с собой. Зубные щетки тоже были сделаны из мягкого материала, чтобы их нельзя было использовать как оружие.

В углу камеры находился туалет без каких-либо перегородок. Стыд — это последнее, что должно было волновать заключенных.

В железной двери было небольшое окошко для раздачи еды. Над ним, в углу, висела камера видеонаблюдения, защищенная металлической сеткой. Еще выше — старый 21-дюймовый телевизор. Назвать его цветным было бы преувеличением. Он показывал в основном новости и давно нуждался в ремонте, поэтому изображение чаще всего было черно-белым.

Сейчас десяток угрюмых заключенных безразлично смотрели по телевизору передачу о правопорядке. В их глазах не было ни раскаяния, ни интереса.

В студии ведущий в костюме и галстуке беседовал с экспертами.

— Уголовно-процессуальный кодекс Китайской Народной Республики четко запрещает применение пыток. Пытки — это пережиток феодального прошлого, противоречащий принципу презумпции невиновности,

— вещал эксперт с зализанными назад волосами и идеально завязанным галстуком.

Другой эксперт в очках с золотой оправой, говорящий с акцентом, тут же поддакнул:

— В чем заключается реформа правоохранительной системы? В том числе и в искоренении пыток.

На экране появилась городская больница. Чэн Бин, Ма Чжэнькунь, Ляо Цзянь и Сюй Ичжоу с пустыми глазами выходили из здания в наручниках и садились в полицейскую машину. Это был момент их ареста.

Передача транслировалась по всем каналам. На витринах самого популярного торгового центра города красовались новые импортные телевизоры с диагональю от 30 до 80 дюймов. На всех экранах показывали кадры ареста сотрудников третьего отряда. Из-за небольшой задержки сигнала лица полицейских мелькали на экранах разных размеров.

У витрин толпились покупатели. Кассовый аппарат не переставая пищал, выплевывая сдачу. Сегодня был настоящий ажиотаж.

— А можно посмотреть фильм или спортивный матч? Что по новостям качество изображения оценивать?

— жаловался один из покупателей.

— Я столько денег отдал за телевизор, а дома его ставить некуда. Лучше бы радио купил!

— ворчал другой.

Продавец тут же подошел к нему с любезной улыбкой:

— У нас и радио есть.

Он подвел покупателя к стенду с радиоприемниками и включил один из них. Диктор бодрым голосом сообщал:

— В расследовании дела «921» достигнут значительный прогресс!

Покупатель, не слушая, покрутил ручку настройки и перешел к следующему прилавку.

В трудные времена люди ждут героя. Но когда все налаживается, о героях забывают. Горожане не благодарили Чэн Бина. На улицах люди спешили по своим делам, мало кто обращал внимание на новости.

— Наша задача — не только наказывать преступников, но и защищать права человека. Поэтому виновные в применении пыток полицейские должны понести заслуженное наказание. Это станет уроком для всего общества!

— Хлоп!

Звук открывающейся двери привлек внимание заключенных. Они оторвали взгляды от телевизора. С лязгом задвинулся засов. Чэн Бин медленно повернулся и посмотрел на дверь.

С ночи 26 сентября жизнь Чэн Бина превратилась в старый немой фильм. Последние дни пролетели как один миг. Он все еще думал о том, как заставить Ван Даюна рассказать о местонахождении брата. Даже этот резкий звук не смог вывести его из оцепенения.

Он повернулся к заключенным. На нем была синяя роба, в руках — старое одеяло и тазик с туалетными принадлежностями. Он ничем не отличался от других заключенных. Он был похож на человека, которого ударили вантузом по голове: взгляд потухший, лицо осунувшееся.

Чэн Бин равнодушно смотрел на заключенных. В его нынешнем состоянии ничто не могло его заинтересовать, но профессиональная привычка все же заставила его обратить внимание на одного из них. На мужчине была желтая роба, на ногах — кандалы. Это, должно быть, был смотрящий.

— Новенький, ложись сюда,

— хриплым голосом сказал он.

Как и в поезде, места на нарах делились на хорошие и плохие. Смотрящий указал Чэн Бину на место у самого края, рядом с туалетом. Зимой там было холодно, летом — жарко.

Чэн Бин поставил таз с принадлежностями у раковины и, держа в руках одеяло, подошел к нарам. Сосед по нарам подвинулся, освобождая ему место. Чэн Бин ни на что не реагировал. Краем глаза он взглянул на соседа. Это был худой молодой человек с длинными ногами, которые свисали с нар. Он выглядел интеллигентным, и Чэн Бин почему-то вспомнил Ян Цзяньтао. Они, должно быть, были одного поля ягоды.

Место Чэн Бина вместе с местом молодого человека было меньше, чем место смотрящего, на котором могли бы поместиться четверо таких, как Чэн Бин. Если бы сосед ворочался во сне, Чэн Бину было бы негде спать. Однако Чэн Бин знал, что здесь никто не ворочается.

Как опытный полицейский, он знал все о жизни в камере, он слышал и видел многое. Большинство заключенных, побывав здесь хоть раз, избавлялись от своих вредных привычек: бросали пить, курить, переставали дергать ногами и драться во сне.

В голове Чэн Бина словно завелся червячок, который постоянно возвращал его мысли к прошлой жизни, к работе в полиции, хотя он изо всех сил старался не думать об этом. Эта внутренняя борьба отнимала у него много сил, он чувствовал себя так, словно бежал марафон.

Из-за этого он часто не замечал, что происходит вокруг. Он очнулся только тогда, когда смотрящий подошел к нему.

— На колени,

— скомандовал тот.

Чэн Бин не шевельнулся. Молодой человек поспешил освободить место, и вокруг Чэн Бина встали несколько крепких заключенных. Он чувствовал исходящий от них запах угрозы.

Чэн Бин медленно опустился на колени. Он сделал это не из страха перед заключенными, а потому, что был погружен в свои мысли. Даже когда его окружили, он все еще был где-то далеко. Опустившись на колени, он немного пришел в себя, и профессиональная привычка снова взяла верх. За несколько минут, слушая разговоры заключенных, он узнал, что громилу рядом со смотрящим зовут Хуцзы, он был правой рукой главаря, а молодого человека, который уступил ему место, — А Чжэ.

Хуцзы задрал рукав робы, демонстрируя накачанные мышцы и татуировки. Голос его был грубым, как и подобает человеку с такой внешностью.

— Это Хун Чжун. Называй его Чжун Гэ,

— прорычал он.

Чэн Бин, опустив глаза, ответил:

— Чжун Гэ.

Хун Чжун осмотрел Чэн Бина с ног до головы и пнул его ногой, приказав повернуться. Затем он довольно хмыкнул и назидательным тоном сказал:

— Считаешь, что тебя несправедливо осудили? Пытки — это нарушение прав человека, это незаконно. Ты еще и человека убил. Так тебе и надо! Закон суров, но справедлив!

Эти слова, произнесенные заключенным, звучали как злая шутка. Остальные заключенные засмеялись и закивали. Хун Чжун, довольный произведенным эффектом, снова посмотрел на Чэн Бина и замер.

Эти слова задели Чэн Бина за живое. Он стиснул зубы, и на скулах заиграли желваки.

Голос Хун Чжуна стал еще жестче, в нем слышалось злорадство.

— Не согласен? Забудь, что ты полицейский. Будь тише воды, ниже травы. Веди себя хорошо, понял?

Чэн Бин снова отключился. Когда в последний раз с ним говорили таким тоном? Это было совсем недавно. Он вспомнил разговоры с начальником Чэнем после убийства Юэ Ян и машинально кивнул.

— Отвечай!

— рявкнул Хун Чжун.

Чэн Бин словно попал в другой мир. Все, что говорил ему Хун Чжун, он сам говорил бесчисленному количеству преступников. Изнасилования, кражи, убийства, грабежи, поджоги, преступления против общественной безопасности… Лица преступников мелькали перед его глазами, как в калейдоскопе. И в конце он увидел свое собственное лицо.

— Понял,

— тихо ответил он.

Хун Чжун, похоже, не собирался его отпускать.

— Вымой пол и проваливай,

— бросил он, словно отгоняя надоевшую собаку.

Чэн Бин замер, а затем поднял глаза. В его взгляде читалась ярость, от него исходила мощная энергия.